Последнее дело Коршуна

Итак, преступление накладывалось на преступление. Теперь можно было подвести первые общие итоги и проследить как бы «почерк бандитизма».

Кто-то из «близких знакомых» организовал убийство Нины Владимировны. Но следов нет. Органы государственной безопасности только собрались конфисковать вещи Дубовой, а их выкрали почти из-под носа. Бросились искать — наткнулись на личность «пана Яна». Выяснили, кто такой «пан Ян», наткнулись на неизвестное «Я. Кр…». Попробовали расшифровать — легко и просто: Ян Крижач. Хотели взять Яна Крижача, а он мертв. И опять все с неимоверным трудом добытые сведения сводились на нет. Кто-то расчетливый, хладнокровный предупреждал ходы работников государственной безопасности, а если не мог предупредить, старался обезвредить их действие, хитро подсовывая то, что ему самому было не нужно и что должно было увести поиски в сторону от истинной цели.

Следствие, кажется, подходило к концу. Убийца Дубовой, причем человек, которого она знала, который мог организовать убийство, обезврежен. Но многое еще трудно было объяснить. Например, почему Дубовая поехала в Пылков?.. Кто подсыпал яд в стакан Крижача?..

Полковник сам следил за ходом экспертизы, обрабатывавшей материалы, связанные с отравлением. Дактилоскопические отпечатки были обнаружены на стакане, из которого пили спирт, на ручке перочинного ножа, которым открывали банку с консервами, и, наконец, на самой банке. Все эти отпечатки принадлежали самому Крижачу. Самые тщательные поиски следов, говорящих о том, что в комнате во время отравления присутствовал второй человек, ничего не дали. Качественный анализ остатков пищи в желудке отравленного говорил, что там были спирт и хлеб.

Иванилов пришел в лабораторию.

— Готов химический анализ? — спросил он лаборантку.

— Вот, пожалуйста, Аркадий Илларионович, — протянула она записи исследований. — Отравление обыкновенным мышьяком с примесью опиума. Все это растворено в спирте-сырце.

— Мышьяк — это понятно. Но к чему опиум? Какая концентрация мышьяка?

— Вполне достаточная для верной смерти. Опиум, очевидно, для того, чтобы уменьшить боль в животе.

«Странное дело. Похоже на то, что сам Крижач смешал опиум и мышьяк, чтобы меньше мучиться. Стал бы кто-то иной об этом беспокоиться? Сомнительно».

Полковник вспомнил страшный оскал зубов у мертвого, его скрюченную позу и руки, застывшие в судороге на животе. «Должно быть, опиум помог не много!»

— К вам на анализ поступала еще записка, которую добыли из рук трупа.

— Мы уже и ее проверили.

Лаборантка достала небольшой листочек серой бумаги. Листок был неровный, смятый и порванный в нескольких местах.

— В этот листок была завернута смесь мышьяка с опиумом. Но на нем есть надпись.

Иванилов расправил листок на столе и прочел корявые, прыгающие буквы: «Будь все проклято…».

Фраза была явно неоконченной, так как за нею следовала закорючка, которая должна была составлять часть прописной буквы «Б», «Г», «Т» или иной.

Надпись интересна была тем, что сделана на том же клочке плотной бумаги, в который был завернут мышьяк. Значит, Крижач сначала высыпал отраву в стакан, выпил ее, а писал уже тогда, когда силы были на исходе. Не дописав записку, сгреб ее левой рукой и повалился на пол.

«Пожалуй, он отравился сам, — подумал полковник. — Но посмотрим, что официально ответит экспертиза. Предположим, что отравили. Все ясно: кто-то прячет концы в воду.

А если окажется, что Крижач сам покончил с собой? Тогда надо искать причину, заставившую его решиться на отравление мышьяком. О том, какая это болезненная смерть, он знал, так как добавил опиуму. Почему же все-таки он решил умереть так трагически? Самоубийство произошло почти полтора месяца спустя после убийства Дубовой. Значит, Крижач выжидал чего-то. Возможно, что ему потребовались документы Дубовой? А когда он достал их, то почему все же отравился? Нужных документов не оказалось? В таком случае он мог бежать. Но не бежал. Нет, ничего не понятно».

Забрав анализы и клочок серой бумаги, полковник ушел к себе.

Когда Сергей Петрович дал пани Полонской фотографию Крижача, та не поняла, для чего он это сделал. Надев очки, старушка долго рассматривала фото, а потом вернула.

— Кто то, пан майор?

— Пани Полонская никогда раньше этого человека не видела?

— Не.

Но широкое серое пальто старушка узнала сразу, как только Наливайко вынул его из чемодана и накинул себе на плечи.

— То, прошу пана майора, плащ пана Яна. Я помню его.

Она догадалась, что за человек был на фотографии, и попросила еще раз показать ее.

— О, то он, то он! Я теперь узнаю пана Яна по носу.

Но верить ей было трудно. Пальто изготовлено фабрикой массового пошива. Фасон стандартный. Цвет материала обычный. А пальто у нее ассоциировалось с фотографией. И теперь она опознала «пана Яна», хотя не могла его узнать всего несколько минут перед этим. В конце концов… пальто могли у Крижача взять напрокат. И «пан Ян» мог быть не Яном, который посетил Дубовую полгода тому назад, а другим человеком, который сработал под Яна. А когда Яну стало угрожать разоблачение, его убрали. Так возникла еще одна версия.

— Прошу пана майора сказать мне, это и есть мардер, который забил Нину?

— Не знаю, пани Полонская. Но, может быть, и он, — попробовал Наливайко уклониться от прямого ответа.

Но для старушки этого было достаточно.

— Прошу пана майора, возьмите меня на суд. Я там прямо скажу про него. Я там скажу, что этот пан Ян не поляк, он бандит, мардер… Он не католик, прошу пана майора.

Сергей Петрович обещал выполнить просьбу старушки, тем более, что она действительно должна была выступать свидетельницей, когда преступники предстанут перед судом.

Наливайко приехал из Рымник на следующий же день. Он торопился доставить к сроку показания пани Полонской. При обсуждении собранных данных разгорелся спор.

— Экспертиза признала самоубийство, — сообщил Иванилов.

— Тут вкралась какая-то ошибка, — досадовал Иван Иванович.

— У меня в голове бродит одно предположение. Но с экспертизой спорить трудно.

— Такие люди, как Крижач, никогда не расстаются с жизнью добровольно. Нет таких обстоятельств, которые заставили бы их наложить на себя руки. Сделать подлость — убить ребенка, расстрелять целое село, устроить Майданек, Треблинку, Кочжедо — на это они мастера. Но умереть добровольно… не хватает силы воли, — поддержал капитана Сергей Петрович.

— Не обязательно иметь силу воли. У преступников ее часто заменяет отчаяние. Но вы оба зашли в область психологии. Мои сомнения основываются на более реальном. Вот, познакомьтесь с анализами и заключением экспертизы. А заодно полюбуйтесь на предсмертную записку Крижача.

Майор и капитан тщательно перечитали эти документы.

— Вот, чёрт возьми, — выругался майор. — Получается, что действительно самоубийство.

— Я тоже вначале так думал. Но тут, как и всюду, есть «но»…

— Какое же? — любопытствовал Иван Иванович.

— Помните, на столе рядом с почти пустой бутылкой валялись опрокинутый стакан и распечатанная банка консервов?

— Помню, — Долотов не понимал, к чему клонит полковник.

— Сколько в бутылке граненых стаканов?

— Три.

— А бутылка на столе была почти пустая.

— Но это же просто объясняется: догадываясь, что от мышьяка придется мучиться, перед смертью напился пьяным, — высказал свое мнение майор.

— Но вы забыли о «завещании». «Будь все проклято…». Это писалось не в пьяном состоянии, а скорее при болезненных схватках. Видите, первые буквы ровнее последних.

— Так вы, Аркадий Илларионович, думаете, что спирт пил не один Крижач?

— Теперь дальше. Консервы в банке были наполовину съедены. Качественный же анализ в желудке Крижача консервов не показал.

— Об этом я и не подумал! — обрадовался Иван Иванович.

— Значит, его все-таки отравили!

— Рассказывая все это вам, я и для себя кое-что уточнил. Мне все дело представляется так: Крижач участвовал в убийстве и во всех последующих бандитских операциях. Руководство шайки опытное, а поэтому Крижача метили в жертву с самого начала. Бланк телеграммы, вызывавшей Дубовую в Пылков, написан почерком, схожим с предсмертной запиской. А телеграмма отправлена пятого ноября.