Последнее дело Коршуна

Даже тот, кто был в Пылкове года два назад, не узнал бы города. Перед вокзалом раскинулась гигантская площадь, заканчивающаяся молодым сквером и аллеей, великолепной даже в зимнем наряде.

Иван Иванович вспомнил 1944 год. От былого вокзала оставался только свод над центральным входом. Да и тот был ободран взрывом бомбы. На месте теперешних правого и левого крыла зияли провалы. Люди проходили на перрон по деревянным настилам, опасаясь обвалов. Теперь об этом помнят только старожилы.

Капитан поднялся на ступеньки, ведущие к главному входу. Отсюда открывалась панорама города. Направо, за привокзальной площадью, пыхтел паром, стучал молотами, сверкал электросваркой паровозо- и вагоноремонтный завод. За аллеей сквозь голые деревья виднелись долговязые шпили готических костёлов. В отдалении маячила насыпная гора Замостье, застроенная белыми домами старинной архитектуры.

Иван Иванович пошел на стоянку такси, взял машину и, попросив шофера «жать на все обороты», поехал на улицу Романюка. Через восемь минут машина остановилась возле дома номер пятнадцать. Капитан отпустил шофера.

«Восемь минут! А ночью машину не задерживают ни трамваи, ни пешеходы. Значит, при необходимости можно ехать от вокзала до этого места минут пять. Срок небольшой».

Под видом слесаря-водопроводчика капитан начал обследовать сантиметр за сантиметром правую и левую стороны дороги и оба кювета. За три дождливых дня следы, обнаруженные на месте преступления, конечно, не сохранились. Но его интересовали сейчас не отпечатки ног, а гильза. При выстреле из пистолета гильза должна была отскочить в сторону, и убийцы могли забыть о ней. Ради этой гильзы он проделал огромный труд, прощупал и перетер на пальцах намытую дождями землю в обоих кюветах. Гильзы не было. Это заставляло думать, что выстрел был произведен не здесь. Сюда только привезли труп.

— Добрый день, — услышал капитан.

Долотов обернулся. Перед ним стоял старичок с белесой, давно не бритой бородой.

— Добрый день, отец.

— Газ, что ли, в нашем доме будете ремонтировать? Надо, надо. А то закрыли на самые холода. Нет чтобы такую работу летом сделать, как у хороших хозяев, — до самой зимы затянули.

— Который дом ваш-то? — спросил капитан, усаживаясь прямо на землю.

— Пятнадцатый. Колонка газовая вон там, дальше, — указал старик вдоль улицы.

— Знаю, знаю, отец. Я тут землю прощупываю, не замерзает ли. Копать придется, — кивнул Долотов на лопату.

— Повременить бы еще денька три. Проклятое место! — доверительно наклонился старичок над капитаном.

— Ну?

— Да, да, — подтвердил дед, явно сгорая от желания рассказать что-то.

Капитан достал из кармана комбинезона пачку «Верховины», которую носил всегда при себе, хотя не курил, и предложил старику сигарету, взяв другую себе.

— Спасибо, спасибо, — поблагодарил старик, прикуривая от сигареты капитана, хотя тот зажег спичку. — На этом месте три дня тому назад смертное убийство произошло. Земля теперь должна бы неделю отдыхать. Нельзя ее копать. Обидится.

Капитан с удивлением посмотрел на собеседника. Тот, решив, что ему не верят, с удвоенным жаром продолжал:

— Выхожу это я утром из дома и вижу: белое в канаве. Сослепу думал, что цементную трубу привезли. Подхожу — женщина мертвая. Я испугался. И сразу за нашим дворником, а тот уже вызвал участкового.

— Тут прямо ее и убили?

— Вот чего не знаю, того не знаю. Это тот знает, кто все в бумагу записывал. Наверное, не здесь. Кричала бы, сердешная, да и пистолет было бы слышно.

— Ну, в такой дождь, какой был три дня тому назад, и пушку бы не было слышно, не то что пистолет.

— Я бы услыхал! — горячо возразил старик. — Я ухо имею тонкое. Только вот глаза плохие. А в ту ночь я не спал. Сын ушел с женой на праздник, я их ждал, чтобы дверь открыть.

Старичок еще несколько раз, все время с новыми подробностями рассказывал, как он нашел тело. Этот разговор еще больше укрепил уверенность капитана, что стреляли где-то в другом месте. Но все это ни на йоту не прояснило порученного ему дела, а только подтверждало старые предположения.

Переодевшись, Иван Иванович отправился в отдел и еще раз тщательно проштудировал личное дело студентки Дубовой. Он копался в материалах, разрешениях на сдачу зачетов и экзаменов, в курсовых и дипломной работах. Но никакого нового плана поисков составить не мог. «Остается одно — изучить пылковских знакомых Дубовой. Может быть, кто-нибудь из них натолкнет на правильное решение дела».

Ближайшим боевым товарищем Нины Владимировны по партизанскому отряду и другом во время учебы в институте был Виталий Дробот, бывший командир взвода разведки партизанского соединения полковника Сидорчука, а ныне директор областного Дома народного творчества. Вот с него-то капитан и решил теперь начать обход друзей и знакомых Нины Владимировны.

Редко удавалось многолюдной семье Наливайко собираться вместе. Работа Сергея Петровича была беспокойная, хлопотливая. Его вызывали иной раз так срочно, что он дообедывал уже на ходу. Или, вернувшись из спорткомбината, где у него состоялась очередная встреча, торопливо заменял спортивный чемоданчик дорожным саквояжем и исчезал на несколько дней. Возвращался уставшим, обросшим. Брился, принимал ванну и ложился отсыпаться.

— Папа спит, — это было командой успокоиться.

Наденька, старшая дочь, запиралась в своей комнате «зубрить латынь» или составлять конспекты к семинарам, к которым она готовилась со всем жаром первокурсницы. Вечно спорящие, шумливые братья-близнецы Миша и Петя садились за стол «решать алгебру». И даже всеобщий любимец, шестилетний белобрысый Вовка, возвратившись из детского сада, избирал наиболее тихие занятия.

Но когда у Сергея Петровича выдавалась свободная минута, в доме становилось весело и шумно. Со всего двора сбегались мальчишки, и майор с самым серьезным видом обучал их «правильной стойке», «двойным ударам», «крюкам» и прочей боксерской технике. Когда эта возня надоедала Екатерине Кирилловне, она без всякого стеснения выдворяла «боксеров» из квартиры.

— Подняли пылищу. Марш на улицу!

Летом шли гонять футбол, зимой собирались в столовой, где Сергей Петрович, к величайшей радости Вовки, демонстрировал диафильмы.

После этого Вовка уходил спать без всякого сопротивления, забирая с собой огромную куклу-пионера и упрашивая мать «только самую чуточку» рассказать про Чапаева или про подвиг разведчика.

Иван Иванович любил бывать у майора. Ему нравилась эта дружная, хлебосольная семья. Вот и сейчас, когда у капитана нашлось несколько свободных минут, он пришел проводить друга в Рымники.

Майор, увидев из окна Долотова, открыл ему дверь.

— Ты всегда ко времени. Меня одного тут голодом морят. Может быть, в твоем присутствии быстрее накормят.

— А ты мне помогал? — донесся из соседней комнаты голос Екатерины Кирилловны.

— Иван Иванович, заступись! Я руководил доставкой дров…

— …досматривая последний сон, — в тон ему докончила Екатерина Кирилловна.

Она вышла в кухню и крепко, по-мужски пожала капитану руку.

— Ну что же вы забрались в кухню? В комнату заходите.

— А где же ваше семейство? — спросил Долотов. — Что-то тихо у вас сегодня.

— Старшие в школе, а Вовка в детском саду. Еле удалось уговорить мамашу. То всё твердила, что ребенку нужен здоровый детский коллектив, и определила его в детсад. А теперь она дома, так ей, видите ли, скучно, и она решила сама заниматься им.

— Ну и моралист из тебя, — ласково усмехнулась Екатерина Кирилловна. — Попадись такой к нам в школу — детей уморит.

Требовательно зазвонил телефон, и майор снял трубку.

— Наливайко. Да? Хорошо, — он опустил трубку на рычаг и повернулся к жене. — Ну вот, билет уже заказан.

— Едешь? — тихо спросила Екатерина Кирилловна. — Чемодан твой готов… А сейчас — за стол.

— Ага, все-таки решила накормить, — торжествовал Сергей Петрович.

— Ты тут вовсе ни при чем. Это только ради Ивана Ивановича.