Страница 6 из 52
Все вдруг почувствовали усталость. Гостей потянуло на отдых. Зиночка волновалась больше всех.
— Я обещала маме, что буду не позже часа ночи.
— Меня Мария, поди, тоже заждалась, — вздохнул Виталий Андреевич.
— Это только у плохого хозяина гости раньше утра разбегаются, — шутил Николай Севастьянович. — А у меня все в идеальном порядке. Вина еще на один вечер хватит. Закуска есть, музыка не умолкает. Может быть, останетесь? По глазам вижу, что Зиночка согласна.
— Нет, нет! — поспешно запротестовала Зиночка. — Мама будет беспокоиться. Спасибо, Николай Севастьянович, большое спасибо за все. Я сейчас такая счастливая, такая счастливая… просто глупая.
Взволнованная речь Зиночки вызвала дружный смех.
Виталий Андреевич развез своих сотрудников по домам. Зиночка жила дальше всех, поэтому Дробот отвозил ее последней. Она сидела рядом с Виталием Андреевичем, притихшая, украдкой поглядывая на него. Он почувствовал се взгляд.
— Что смотришь, котик? Седины мои считаешь?
Зиночка молча положила руку на руль рядом с его исковерканной ладонью.
Входная дверь в квартиру Куреневых оказалась запертой, Зиночка силилась отпереть ее, но руки отказывались ей повиноваться.
— Дай-ка я попробую, — мягко отстранил ее Виталий Андреевич.
Он легко, без усилий повернул ключ, и они вошли в полутемную кухоньку.
— Можно, я посижу у тебя немного? — ласково спросил Дробот.
— Конечно, Виталий Андреевич. — Зиночка протянула руку за его плащом.
Виталий Андреевич присел на самодельную кушетку. Здесь днем обычно отдыхала Пелагея Зиновьевна.
Зиночка хотела зажечь свет, но он перехватил ее руку.
— Не надо, пусть будет так.
Не выпуская руки Зиночки, он медленно наклонился и коснулся губами ее ладони. У девушки затрепетало сердце, щеки запылали, в голове зашумело. Она инстинктивно сделала шаг назад.
Неожиданно Виталий Андреевич притянул ее к себе. Его рука обхватила мягкую шею, рот впился в Зиночкины губы.
На секунду она вырвалась из объятий.
— Виталий Андреевич… Виталий Андреевич… — чуть слышно говорила она, не то моля отпустить ее, не то подчиняясь…
Гость в широком сером пальто
Сутки, как пани Полонская проводила в Пылков Нину. Все существо ее еще жило впечатлениями тревожного расставания. Старушка без устали шептала молитвы, поглядывая на разрывающего свое сердце Иисуса Христа. Она молила его заступиться за ее названную дочь Нину, уберечь ее от напасти. Целые сутки пани Полонская не отлучалась из дому, ожидая что вот-вот вернется Ниночка.
Поэтому-то тихий стук в дверь и не удивил ее. Изменив своей привычке заглядывать в глазок на входящих, прежде чем их впустить, она смело открыла дверь и сразу же испуганно попятилась. На нее надвигался большой чемодан в чехле. Вслед за ним в переднюю протиснулся мужчина в широком сером пальто.
Поднятый воротник закрывал лицо гостя снизу. Велюровая шляпа прикрывала лоб. И единственное, что можно было заметить сразу, — это нос, на котором сидели огромные очки.
— День добрый, пани Полонская!
Гость поставил чемодан и вежливо поцеловал морщинистую руку оторопевшей хозяйки. Гортанным говором, манерой одеваться и вести себя он напоминал поляка.
Появление незнакомца напугало старушку. Не закрывая входных дверей, она нарочно громко спросила:
— Чего пан хце? Я, прошу пана, не знаю вас.
Гость с сыновней предупредительностью тщательно закрыл двери.
— Сквозняк. Можно простудиться. Неужели пани Полонская забыла меня? Я был у Нины всего четыре месяца назад. И даже ночевал.
— Ян!
— О! Пани Полонская узнала меня! Ян. Конечно, Ян.
Полонская всматривалась подслеповатыми глазами в пришельца, узнавая и не узнавая его. «Я забыла его лицо, — думала старушка. — Вот когда я была молодой…».
А гость чувствовал себя в маленькой гостиной как дома. Раскрыв чемодан, вынул бутылку, поставил ее на стол. Вслед за бутылкой на столе появились коробочки, кулечки, пакетики. Еще один сверток гость подал хозяйке.
— Прошу пани Полонскую принять от нас с Ниной подарок.
— От Нины!
Старушка с волнением развернула пакет. К ее необычайному недоумению и радости, там оказалось черное атласное платье.
Погребальное! Именно о таком она и мечтала. Ей было восемьдесят девять лет. Еще два года тому назад к ней во сне явилась покойная мать и напомнила: «Собирайся! Я скоро за тобой приду». И Владислава Полонская готовилась. Купила чулки, сшила себе белье. Но о погребальном платье старая женщина пока только мечтала. Она часто вела с «дочкой» разговоры о скорой кончине, завещая похоронить себя «обязательно по-польски». Кто еще, кроме Нины, так трогательно мог позаботиться о ней!
Лаская шершавой рукой подарок, любуясь им, старушка будто помолодела. Улыбка слегка разгладила глубокие морщины на лбу и щеках. Полонская доверчиво взглянула на гостя.
— Мы, пани Полонская, решили с Ниной венчаться, — продолжал гость.
Хозяйка чуть не уронила драгоценный подарок.
— Цо?!
— Венчаться будем. Ксендз уже объявил две заповеди.[2] Третья будет, как только вернусь в Пылков.
— Нина берет в костеле шлюб!
Эта новость была для пани Полонской равносильна второму пришествию Христа. Нина была «большевичка» и в бога не верила, хотя к вере своей хозяйки относилась с уважением. По святым дням она не работала («писанину» набожная католичка не считала делом). Бывая в костеле, пани Полонская молилась долго и усердно, зная, что по возвращении ее ждет хорошее угощение, которое продолжит божий праздник и превратит его в мирской. Но при всем том сходить в костел, хоть разочек, Нина отказывалась.
— На заповеди я подал без Нины, — уточнил гость. — Так что не знаю, согласится ли она пойти в костел.
Старушка все это перетолковала на свой лад: «Любятся! Вот и не хотят обижать друг друга, уступают». Натешившись вдосталь подарком, она бережно повесила его в ветхий шкаф.
— А где же Нина? Почему она не приехала?
— Сейчас, сейчас, пани Полонская, все объясню, — успокоил ее гость.
Он ловко раскупорил бутылку вина, открыл банку сардин и вынул из бумаги нарезанную колбасу.
— Прошу пани Полонскую поджарить чуть-чуть эту колбаску Мы с вами выпьем по рюмочке хорошего вина. Я сегодня очень счастливый. Ниночка наконец согласилась выйти за меня замуж. Сейчас она в Пылкове. Я привез вам от нее письмо.
Старушка взяла колбасу и, направляясь в кухню, заметила, как гость, аккуратно смахнув со стола в руку сургуч, облетевший с бутылки, сунул его в карман пиджака.
«Какой чистоплотный мужчина, — думала она, возясь около плиты. — Дай бог Ниночке счастья за ним. Хороший человек, сразу видно по обхождению».
Вскоре зарумянившаяся колбаса стояла на столе. Пани Полонская чинно восседала в своем старом кресле, с одобрением поглядывая на гостя, который разливал вино.
— Пейте, пани Полонская, — пододвинул он ей рюмку. — За наше с Ниночкой счастье.
Порозовевшая от избытка чувств Полонская отпила глоток. Гость налил еще.
— Кушайте, пани Полонская, кушайте.
— Прошу пана Яна, пусть он сам кушает. Я-то дома, а пан Ян с дороги и проголодался.
Пан Ян достал из кармана конверт.
— Вот вам письмо от Ниночки.
Полонская развернула сложенный вчетверо листок. Ян предупредительно подал ей очки. Надев их, пани Полонская, к величайшему своему сожалению, убедилась, что записка написана по-русски.
— Переведите мне, пан Ян, что тут написано, — она передала ему листок.
Гость охотно исполнил ее просьбу.
«Простите меня, пани Полонская. Уезжая, я постеснялась сказать вам, что выхожу замуж за Яна. Вы его знаете. Он был у меня однажды. Мы очень любим друг друга. Я к вам вернусь, наверное, недели через две. А пока у меня есть свободное время, хочу позаниматься. Отдайте Яну все мои книжки и тетради. Еще раз извините меня за то, что не приехала за ними сама. Они тяжелые, пусть он за женой поухаживает…
2
По католическому и униатскому обряду перед венцом «выголашивают» (объявляют) три воскресенья подряд о предстоящей свадьбе.