Страница 5 из 13
– Откуда? У них в семье одна мать работает.
– А отец? – спросила Света.
– Пьет… Если бы мать еду из столовки не таскала…
– Он и одевается в «секонд-хенде», – встрял в разговор еще один юноша.
– А ты, лох, вообще помолчи… – с усмешкой сказал парень с гитарой, – Тебя хоть от Версаче одень, все равно лохом останешься.
Света незаметно приотстала от компании. Ее окликнули.
– Идите, идите… Мне еще в библиотеку надо.
8
Света шла по коридору, заглядывая в пустые классы. В одном из них она увидела Пашу. Он сидел, склонившись над учебником.
– Учишь? – спросила девушка, присаживаясь рядом.
– Ага… – с готовностью откликнулся Павел. – Надо «пару» исправить, а то Евгеша жизни не даст.
– Я, наверное, тебя отвлекаю?
– Нет-нет, нисколечко… – он закрыл учебник. – Ничего в этих точных науках не понимаю.
Света кокетливо стрельнула глазками.
– Спросить можно?
– Спрашивай.
– Правда, что ты стихи пишешь?
– Правда… Даже публиковался в одном журнале.
– Здорово! – улыбнулась Света. – Почитай чего-нибудь?
– Тебе интересно?
– Да.
Павел замолчал, собираясь с мыслями.
– Ладно… Вот, слушай…
Я не знаю, откуда печаль,
Отчего она душу терзает.
Но зовет меня светлая даль,
И чего-то опять не хватает.
Кто ответит, зачем я живу?
Что ищу под разливами звонниц?
И кого безнадежно зову,
В паутине проклятых бессонниц?
Каждый день – как подарок судьбы!
Каждый день – как исчадие ада!
Для чего мне дана эта жизнь:
В наказание или в награду?
Павел замолчал. Света внимательно посмотрела на него.
– А дальше?
– Дальше я и сам еще не знаю… Это последнее, на днях родилось. Нужно как-то закончить, а как – не придумал еще…
– Интересно.
– Правда? – оживился Павел. – Тебе понравилось?
– Да. Непонятно только, что значит – «под разливами звонниц»?
– Ну, как?.. Звонницы – это такие колокольные арки в храмах… То есть, подразумевается разливистый звон колоколов. Поняла?
– Теперь поняла.
– А вообще, я считаю, совсем не обязательно объяснять каждую строчку. В стихах… – глаза у Павла заблестели. – В стихах должно быть что-то непонятное. Вот, например… «Как тогда, я отважный и гордый, только новью мой брызжет шаг…» Ну, вот, подумай, какой такой «новью» и почему «брызжет»? Или… «Этих дней кипят-ковая вязь». Как это – «дней кипятковая вязь»? Разве можно такое объяснить?.. И это Есенин, понятный вроде бы поэт.
– Учиться не думаешь?
– Хотел… В литературный поступать или на журфак. Но мать… Мать против. Говорит – лучше на стройку.
– Почему? – искренне удивилась Света.
– Деньги нужны.
– Но нельзя же во всем искать материальную выгоду.
– Ее тоже можно понять, – вздохнул Павел. – С утра до вечера на двух работах.
– А отец?
– Отец… Отец… Я уже начал сомневаться – есть ли он у меня?
9
Вечерние сумерки… В доме Котельниковых горел свет.
За столом, в старом залатанном свитере сидел пьяный Иван. В комнату вошла жена, забрала со стола недопитую бутылку. Попыталась прихватить и стакан, но Иван успел выпить…
Пока муж закуривал, Надежда спрятала бутылку. Потом села рядом, на диван.
– На кого ты стал похож? Вещи из дому таскать начал… Не работаешь… Я устала! Не могу больше…
Она расплакалась.
– Ну, брось ты… Не реви… Я завяжу скоро…
– Сколько раз я уже это слышала? – сквозь слезы произнесла Надежда. – Не верю!
Иван жестами и мимикой попытался что-то объяснить, но, обессилев, уронил голову на грудь.
– Ты посмотри на себя в зеркало. Ничего человеческого в тебе не осталось… Когда ты в последний раз с детьми общался? Они уже забыли, когда тебя трезвым видели… А я?.. Я ведь тоже… Слова от тебя ласкового не услышишь!
– Ну, Надюх… У-у-у…
Сделав губы трубочкой, он потянулся к ней с поцелуем, но не удержался на табурете и с грохотом упал на пол.
10
Морозный солнечный день. Пушистый иней на проводах и деревьях. Снег звонко поскрипывал под подошвами.
Надежда с тяжелыми сумками шла по улице. Возле дома встретила соседку.
– Здравствуйте, тетя Клава!
– Здравствуй, Наденька, здравствуй!.. С работы?
– Ага… – ответила Надежда и достала из сумки завернутый в промасленную бумагу большой пакет. – Вот, к чаю возьмите… Пироги тут.
– Спасибо.
– Свадьба в столовой была, так остались.
– Как у тебя, девонька, дела? – поинтересовалась соседка.
– Какие тут могут быть дела… – устало ответила Надежда. – Вы ведь сами все видите.
– И то правда… Мой тебе совет. Побереги себя, да и деток тоже. Уходи от него, пока не поздно… Сколько можно горе мыкать? Ты женщина видная, найдешь еще свое счастье.
– Легко сказать – уходи… Столько лет вместе прожили.
– Но ты же видишь, что это за человек! Вот давеча замечание ему сделала, так он на меня чуть не с кулаками накинулся!
Надежда грустно вздохнула.
– Как напьется, так дурак дураком.
– Дак он и не протрезвляется!
– Но… Вообще, он не плохой мужик-то… Жалко мне его, теть Клава.
– Жалко?.. А он хоть кого-нибудь пожалел?!
– Ладно, пойду… Надо еще обед готовить.
Стукнула калитка… Дик с радостным лаем бросился навстречу. Надежда потрепала пса по загривку, отломила кусок пирога и вошла в дом.
Вся семья была в сборе. Машенька радостно бросилась проверять мамины сумки. Надежда дала ей конфетку… Паша, склонившись над столом что-то рисовал в альбоме. Увидев мать, улыбнулся… Сам Котельников неподвижно сидел возле окна, смотрел на улицу.
Машенька подошла к отцу, протянула Пашин рисунок.
– Папа, посмотри.
Иван оторвался от окна:
– Что это?
– Паша нарисовал.
Равнодушно глянув, Котельников отвернулся.
– Цветочки-кораблики… – недовольно пробурчал он себе под нос, потом, обращаясь к сыну, раздраженно бросил. – Мужиком надо быть!
Павел с вызовом взглянул на него.
– Как ты?
– Да, как я… – потом, уловив издевку в словах сына, грозно прикрикнул. – Поговори мне еще! Поговори!.. Чего смотришь?!
Павел молча набросил пальто и вышел.
Машенька, поджав губы, отвернулась к стене. Надежда тихо расплакалась.
11
Старинная каменная церковь возвышалась на берегу реки. Холодный порывистый ветер вздымал на воде крупную рябь, перекатывал пенные свинцовые волны. По заберегам белел молодой тонкий ледок. Большие разросшиеся деревья в церковном дворе гнулись, шуршали голыми оледеневшими ветвями, жалобно поскрипывали. Временами с неба, из низких серых туч принимался моросить мелкий нудный дождь, вперемешку со снегом…
А внутри храма, напротив, царили тепло и спокойствие. В нагретом воздухе витал запах ладана. Длинные тонкие свечи, негромко потрескивая, горели ровным и ярким пламенем. Лики икон умиротворенно смотрели со стен.
Надежда в темном платке и местный служитель отец Георгий, облаченный в длинную черную рясу, стояли возле алтаря. Больше в храме в этот час никого не было.
– Не знаю, что делать… Я устала, – с отчаянием, тихо произнесла Надежда, продолжая начатый разговор.
– К долготерпению призывает Господь наш, – ответил отец Георгий.
– Сил моих больше нет… А может и вправду развестись? Отец Георгий, что вы посоветуете? Ведь церковь не против развода?
– К душе своей прислушайся сперва, не рви по живому… Ибо сказано в Писании: «По жестокосердию вашему дана вам сия заповедь».
Надежда вздохнула и опустила глаза. Тонкие пальцы нервно теребили кончик платка.
– Терпи… – мягко, но убедительно проговорил отец Георгий. – Сумерки сгущаются перед рассветом…
12
Иван Котельников, страдая от жестокого утреннего похмелья, беспокойно ворочался на диване. В последнее время это состояние стало для него привычным… Два года уже Иван нигде не работал, перебивался случайными заработками. И если поначалу деньги вроде бы были, то вскоре их стало не хватать. Он занимал, не успевал отдавать, снова просил в долг. Постепенно ему перестали одалживать… Большая часть денег уходила на выпивку. Иван и до увольнения с работы частенько прикладывался к бутылке. Ведь это же так просто: выпил – и сразу все хорошо. И не болит душа, и мысли черные не лезут в голову. А когда его уволили, он стал пить еще больше. От неустроенности, от тоски… Все реже и реже можно было увидеть его трезвым. В последние пол года Иван и вовсе, словно с цепи сорвался. Пил практически каждый день. Близкие страдали, но ничего не могли изменить. И никакие уговоры на него не действовали… Прежних друзей у Ивана не осталось. Так, приятели, вроде Чики… Иногда, впрочем, находило на него раскаяние. В такие моменты Иван словно прозревал. Хотелось ему тогда все изменить, начать жизнь заново. Но это продолжалось недолго. И снова пьяный угар туманил голову…Он словно сорвался с кручи, и падал, падал… Совсем как тогда, в афганских горах.