Страница 52 из 75
Перед выпуском в свет «Армане» Бейль уезжает. «Армане» выходит в его отсутствие. Он объехал Италию по совершенно новому маршруту, миновав все места, которые напоминали ему молодость. Он поехал по островам, был на Искии, на Эльбе[77].
На этот раз Бейль предпочитает сидеть на палубе на канатном круге и наблюдать работу матросов. Бриг «Комета» вздрагивает, капитан у штурвала кричит в рупор на берег матросам, чтобы поскорее погружали последние бочки… Через десять минут шлюпка поднята на борт, якорь выбран. Бриг быстро и красиво поворачивается по ветру и, рассекая волны, идет в море. Ветер, горячий и в то же время ласковый, делает с людьми чудеса. Бейль чувствовал, как свежела его кровь.
Почти случайно он сошел на Эльбе. Он объехал все места, напоминавшие пребывание губернатора острова Наполеона Бонапарта. Вот долина Сан-Мартино с ее ярко-зелеными виноградниками, кустарниками, горами, усаженными серой оливковой порослью.
Вот место, где Флори де Шабулон впервые сказал Наполеону, что пора возвращаться во Францию. А вот, наконец, Порто Феррайо. Вот место, откуда вышел бриг «Инконстан» с беглецом Наполеоном. Капри, Неаполь, затем резкий поворот на север — Рим, Флоренция, Болонья, Венеция!
В 1827 году в одиннадцать часов ночи 31 декабря внезапно застучало сердце. Нет никакой возможности этому разумному человеку удержать себя в пределах рассудка. Вот поворот не туда, куда нужно. Вот миланское шоссе и знакомая застава, вот миланская гостиница «Адда» и спокойная уютная комната… Бейль умылся. Вошел слуга, потребовал паспорт. Переодевшись, Бейль пошел по знакомым улицам на площадь Бельджойозо.
Мертвая тишина. Гулко раздаются шаги по пустынным улицам. Площадь кажется огромной. Над плитами мостовой клубится туман. Серый дом с черными пятнами окон и запертыми дверьми кажется мертвым. Как встретить зарю в этом городе, когда ни в одном доме, ни на одном углу не найдешь тех, кто безвозвратно ушел уже из жизни, а все полно их дыханием, — еще ветер не успел смести шаги тех, кого так сильно любило сердце!
Когда Бейль вернулся в гостиницу, его размышления были прерваны: ему приказано явиться в ломбардское правление жандармов его величества, где его паспорт задержан.
Короткий допрос:
— Вы господин Бейль?
— И вы можете дать подписку, что не знаете автора книги «Рим, Неаполь и Флоренция», книги «Pa син и Шекспир», книги «О любви», где вы даете такие непристойные характеристики нашей власти?
Так был встречен новый, 1828 год!
«Вышеназванный Бейль, — гласит рапорт директора полиции Милана на имя правителя Ломбардо-Венецианского королевства, — уехал в ночь того же самого дня, когда получил приказ покинуть Милан. Он отбыл во Францию по Симплонской дороге, не осмеливаясь обратиться к Вашему превосходительству лично с прошением о разрешении остаться в городе». Рапорт заканчивается словами: «Вечером Бейль был в театре «La Scala». Приняты меры к тому, чтобы ни в коем случае не упускать из виду вышеназванного Бейля и вовремя арестовать его в случае, если он снова осмелится появиться на наших границах».
29 января 1828 года Бейль снова в Париже. Он узнает, что «Армане» не имела большого успеха, ее не поняли. Даже Проспер Мериме и тот дал ей фривольное и полукомическое истолкование. Переписка Стендаля и Мериме, касающаяся первого большого романа Стендаля, чрезвычайно интересна по взаимному непониманию людей двух смежных поколений. Стендаль спешил, мистифицируя, подтвердить комические догадки Проспера Мериме. «Этот Октав Маливер или импотент, или человек, страдающий гомосексуальными пристрастиями». Проспер Мериме рассматривает бессилие и колебания воли Октава Маливера как специфическое мужское бессилие. Если Мериме цинично шутил с другом, то в 1928 году Андре Жид повторяет это истолкование Октава уже в порядке серьезно подносимой читателю буржуазной пошлости[78].
В тяжелом состоянии подавленности проводит Бейль 1828 год. Он развлекается только писанием писем. «Поршерон», «Колине де Гремм», «Эдмонд де Шаранси», «де ла Палис-Ксентрайль-старший», «П. Ф. Пьюф», «Тампет», «Порт», «Шиппе», «Дюверсуа», «Граф Шадевелль», «Ж- Б. Лайа», «Ша-перонье», «Корнишон», «Л. С. Ж. Мартен», «Роберт Бейль», «Шоппе», «3. Жозеф Шаррен» и, наконец, «Шинсилла» и «Вильям Крокодил», — эти подписи поражают чиновников «черных кабинетов» на почте Карла X. Все письма написаны как будто разными людьми, но одним и тем же почерком! Шутливые письма чередуются с письмами трагическими.
Наступило самое мрачное время французской реакции. Католические и иезуитские изуверства достигли небывалых размеров. Выпускается закон о святотатстве, присуждающий к смертной казни за атеизм. Карл X и его министр — иезуит Полиньяк «совещаются… с богородицей» по поводу каждого мероприятия в годы, когда Франция изнывала от голода и безработицы.
В это время лишенный жалованья Бейль просил назначить его на любую должность в королевской библиотеке в Париже и получил отказ. Доведенный до отчаяния, Бейль пишет завещание и прикладывает к виску пистолет. Он видит в зеркале самого себя, сидящего на полу. Гулкий пистолетный выстрел отдается по коридору. Произошла осечка и обморок. Уроненный на пол пистолет выстрелил. Судьба приказывает жить. Что ж, придется покориться! А жить все труднее и труднее…
Мериме не решается поставить свою фамилию на книжке, вышедшей в 1829 году. Она называется «Хроника времен Карла IX» и описывает события 1572 года, когда Карл Валуа и Екатерина Медичи устроили резню протестантов в Париже — «Варфоломеевскую ночь». Повесть наделала много шуму, но понравилась. Никто не понял намеков на современную Францию, никто не увидел в полоумном Карле IX прототип идиотического ханжи Карла X.
Тогда Проспер Мериме публикует в «Парижском обозрении» «Видение Карла XI». Он описывает шведского короля, которого душит во сне кошмар. Король проходит ночью по одиноким потемневшим комнатам своего дворца. Заметив отдаленный мерцающий свет, он открывает черную занавесь, и перед ним страшное зрелище: он видит самого себя и палача, занесшего среди огромной толпы людей меч над его головой. Раздается удар, и королевская голова — его самого, Карла XI, — катится к его ногам. Видение прекращается, но капельки крови остаются на королевских туфлях.
Карл IX и Карл XI — это «перелет» и «недолет», а между ними — живой, реальный, полоумный король Карл X, под гнетом которого изнемогает Франция.
Бейль в том же «Парижском обозрении» за подписью Стендаля помещает повесть «Ванина Ванини, или подробности последней карбонарской венты, открытой в Папской области». Мы уже говорили о том, что прототипом Миссирилли мог быть Уго Фосколо. Описание карбонария, в которого влюбилась представительница римского патрицианского рода Савелли и который остается верен своему карбонарскому долгу, показывает, до какой степени хорошо знал автор карбонарский быт и психологию. На фоне карбонарской доблести, представлявшей собою для Бейля только прошлое, он рассматривал то, что происходит в Париже. Его переписка этих дней, лукавая, изощренная, невероятное количество псевдонимов, жизнь сумбурная, нетрезвая, ночные приключения со случайными знакомыми, встречаемыми в салоне Виржинии, — все, что ни делает Бейль, направлено к одной цели — забыться, перестать ощущать дьявольскую действительность, доводящую до самоубийства. Вторично испытывать судьбу нет охоты… Он отдается ночным приключениям, встречам со случайными подругами; он развлекается в салоне Ансло анекдотами по адресу хозяина, увлекающегося красивыми артистками. Он проводит время с Соболевским, который сделался спутником ночных прогулок Проспера Мериме, с милым, любезным Александром Тургеневым.
О жизни Стендаля в 1829–1830 годах мы находим много упоминаний в письмах А. Тургенева. В письме № 41 на имя Николая Тургенева он пишет: «По вечеру возил к нему (к Кювье. — А. В.) Соболевского и засиделся с его приятелями за полночь: обыкновенно говорун Стендаль, автор описания Рима и Флоренции и прогулок по разным странам Европы, острый и иногда оригинальный поэт Мериме, и вчера сам Кювье был очень забавен».
77
Точных сведений о посещении Стендалем острова Эльбы именно во время этой поездки в Италию нет.
78
См. предисловие к «Armance» изд. Champion, Paris, 1928. Подробно см. мой перевод «Армане», ОГИЗ, 1930.