Большевики

— У-р-р-ра! — закричали все гости. Встали со стульев, держа в руках бокалы. Музыка заиграла бурный туш. Генерал выпил вино и разбил бокал о землю. Все гости последовали его примеру. Когда шум затих, генерал присел, а вместо него встал его сосед, полный бритый офицер.

— Господа, наполните ваши бокалы. Я скажу тост, — произнес он звонким тенором.

Новые бокалы были поспешно наполнены.

— Князь! Князь будет говорить, — раздавались офицерские голоса в толпе гостей.

— Господа! Прошу встать. — Все гости с шумом поднялись с мест. — Господа, я не буду долго говорить, — продолжал князь. — Я предлагаю тост за здоровье царской семьи. Ура! — Музыка заиграла царский гимн. Сотня голосов его подхватила.

«Боже царя храни, сильный державный царствуй на страх врагам…».

Коля с нетерпением смотрел на часы. Стрелка показывала половину двенадцатого. «Скорей бы».

После исполнения царского гимна гости вновь расселись, занялись едою и разговорами. Все шумнее и веселее становилось на лужайке. Один усатый офицер попросил у распорядителя слова. Тот ему милостиво разрешил. Все головы повернулись в сторону усатого офицера. Офицер встал, покрутил усы и улыбаясь, сказал:

— Господа! Давайте отрешимся от треволнений дня. Это важно. Это велико. Не смею спорить. Но, господа, я пью за наших божественных дам. Ура!

— Уррра! — заревели офицеры. Опять музыка заиграла шумный туш. Офицеры пили целыми бутылками за здоровье своих дам. Заставляли непьющих женщин пить насильно. Женщины визжали. Жеманились. Пили и много смеялись. Уже некоторые из них сидели на коленях у офицеров.

За генеральским столом встала фигура в черном сюртуке. Коля внимательно всмотрелся и узнал в ней главного врача больницы.

— Господин распорядитель, я прошу слова, — сказал он. — Дайте, пожалуйста, слово.

Распорядитель грациозно наклонил голову в знак согласия. Доктор попросил внимания. Лужайка постепенно затихла.

— Господа, — начал доктор. Голос у него звенел и дрожал. — Позвольте и мне предложить тост.

Генерал милостиво похлопал. Многие из гостей сказали: «Просим, просим».

— Я предлагаю тост за великий человеческий дух, который стоит выше всего — является первоисточником всего, которому не страшны ни страдания тела, ни голод и жажда. Дух, торжествующий над грубой материей. Я предлагаю тост за дух великого русского народа, за его великую духовную самобытность. — Доктор вздернул головою. — Но кто же, господа, является выразителем этой великой народной духовной самобытности? — Доктор широко развел левой рукою и продолжал. — Мы — русская интеллигенция. Мы — носители этого великого народного духа. За русскую интеллигенцию, носительницу духовных идей великого русского народа я предлагаю тост, господа. Но где же скрыты эти великие борцы бессмертных духовных идей? — В народе, господа. В великом, многострадальном крестьянстве. И за него, господа, я предлагаю выпить этот тост. Вы все, господа, знаете. — Тут голос доктора особенно зазвенел. — Вы знаете, что нужно этому великому, стомиллионному великому крестьянскому народу. Ему нужна справедливость. Кто даст ему эту великую справедливость — спрашиваю я, — и отвечаю — Всероссийское учредительное собрание…

— Долой учредилку! — оборвал речь целый десяток пьяных голосов. — К чорту говорильню, жидовскую синагогу! — слышались бешеные выкрики. — Усадите его. Доктор пьян. Царь созовет учредительное собрание. Х-ха-ха.

На лужайке поднялся шум.

Коля посмотрел на часы. Было без 3-х минут двенадцать. Он привстал и насторожился.

«Куда же я брошу бомбу? В толпу нельзя. Здесь много женщин… Если бы не было женщин… Брошу назад к реке».

Мышцы напряглись. Натянулись нервы.

«Вот сейчас без двух минут двенадцать — только раздастся выстрел и я бросаю». Рука Коли судорожно сжимала кольцо на бойке бомбы.

Над лужайкой шум поутих. Поднялся генерал и убедительным тоном сказал:

— Господа, успокойтесь — успокойтесь, господа. Доктор вовсе не против царя — священного помазанника. Не так ли, доктор?

Доктор утвердительно кивнул головой.

— Итак, господа, — продолжал генерал, — мы не поняли доктора, мы выпьем тост, предложенный нашим уважа…

В этот миг в местечке раздался взрыв бомбы. Генерал остался с раскрытым ртом. Точно выстрел орудия загремел другой взрыв. Затрещала частая дробь ружейной и пулеметной стрельбы.

— Господа, спокойствие! Господа офицеры, по своим мест…

Но уже заметались гости. В это время оглушительно взорвалась брошенная Колею бомба. Наступила полная паника. Опрокидывались столы и стулья. Звенела дробящаяся посуда, истерически кричали женщины. Гости бежали массой, давя друг друга.

«Надо погасить свет — темнота усилит панику» — решил Коля и пустил из нагана 3 пули в большую электрическую лампу, висевшую по середине лужайки. Последняя пуля разбила лампу и на лужайке стало темно. Только слабо мерцали цветные китайские фонарики.

В потемках Коля стал отступать к реке — все время на ходу продолжая расстреливать патроны. Вот он уже у реки. Плещется о берег вода. От реки тянет свежестью.

«Хорошо обделал» — похвалил себя Коля. «Молодец Николай. Теперь плыви».

Он стал сползать к реке, цепляясь за траву. По всему местечку шла стрельба. «Сильно стреляют…».

Вдруг и двух шагах от него раздался грубый голос. «Вот один — пли».

Огненная полоса сверкнула перед глазами Коли. Что-то со страшной силой толкнуло его в грудь и в голову.

Закружилась и пропала темная куча деревьев — одинокая высокая звезда.

— Вот тут… Иди сюда, браток. — Федор вошел в темные сени и вслед за хозяином перешагнул порог комнаты. В комнате было жарко. Караваи черного хлеба лежали на лавках у стен. На столе мигала тусклая, закопченая керосиновая лампочка В переднем углу, у больших темных образов теплился розовый огонек лампадки Из темных углов комнаты выглядывала разная утварь. Из соседней комнаты неслись богатырские храпы и посвисты. Вслед за Федором в комнату вошел председатель.

— Насвистывает, — сказал он вполголоса и почему-то подмигнул.

— Был у моста? — спросил Федор, глядя на часы. Часы показывали половину двенадцатого.

— Как же были. Вот и записка.

Федор подошел к лампе, прочитал шифровку. «Ага» Федор постучал пальцем по столу.

— Вот что, председатель. Надо захватить штабные пулеметы — понимаешь? Сумеешь ты это сделать? — Председатель молчал.

— Во дворе штаба стоят два пулемета. Понимаешь? Если мы их не возьмем, то они нас перестреляют. Нужно зайти с той стороны — с огорода. Когда начнется стрельба, снять часовых у пулеметов. Со двора хорошенько обстрелять штаб. Там караульное помещение. А потом бегите на улицу и через огороды в лес. Понял?

— Понял. — Председатель почесал коленку.

— Пулеметы непременно захватите. Непременно. А на опушке подождите меня. Я здесь должен буду выручить товарищей. — Федор опять постучал пальцем об стол.

— Ну, ступай, председатель, — с собою возьми семерых. Трех оставь во дворе — мне нужны. Да телефонные провода сейчас же не забудь перерезать.

Председатель взялся за скобку двери, но остановился.

— Слышь, кум, — обратился он к хозяину, стоявшему у печки, — урежь-ка мне хлебца… жрать охота. В брюхе урчит…

— Ах ты ж, господи… — всплеснул руками хозяин. — Чего же ты молчишь. Вон на столе ножик, режь сколько хошь. А вон на подоконнике миска с огурцами — бери, а то я в погребец схожу по молоко. Ах-ты-ж…

Председатель быстро отрезал большой ломоть хлеба, взял с подоконника два огурца и ушел.

В полутемной горнице опять стали слышны храпы и посвисты сонных.

Хозяин стоял у печки. Переминался с ноги на ногу. Зевал. Крестил рот. Чесал затылок и кряхтел. Он был в исподнем белье. Босой. Голова и борода у него покрывались частой сединой. Федор сидел под образами и с нетерпением глядел на часы.

«Тридцать пять минут двенадцатого. Чорт возьми не испортились ли часы». — Федор приложил к часам ухо.