Страница 25 из 42
Скачки закончились часа через два. Площадь опустела, но ненадолго. После короткого перерыва на обед туда снова стал стекаться народ. Настала очередь танцоров продемонстрировать свое искусство.
Никто не брался считать в Нигерии традиционные танцы. Впрочем, затея эта представляется практически невыполнимой. В каждой деревне — города в расчет не берутся, ибо из 80 миллионов населения в них живет едва ли четверть, — есть свои танцы. Причем многие из них дошли до наших дней из седой древности. На сей раз в фестивальной деревне собрался весь цвет нигерийских танцоров. Каждый штат прислал свои ансамбли, своих исполнителей.
Первыми на площадку перед трибуной выбежали стайкой стройные девушки в мини-платьицах, сшитых из пятнистой, как шкура у леопарда, ткани. Их встретили приветственными возгласами, аплодисментами. Девушки начали исполнять знаменитый в Нигерии танец «нвокоборо», иначе называемый «танец граций», о котором есть романтическое предание.
Когда-то охотник устроил в лесу засаду и поджидал добычу. Неожиданно на поляну перед ним вышел барабанщик и призывно застучал по тамтаму. Тут же из кустов выбежали красивые девушки — все, как одна, в коротких одеяниях из леопардовых шкур. Двигаясь гуськом, они образовали круг и в такт ударам барабана и погремушек, что были у них в руках, начали танцевать. Они то грациозно застывали на месте, то, подхваченные быстрым ритмом, вихрем носились по поляне.
Очарованный красотой танца, охотник просидел в кустах до самого вечера, а когда лесные феи исчезли, поспешил домой. В деревне он рассказал жене и детям обо всем, что видел в лесу, и на другой день повел их к поляне, где снова танцевали грациозные девушки. На третий день с охотником отправились все его родственники. Девушки и барабанщик выглядели еще нарядней. Охртник понял, что на сей раз у неведомых танцорок фестиваль, а до этого они всего лишь репетировали.
После танца девушки и барабанщик принялись за трапезу, которую принесли с собой в корзинках. В это самое время на поляну ступила антилопа, и вот тут охотник сплоховал: забыв обо всем, он схватил лук и спустил тетиву. Пораженная метко пущенной стрелой антилопа рухнула в траву. И в тот же миг исчезли девушки-танцовщицы и барабанщик, оставив в спешке на поляне погремушки и тамтам. Охотник и его родственники подобрали их и вернулись в деревню. Затем мужчины попробовали наигрывать услышанный в лесу ритм, а девушки имитировать движения граций. Так из безымянной деревеньки, затерявшейся в лесах провинции Оверри, где ранее никогда не знали танцев, вышел «нвокоборо», ставший теперь прима-номером любого нигерийского фестиваля.
До позднего вечера на площадь фестивальной деревни один за другим выходили танцоры, и зрители буквально стонали от восхищения каждым новым номером...
К концу этого праздничного дня я уже валился с ног, успев посмотреть еще состязания борцов и боксеров, побывать на выставке возделываемых в Нигерии тропических фруктов и растений. Теперь не мешало бы и перекусить. В ресторане не сделал и двух шагов, как меня окликнули. Из-за ближнего от входа столика поднялся нигериец в агбаде — тот самый, который начал рассказывать на берегу Римы о «владыке вод».
— Прошу за мой столик?! Надеюсь, не откажетесь? — пригласил он меня тоном хозяина. — Сожалею, что не успел все объяснить там, на реке. Вас куда-то потом оттерли.
— Ничего. Рыбалку видел от начала до награждения победителя.
— А еще где побывали?
Я коротко отчитался. Нигериец хитро прищурился:
— И все же одну вещь вы упустили. Но это мы исправим после ужина. Позвольте вас угостить?
Гостеприимство в крови у нигерийцев. Откажешься — обидишь. Я согласно кивнул.
— Официант!
К столику подскочил худенький паренек в белой отутюженной форме. Мой знакомый сказал ему что-то на местном диалекте. Через две минуты перед каждым из нас стояло по запотевшей бутылке пива «Стар» и тарелке с какой-то снедью. Пахло аппетитно, но все-таки что это за блюдо? Тарелку до краев наполняло густое серое месиво из лапши, кусочков мяса, блеклых листочков, приправленное арахисовым маслом. Хотя мне приходилось бывать во многих нигерийских домах, но такого я еще не пробовал.
— Это наше местное блюдо «талия». Очень вкусное. Думаю, понравится...
Вилкой я подцепил немного необычного варева, смело отправил его в рот и тут же поперхнулся: это был настоящий раскаленный уголь. Нёбо, язык, десны — все горело. Пожар не могло загасить даже ледяное пиво. Как только нигериец ест эту «талию»? Однако на сознательный подвох с его стороны непохоже. Скорее всего решил по простоте душевной угостить батуре для полноты ощущения нигерийской жизни экзотическим национальным блюдом, так что обижаться не следует. С видом, как будто ел такое варево с детства, я принялся уплетать «пожар», с трудом сдерживая гримасу от жжения во рту. Да, теперь поездка в Аргунгу запомнится надолго.
Вскоре с едой было покончено, и мы вышли на улицу. С реки тянуло прохладой. Фестивальная деревня светилась, двигалась, смеялась, разговаривала, надрывалась музыкой. Среди хаоса звуков выделялась четкая дробь тамтама (он был неподалеку от нас, да к тому же его ритм не походил на оглушительное грохотанье барабана, по которому изо всех сил лупят колотушкой сплеча). Та-ра-рум-рат-бум! — неслась в ночи морзянка сухих, коротких звуков. Нигериец потянул меня за собой. Мы свернули за угол. У столба, освещенный электрической лампочкой, стоял среди праздной толпы барабанщик. В синем халате и поварском колпаке, только не белом, а цветастом, он походил на эстрадного артиста, к которому в свете софитов обращены взгляды зрителей. В правой руке барабанщик держал тонкую деревянную колотушку, слегка изогнутую на конце, которой быстро-быстро ударял по тугой мембране.
Тамтамы мне доводилось видеть и прежде — на городских базарах, во дворцах нигерийских вождей, в мастерских ремесленников. Но те не шли ни в какое сравнение, вероятно, потому, что были безмолвны и служили лишь для украшения. Этот же жил полнокровной тамтамьей жизнью, выбрасывая в темноту ночи свою прерывистую дробь. Я было огорчился. Язык говорящего барабана понятен только африканцам. Выручил мой новый знакомый, который стал бойко переводить вязь непонятных звуков в обычные слова. Барабанщик рассказывал историю зарождения фестиваля в Аргунгу.
В давние времена рыбу в Риме считали общей, и племена, жившие по ее берегам, выходили на лов кому где вздумается. Вроде бы так и должно быть. Да случались накладки. Племя из низовий, поддавшись слухам, срывалось на промысел к верховьям. А в это время с верховий другое племя отправлялось за рыбой в низовья. Из-за такой неразберихи, а может, и зависти — не всех щедро одаривала река, не всем сопутствовала удача — между племенами вспыхивали раздоры. Рыбаки вместо снастей вооружались копьями, луками, и тогда вода в реке окрашивалась кровью.
С распрями покончил эмир, который раз и навсегда установил, кому и где ловить рыбу. Заодно эмир наказал племенам фулани и кебба жить в мире и добрососедстве. Рыбаки бросились в реку, наловили рыбы и принесли ее мудрому владыке в знак благодарности. На Риме воцарился мир и порядок, а враждовавшие ранее племена начали собираться на общий праздник. Украшением таких праздников стало состязание рыбаков. Барабанщик перечислил затем имена нигерийцев, которые в разные годы, выловив самую большую рыбу в здешней речке, были победителями. Не забыл он и Умару Феланду.
Долго еще стучал в ночи тамтам, повторяя раз за разом предание об Аргунгу. Эта россыпь звуков провожала меня до самого мотеля...
Немало повидала Рима, немало воды утекло в ней. Да и состязание рыбаков стало иным. С завоеванием Нигерией независимости народу возвращен его же праздник, превратившийся в фестиваль национального масштаба. Причем это не только красочное зрелище, но и средство установления взаимных контактов, сближения больших и малых народностей страны. В Аргунгу съезжаются теперь посланцы из всех уголков Нигерии. Они знакомят друг друга со своими танцами, музыкой, традициями и обычаями. Как родники питают здешнюю реку, так и искусство разных племен Нигерии, сливаясь в Аргунгу в общий поток, рождает новую общенациональную культуру, которая становится достоянием всего народа, и служит делу укрепления национального единства.