Страница 28 из 31
* * *
Я двухкопеечных монет
Всегда держал запас в кармане,
Звонил друзьям. А чаще – маме.
Звонил и говорил: «Привет».
И слышал снова: «Береги
Больное горло. Приходите,
И внучку Иру приводите,
Мы будем печь с ней пироги»…
Всю жизнь идём на тёплый свет,
Что добротой своею манит.
И, кажется, поёт в кармане
Хор двухкопеечных монет.
* * *
У меня в кармане
Соска да игрушка.
На руках – ребёнок,
Хочет песни петь,
И совсем не хочет
Слушаться и кушать.
А весна проходит.
Надо всё успеть.
Я учу напамять
Сказки и загадки,
Начал разбираться
В песнях и стихах.
Вырастает репка –
Значит все в порядке,
И растет ребёнок
На моих глазах.
* * *
Что там я себе толкую.
Дочь в руках держу больную.
«Скорой помощи» всё нет.
Долгожданная карета,
Что ж её так долго нету,
Кто зажёг ей красный свет.
Обжигает дочь мне руки,
Содрогаюсь я от стука,
Кто стучится в грудь мою?
Я свой страх на замечаю,
Развожу лекарство в чае,
Храбро песенку пою.
* * *
Детство пахнет
цветами – майорами,
Что росли на соседнем дворе.
И вишневым вареньем,
которое
Розовело в саду
на костре.
Детство пахнет
листвою осеннею,
Что под ветром
взлетает, шурша…
Что ж так больно глазам?
На мгновение
Запах детства узнала душа.
* * *
Бурьян пророс из детства моего.
Я не узнал его.
Он посерел от пыли.
Качаясь скорбно на ветру,
Он шелестит. И шепчет мне:
«Мы были.
И ты играл со мной
В военную игру…»
«И с другом! –
Я кричу ему. –
И с другом!»
И смотрит дочка на бурьян
С испугом.
А он пророс из детства моего.
* * *
Прочитано так мало.
Читается так трудно.
Дорога от вокзала
Уходит прямо в будни.
А мир вокруг великий.
И снова зреет завязь…
И молодость, и книги -
Никак не начитаюсь.
Колыбельная дочке
Скажи мне, знаешь что, скажи,
О чём пчела сейчас жужжит.
И я с пчелою говорю,
Той, что летит по ноябрю.
Я говорю ей: «Как же так.
Где ваши ульи, матки, соты?..»
Она в ответ жужжит: «Пустяк.
Ещё не кончены полёты.
Ещё холодные цветы
В руках цветочниц не завяли».
А есть ли в них нектар? Едва ли.
И палисадники пусты.
И в небе смутном и пустом,
Жужжащей точкой уменьшаясь,
Пчела кивает мне, прощаясь…
Потом, я говорю, потом.
Тебе расскажут сами пчёлы.
Ты спи давай. Уже футбола
Почти полтайма позади.
И слышу снова: «Подожди».
Уже луна в окне дрожит.
«Скажи мне, знаешь, что скажи…»
* * *
Лежат премудрости в портфеле,
Тащу портфель я еле-еле,
В дневник упрятана душа.
В пенале ручка наливная,
В кино картина неплохая,
Да и погода хороша.
Но я пройду две остановки,
Не нарушая установки.
Дневник открою и тетрадь.
Два месяца ещё учиться,
Надеждам сбыться и не сбыться,
И всё ещё решать. Решать.
Обретение
В. Шефнеру
Как трудно обрести уверенность в себе,
Не потеряться, не раскиснуть, не сломаться.
И в трудную минуту не сробеть,
И, победив,
собой не восторгаться.
Не позабыть среди мороки дел
Взглянуть на небо и вдохнуть всей грудью.
Услышать соловья.
Запомнить, как он пел,
Запомнить всё. Такого уж не будет.
Не повторяясь даже в мелочах,
Волнуя,
увлекая
и тревожа,
Зовёт нас жизнь. В ней радость и печаль,
И всё впервые. Хоть и с прошлым схоже.
* * *
Времена и падежи.
Лица чьи-то и глаголов…
То ли школа на всю жизнь,
То ли жизнь сплошная школа.
* * *
Капля никотина
Меня не убила.
Капля лекарства
Меня не спасла.
Гордая женщина
Разлюбила
Глупая женщина
Обняла.
В старом трамвае
Я встретился с нею.
В новом трамвае
Её потерял.
В небо взглянул –
Там воздушные змеи.
Душу открыл –
И себя не узнал.
В темной душе моей
Страсти кипели.
В светлой душе моей
Радость цвела…
Капля отравы
Убить не сумела
Капля лекарства
Спасти не смогла.
* * *
Собирали подберёзовики.
Собирали подосиновики.
Помню – платье твоё розовое,
Помню – небо наше синее.
Все грибы-то наши съедены.
И вино в стаканах выпито.
Помнятся дожди осенние.
Помнится дорога в рытвинах.
И прохожие случайные,
И перрон платформы Бронницы.
Помнятся слова прощальные,
И молчанье тоже помнится.
И не ведали, что спросится,
Что аукнется с такою силою…
Собирали подберёзовики.
Собирали подосиновики.
Вечер
Вижу – зеркало в прихожей
И картину на стене.
День уже почти что прожит,
Но ещё живет во мне.
Где-то музыка играет,
То слышна, то не слышна…
На коленях – молодая
Задремавшая жена.
* * *
Любовь разбита, как асфальт.
Жизнь монотонна,
как дорога.
И времени безумно жаль,
И нас с тобой немного.
Горшки цветочные пусты.
Благоухает жизнь на грядке…
И мы с тобою,
как цветы
В процессе пересадки.
Ночь
Откроем дверь,
И до утра
Прохладной тишины усталость
Струиться будет
Сквозь угар
Дневных забот и потрясений.
В дремотной глубине души
Улягутся все страсти.
И проступит
То самое,
Единственное верное решенье,
Что днем искали мы напрасно.
Отбросив суету
Высокопарной речи,
Придет к нам
Ясность мысли запоздало.
И будет
Искренность, и прямота, и честность
В прохладе
Тишины усталой.
* * *
До аптеки и обратно.
На трамвае и пешком.
Принимаю аккуратно
Все таблетки с молоком.
От бронхита до ангины
Тот трамвайчик держит путь.
В перерывах – час с малиной
И горчичники на грудь.
От ступени – до ступени.
В кулаке пирамидон.
Кот садится на колени,
А в ушах – трамвайный звон.
А лекарства помогают,
И горчичники пекут…
От трамвая до трамвая.
От простуд и до простуд.
* * *
Иду вдоль окон.
Тороплюсь. И всё же,
Нет-нет, и загляну в окно.
Их друг на друга нет похожих.
И, кажется, смотрю кино,
Где каждый кадр
За занавеской
Имеет подлинный сюжет.
Где вслед за рожицею детской
Ожжёт угрюмым взглядом дед…
А мне, как зрителю, мешает
Стекла зеркальная броня.
Я отражаюсь. Я мелькаю.
И окна смотрят на меня.
* * *
И бабка, что курила «Беломор»,
И та, что рядом с нею восседала,
Покинули, покинули наш двор.
И на скамейке пусто стало.
И только девочка трех лет
Зовет беспечно: «Баба Сима!..»
Да белый свет. Да синий цвет,
Да желтый лист, летящий мимо.
* * *
Было густо – стало мало.