Бумажная луна

Но с кем бы Дженис ни поговорила — с банкиром или с шерифом, — она все равно потеряет работу. Учительница не может позволить такого: мужчине ночевать в ее доме. Это еще один непреложный закон местной жизни. Значит, обеспечив Маллони необходимым алиби, она лишится работы. Придется уехать из Минерал-Спрингс, и Бетси так и не увидит свои новые занавески.

В жизни Дженис слишком часто и слишком многого приходилось бояться, но последние годы прошли относительно благополучно. И сейчас ей не хотелось возвращаться к прежним страхам, не хотелось снова жить, не зная, будет ли завтра хлеб и крыша над головой. Как всегда бывало в такие минуты, ужас сковал ее тело, и на деревянных ногах она вернулась домой.

К шерифу Дженис решила пока не ходить. Может, до рассвета объявятся новые подозреваемые. Может, Питер наврет им что-нибудь правдоподобное или расскажет правду, тогда к ней придут за подтверждением и поверят в то, как было на самом деле. Хотя и глупо на это надеяться.

Теперь-то уж точно не заснуть. Придя домой, Дженис налила в ведро воды и принялась мыть пол в кухне. Она могла бы показать «м смятую постель Бетси. А если она покажет новые занавески и стружки на полу у камина, им придется поверить ей. Да, они поверят в невиновность Маллони и отпустят его, вот только в ее невинность они не поверят никогда.

Тот панический страх, который она испытала в пятнадцать лет, оставшись беременной и без мужа, снова захлестнул ее. Дженис живо, словно это было вчера, вспомнила реки слез, пролитые матерью, каменное лицо отца, застывшее мучительной маской, растерянные взгляды братика и сестренки, когда она объявила родным о своем падении.

Чтобы скрыть ее позор, родителям пришлось спешно перебраться в Катлервиль. Этот переезд постепенно разрушил судьбы всех членов семьи. Она видела, как голодала ее мать, чтобы накормить детей, видела, как отец старился и слабел от тяжкого труда, невзгод и лишений. Самой ей приходилось годами гнуть спину, чтобы хоть как-то оградить брата и сестру от той нищеты, в которую они погрузились по ее милости. И все для того, чтобы это повторилось снова?

Дженис почувствовала, как горячие слезы упали ей на руку. Этим слезам за все десять лет ни разу не удавалось ее утешить: никогда не изжить из памяти те страшные годы нищеты, стыда и терзаний совести. Она зарыдала еще безутешнее, оплакивая ребенка, которым никогда не была, родителей, которых больше никогда не увидит.

Она так отчаянно пыталась сохранить свою маленькую семью! И ей это удалось. Удалось, несмотря ни на что! Теперь брат и сестра почти взрослые. Они здоровы и будут счастливы.

Все, кроме дочери. Неужели Бог никогда не простит Дженис за ту единственную ошибку? Почему он заставляет Бетси страдать за грехи матери? Это несправедливо. Вообще вся жизнь несправедлива. Почему они все должны страдать за то, в чем виноваты не больше, чем отец Бетси?

При мысли о нем Дженис выпрямилась и вытерла слезы. Они оба были молоды и глупы, она, конечно, больше, чем он. Он-то знал, что делает, а она просто сошла с ума от любви и разыгрывала страсть. Слишком быстро дело зашло далеко. Дженис пыталась остановить его, но он был старше и сильнее. Она помнит безуспешную борьбу, пронзительную боль и унижение. Зато потом ее охватила глупая гордость: как же, такой красавец мужчина выбрал в жены ее, совсем еще девчонку! Правда, до алтаря они так и не дошли.

И она справедливо возлагала вину за это на Артемиса Маллони, отца Питера и Дэниела.

Дженис быстро утерла лицо рукавом, напомнив себе, что она уже взрослая женщина, а Артемис Маллони — больной старик и больше никогда не сможет причинить ей зла. Он даже не подозревает о ее существовании. Это он уволил с железной дороги отца маленькой Бетси. Уволил наряду со многими другими, чтобы освободить места для более дешевой рабочей силы — негров с Юга и бедных переселенцев.

Вот тогда-то вместе со многими другими молодыми людьми и ее Стивен уехал в неизвестном направлении. Уехал, оставив ей дочь, ноющую пустоту внутри, которая никогда не заполнится, и страх, который, наверное, тоже никогда не исчезнет совсем. В тот день Стивен забрал с собой все радости ее жизни. С тех пор Дженис уже не ведала счастья. За последние годы она узнала, что такое покой и относительное благополучие, и этого ей было больше чем достаточно. Крыша над головой, постоянный заработок, уважение соседей… Дженис просто не представляла, как будет жить дальше, если снова лишится всего этого. И из-за кого? Из-за сына проклятого Артемиса Маллони!

Дженис встала с пола и отряхнула юбку. Пройдя по еще мокрому полу, она взяла с плиты горячую воду и принесла оловянный тазик. Сначала надо помыться, переодеться в чистое, а потом уже все спокойно обдумать.

Дженис поставила греться еще воды. Она же обещала Маллони, что постирает сегодня. Чистая одежда нужна и в тюрьме. Уж такую-то услугу учительница может оказать «поджигателю». Она приготовила завтрак, гадая, кому шериф поручил сегодня кормить арестованных. Во всяком случае, к ней за едой никто не приходил.

Интересно, промолчит ли Маллони о том, где провел прошлую ночь? Вряд ли. Это не укладывалось в ее представление о мужчинах. Дженис отжала светлые вещи, развесила их на веревке и взялась за темные. Надо бы поискать в его седельных сумках остальную одежду, что-то слишком мало Питер оставил для стирки.

Она повесила его длинные панталоны в сарае, где вешала и свое нижнее белье. Здесь, на жаре, они высохнут так же быстро, как и на солнце.

К полудню Дженис приняла решение дать телеграмму Дэниелу. Ей не хотелось беспокоить Джорджину, но Дэниел должен знать, что брат попал в беду. У них наверняка есть в Хаустоне знакомый адвокат, который приедет и положит конец этому безобразному фарсу. Ведь против Маллони нет ни одной настоящей улики! Не могут же его повесить ни за что! Эта мысль прогнала ее страхи, и Дженис, стараясь больше ни о чем не думать, вернулась к повседневным делам.

Она съела одно печенье из приготовленных на завтрак, за которыми так никто и не пришел. Затем аккуратно подобрала волосы под шляпку, надела очки, перчатки и вышла из дома. Дженис шла по улице — такая порядочная, такая почтенная старая дева. Никто бы не подумал, что в душе она все еще слезливая пятнадцатилетняя девчонка.

Как только Дженис вошла в бакалейную лавку заказать муку и сахар, все разговоры сразу смолкли, но к ней подлетела одна из ее бывших учениц и зашептала, что в жизни не видела такого красивого мужчины, как этот арестованный, и что она убеждена в его невиновности.

«Что ж, это уже несколько проясняет ситуацию», — подумала Дженис. В аптеке она выпила лимонаду, чтобы утолить жажду, и столкнулась с миссис Дэннер, которая тут же заявила, что Маллони надо немедленно повесить, и потребовала, чтобы учительница поддержала ее в присутствии многочисленных жителей городка. Дженис, вежливо улыбнувшись, напомнила своей недоброжелательнице, что в «Десяти заповедях» сказано «не убий», и вышла на улицу. Да, умение уходить от прямого ответа очень быстро стало ее самым ценным качеством.

Ей не хотелось беспокоить Дэниела телеграммой без явной и срочной на то необходимости. Но с каждой минутой становилось все яснее, что тянуть больше нельзя. Дженис не посмела зайти в контору шерифа, боясь наткнуться на осуждающий взгляд Маллони. Итак, он молчал. Значит, ей надо позаботиться о том, чтобы Питер получил заслуженную помощь.

Перед тем как зайти на телеграф, Дженис решила проверить, не вернулся ли Джэсон Хардинг. Увидев его, она так обрадовалась, что схватила владельца ранчо и банкира за рукав рубашки и с искренней радостью и надеждой заглянула ему в лицо, чем привела Хардинга в крайнее замешательство: раньше она не только никогда не дотрагивалась до него, но и не смотрела ему в глаза.

— Дженни, что с тобой? Клянусь, я не знал, что ты так расстроена, иначе зашел бы к тебе раньше. Что еще, натворил этот подонок? Если он тебя обидел…

Дженис, энергично замотав головой, перебила Джэ-сона: