Страница 9 из 13
– Так вот, – продолжила за мужа Анна Андреевна, собирая тарелки со стола, – геологи эти, что были весной, узнали как-то про захоронение. Уговорили Виктора показать им могилу, да потом ее и разорили.
– Ничего себе, геологи… – удивился я.
– Да нет, – смутилась хозяйка, – не совсем правильно я сказала. Они в экспедиции рабочими были. Это уж я так, по привычке… Такие прощелыги…
– А где нормальных взять? – вставил свое веское слово дед Захар. – Кто тебе пойдет за копейки в тайгу? Как лошадь, всякую тяжесть таскать…
– Не понимаю, – сказал я, – чего там было искать? Какие ценности?
– Я тебе не сказал, – ответил дед, разливая по рюмкам остатки коньяка. – Он же еще поделки разные из кости и лосиного рога мастерил: амулеты, игрушки… Много у него было таких вещиц. Умел… Не то вымачивал как-то, не то выпаривал специально, только кость после этого мягкая делалась. А он потом резал… Когда умер – все это добро вместе с ним в землю закопали.
– И ради этого они решили?..
– Ну, да… Продать же потом можно. Найдутся люди, с руками оторвут. Коллекционеры всякие… А хочешь, я тебе покажу одну такую вещицу?
Дед Захар порылся в шкафу и извлек оттуда потемневший от времени костяной амулет. На нем были изображены медведь, ворон и еще непонятно кто – то ли зверь, то ли человек…
– Откуда он у вас? – удивился я.
– Да эти ханыги подарили… За пару пузырей.
Хозяйка принесла из кухни чай, малиновое варенье, пироги с брусникой.
– Выбрось ты это! – в сердцах сказала она, увидев в руках у него амулет. – Беду на дом накличешь.
– Не брезжи!.. – отрезал дед и, обращаясь ко мне, произнес:
– Ну, как?
– Тонкая работа, – осторожно заметил я.
– Ох, дед, – не унималась хозяйка, – нельзя такое в дому держать!.. Грех!
Анна Андреевна присела к столу, нервно поправила вдетый в волосы коричневый гребень, заложила за ухо седую прядь. Потом подалась в мою сторону и негромко произнесла:
– У нас ведь в этом году не только Виктор пострадал… Трое человек за лето в лесу сгинуло.
– Как? – изумился я.
– Ушли и не вернулись… Бабушка с внуком, да мужчина твоих примерно лет… А скотины сколько потерялось? За всю жизнь такой беды не помню.
– Искали пропавших?
– Конечно… И с района приезжали. И вертолет над лесом летал. Но все без толку… Проклятие это, проклятие… За то, что прах потревожили.
Дед Захар досадливо хмыкнул в бороду, потом, приосанившись на стуле, важно изрек:
– Послушал ее? А теперь меня послушай… Я ведь тоже не вчера родился. У меня на этот счет своя версия имеется.
– Какая?
– А вот какая… – дед Захар доверительно наклонился ко мне. – Весной Петька Коротышев с городу приезжал, на ток ходил. Он сам мне рассказывал… Зорю отохотился, убил глухаря. Обратно к дому стал выходить, смотрит – медведь стоит на просеке. Черный, здоровый… Стоит себе, лапой коренья из земли копает. А Петька возьми и пальни в него. Тот как заорет! И бежать… Потом, слышал, будто летом грибники останки возле болота нашли.
Дед Захар помешал ложкой остывший чай, и продолжил:
– Но я так думаю, это другой был медведь, не Петькин… Тот, видно, отлежался где-то, да злобу на людей затаил. И то, что скотина летом пропадала, и грибники – это все его проделки.
Я озадаченно посмотрел на деда. Его рассудительное спокойствие удивляло.
– Так чего же вы молчите?! Давно уже надо было…
– Что?
– Ну, не знаю… – я задумался. – Охотников собрать, облаву устроить.
Дед Захар усмехнулся.
– Какую облаву? В тайге!..
Я и сам понял, что сказал не то. А старик, между тем, продолжал:
– Охотники-то настоящие у нас давно перевелись. На весь поселок один Витька остался. Да и то вон, где теперь…
– В район могли сообщить.
– В район? – дед недовольно шевельнул косматыми бровями. – А что я скажу? Что Петька Коротышев весной сбраконьерил? Заложу, выходит, человека?.. Нет, не по мне это. Да и кто всерьез поверит, что это тот самый медведь? Где доказательства?
– И что теперь?
– А хрен его знает, – ругнулся дед.
Все эти внезапно открывшиеся подробности необычайно взволновали меня. Хотя, казалось бы, мне-то какая разница? Завтра уеду – и хоть трава не расти… Но что-то мешало просто так отмахнуться. Какая-то непонятная тревога поселилась в душе.
Хозяйка отправилась на кухню мыть посуду, а мы с дедом все сидели за столом.
– Говорят, если зверь крови человеческой раз попробовал, потом ему уже не остановиться, – припомнил я не то где-то слышанное, не то прочитанное.
– Да… – согласился дед Захар. – Людоедом становится.
– Значит, следующая жертва неизбежна?
– Выходит, что так…
Повисла гнетущая тишина. Оперевшись щекой о ладонь, я рассматривал, лежащий на столе амулет. Дед Захар задумчиво чертил ногтем по столу.
– Ты когда-нибудь ходил на медведя? – неожиданно спросил старик.
– Было дело… – ответил я, не понимая, куда тот клонит.
– Давно?
– Порядком… Я ведь родом из этих мест. Жил здесь когда-то, в соседнем районе.
– Да ну! – удивленно воскликнул дед. – А я думал ты городской.
– В город я уже взрослым уехал… Так сложилось.
Дед Захар оглянулся в сторону кухни и, придвинувшись ближе, вполголоса произнес:
– Слушай… Я знаю, где этого медведя искать нужно. Пойдешь со мной?
Такой поворот событий меня, признаться, озадачил. Ведь мысленно я уже собирался в обратный путь. Да и гоняться за зверем просто так по тайге, казалось мне занятием бесперспективным.
– Ну, что, согласен? – не отставал дед.
Я неопределенно пожал плечами.
«Страшно? Да нет вроде… Приходилось уже охотиться на косолапого… Время? Да и время есть… Тогда чего? Может, и вправду согласиться?»
– А какое у вас ружье? – поинтересовался я у хозяина.
– Берданка, – с готовностью отозвался тот. – Двадцать восьмой калибр.
Он быстро поднялся и вытащил из-за шкафа завернутое в покрывало ружье.
– Не слабовато, на медведя-то? – усомнился я.
– Нормально… – дед Захар с натугой передернул тронутый ржавчиной затвор. – Ствол смотри, какой длинный… И пуля – тяжелее, чем у карабина.
Я вынужден был согласиться… Старик развернул на столе потертую на сгибах карту.
– Вот, смотри… – он ткнул узловатым пальцем в испещренное топографическими знаками зеленое пятно. – Здесь избушка Виктора. Здесь – лежневка, на которой Петька Коротышев медведя весной стрелял… А вот тут, на горе, возле Черного озера, тот самый шаман похоронен.
– Хорошая карта, – отметил я. – Все как на ладони… Река, какая-то…
– Так это наша Быстрянка. Вон, за домом… По ней на лодке можно до сухого болота спуститься. А там и Витькина избушка рядом… Значит, давай, так и сделаем. Завтра, с утра…
– Куда это ты собрался?! – строго поинтересовалась Анна Андреевна.
Как она появилась в комнате – мы и не заметили. Дед Захар сразу сник.
– На охоту… – неуверенно произнес старик.
– На какую охоту?! – хозяйка властным жестом отставила к стене дедову берданку. – С твоими-то ногами?.. Не выдумывай!
Дед Захар поскреб пятерней седой затылок, хмыкнул в бороду и со смиренной грустью взглянул на меня.
– Да, брат… Тут уж ничего не попишешь. Права она – отохотился я. Туда, может, еще и уйду, а обратно…
– Артрит у него, – пояснила хозяйка. – Суставы больные… Какой из него теперь ходок?
Она свернула разложенную на столе карту, сунула ее в руки супругу. Тот безропотно принял сверток, печально улыбнулся: «Такие дела…»– А вы можете ложиться, – сказала, обращаясь ко мне Анна Андреевна. – Я вам в той комнате постелила. Устали с дороги, небось…
Я лежал на непривычно мягкой деревенской пуховой перине и никак не мог уснуть. Мокрый снег по-прежнему стучал в стекла, ветви деревьев царапали по стене. В кромешной ночной темноте едва различимы были предметы. Словно кадры старого кино возникли передо мной картины далекого прошлого.
Первые два года своей жизни я провел как раз в таком деревянном маленьком доме. С сиренью и черемухой под окнами… «Это было недавно, это было давно», – так пела когда-то моя бабушка. Я до сих пор помню этот красивый и грустный мотив. Отчего он так врезался в память? Не знаю… Может быть – как предчувствие неизбежных потерь, или неосознанное еще понимание того, что все, увы, проходит. И нельзя удержать ничего, и никого из тех, кто рядом. Можно лишь какое-то время смотреть, как смотрят с борта корабля на отдаляющийся берег. Все дальше и дальше то, что дорого, все меньше и меньше различимы детали… И вот, наконец, все это исчезает. И только память хранит смутные неясные очертания, которые неизбежно потом растворит в себе время.Никому из людей не суждено провести всю жизнь у одного и того же очага. С одними и теми же людьми… Ведь даже если ты никогда не покидал дорогих тебе стен, все равно время безжалостно изменяет тех, кто рядом. Они вырастают – и становятся другими; они старятся – и тоже неизбежно меняются; и, наконец, они просто умирают…