Страница 27 из 47
Сбежал я из санбата в свой полк. Так месяца не прошло - недалеко от нашего орудия снаряд взорвался. Троих ранило. Одного в руку, другого в ногу. А я со своим невезением, получил два осколка в правое полушарие. Ну вот... А ты, Птичкин, ржешь, как жеребец, которого овсом накормили, - обиделся Баулин. - Тебе бы так разок врезало по заднице, так не ржал бы.
- Да ты что? Это у меня судорога такая. Она всегда от усталости появляется, - попытался оправдаться Птичкин. Я же понимаю твои страдания, так что полностью сочувствую. А дальше что было? Опять в медсанбат?
- Все, кончаем ночевать! - отдал команду Угольников. - Некогда лясы точить. Нам еще копать да копать. Какие приключения ты на свою задницу еще нашел, следующий раз расскажешь.
Солдаты разобрали лопаты, а Птичкин и Григоренко пошли к своему раскопу. Здесь их ожидали два ведра холодной воды, которые Гольцев спрятал в тень под куст, да еще укрыл от солнца и пыли ветками.
Воду Гольцев принес колодезную, чуть-чуть солоноватую, но холодненькую и вкусную. Они вволю попили и снова взялись за лопаты.
* * *
Часов через пять "пятачки" для орудий были вырыты в полный профиль. Пришло время размещать орудия.
Тихо урча, на высотку поднялся "студер". Установили орудия, разобрали боекомплект. Машину отогнали за высотку, чтобы не просматривалась с дороги, и прикрыли ветками. Затем принялись за маскировку. Орудия были едва видны: над землей поднимались только стволы да верхушки щитов. Возле них повтыкали ветки, будто здесь кусты растут. Потом резали пласты дерна и укрывали ими брустверы, которые отсвечивали светлой землей на фоне зеленой травы.
Логунов собрал взвод. Лейтенант Столяров всегда это делал перед боем. Давал установку. Так то лейтенант... Логунов не знал о чем говорить. Призывать?.. Так они и сами знают, что делать...
Взвод привычно построился. На правом фланге самый высокий Птичкин, на левом - опирается на палку Земсков. Нет у него места в строю взвода, значит - на левый фланг. Лица обожженные осенним, но все еще горячим солнцем, обмундирование вылинявшее, запыленное, руки в ссадинах.
Логунов прошелся взглядом по строю. Ничего не меняется. Птичкин и в строю ухитряется стоять, будто с барышней беседует... Трибунский голову опустил, устал... Да и все устали. Долотов задумался о чем-то. О лесах, что ли, своих... Вот характер. Все делает молча, неторопливо, вроде бы медленно, а получается у него быстрей, чем у других, как бы они ни торопились... Огородникова нет... Он бы сейчас что-нибудь поправлял, переминался с ноги на ногу, вертелся. Минуту человек спокойно выстоять не мог на одном месте. За это ему всегда попадало от комбата, хотя уважал его комбат, это точно. Золотой был наводчик. Хреново завтра будет без Огородникова. Григоренко станет к прицелу, а ему до Огородникова ему далеко... Постричь его надо. У других не так заметно, что заросли. А этот рыжий, за версту видно... Вернемся в полк - надо стрижку устроить. У Угольникова машинка есть. Хотя, чего об этом? Вернемся - назначат взводного... А Угольников опять чем-то недоволен. Разве разберешься, чем недоволен Угольников? Он всем недоволен. Как они уживаются с Мозжилкиным? Угольников кричит, бегает, а Мозжилкин, как будто не слышит его. Пригнется у прицела: занят, не трогай... И Булатов у них хороший парнишка. Маленький, росточком метр с шапкой, но быстрый - огонь. Ничего не боится. Из какой-то глубинки в Башкирии. Когда в армию призвали, впервые железную дорогу увидел и поезд. Баулин... Уверен, что невезучий. Какой он невезучий? Два года воюет и легкими ранениями отделался. Хотя, ранения - действительно... Гогебошвили переживает. Без дела сидел... Лопату ему надо в руки, пусть копает. А Земсков ведь неплохо из пулемета стреляет. Угораздило парня ногу подвернуть... Гольцеву тоже досталось. Ему и Глебову. Не привыкли они еще к такой работе. Да и все устали... Земли перевернули - гору. Думают, что на этом все...
- Вот что, ребята, - сказал он. - Все, что у нас было тяжелого и хорошего, связано с лейтенантом Столяровым. Теперь нам принимать бой без него. Трудно и непривычно. Но мы не должны уронить! - он не сказал, чего они не должны уронить, да и не знал, что надо сказать и как сказать. Но его поняли. - Теперь о том, что делать будем...
Логунов еще раз оглядел строй. По заведенным лейтенантом Столяровым правилам, надо сейчас сказать, как он думает построить бой.
- По танкам огонь откроем, когда они еще на марше. Полминуты у нас будет, пока засекут. За эти полминуты надо им врезать. Когда очухаются - рванут на нас... А ни хрена у них не выйдет. Овраг видели? - Логунов кивнул в сторону оврага, - похлеще противотанкового рва будет. Уткнуться фрицы в овраг и опять повернут к Лепешкам, чтобы с той стороны выйти. Мы ведем огонь. Не знаю сколько у них будет машин, но думаю - немало. И это еще не все. Те, которых мы не достанем, обойдут овраг и мимо Лепешек, на нас. А мы, со своих позиций их встретить не можем. Значит надо нам готовить позиции для орудий и со стороны Лепешек. Перекатываем туда пушки и встречаем фрицев. Наши танкисты заходят им в тыл. И берем мы их с двух сторон. Такая вот карусель получается. Но без вторых позиции не обойтись. Так что работы у нас сегодня еще навалом. И надо успеть до темна, чтобы ночью как следует отдохнуть.
Логунов посмотрел на недовольную физиономию Угольникова и сказал, не только ему, всем:
- С нашими танкистами полный контакт. Так что разберемся. Получится. Но будет еще и пехота, - напомнил он. - Непременно у фрицев пехота будет. Пока эта пехота в машинах - она наша. Приготовить осколочные. Те автоматчики, что уцелеют, скатятся в овраг и оттуда пойдут на нас. Орудиям не до них будет. Придержим фрицев пулеметами. Долотов, берешь "дегтярь". Прикрываешь левый фланг, орудие Угольникова.
Логунов посмотрел на Земскова: не передумал ли? Земсков кивнул: "не передумал, назначай".
- Земсков, берешь второй "дегтярь". Прикрываешь правый фланг и орудие Птичкина.
Теперь предстояло рыть ячейки для пулеметов.
- Товарищ сержант, - подал голос Булатов. - Посмотри, к танкистам машина пришла. Наверно, какие-нибудь новости привезли.
Логунов пригляделся. У дома, где расположились танкисты, стоял бензовоз. Кто-то из танкистов переговорил с водителем и пошел впереди машины, которая тут же скрылась за домами.
- Это хорошо, что пришла. Птичкин! Быстро, в два счета оборудовать позицию для Земскова. Ячейку, подходы, все как полагается. Угольников! Помочь Долотову. Я к танкистам. За меня старший сержант Земсков.
* * *
К танкистам пришел заправщик. Оказывается, горючего у них оставалось на донышке. Повеселевшие танкисты заправляли машины.
Логунов договорился с водителем заправщика, что тот захватит с собой Малюгина и передаст донесение командиру полка. Тут же, на листке, который вырвал для него из трофейного блокнота лейтенант Иванов, Логунов написал донесение, в котором сообщил обо всем, что произошло со взводом, и о принятом решении.
Малюгин чувствовал себя хорошо. Рана побаливала, но была не тяжелой, и, главное, собирался он сейчас уехать подальше от этой стрельбы, от этих постоянно прущих на орудие фрицевских танков. Подальше от войны. Ранение свое он переживал не особенно. Легкое ранение для солдата - как отпускной билет, даже в какой-то степени выигрышный билет. Ранило - значит, не убило. И теперь, в ближайшее время, убить не может. Вначале должны подлечить. И каким бы ты ни был смелым, усталый и измотанный, за годы войны, легкое ранение воспринимаешь как отпуск. Месяц или два можно отдыхать на чистой постели, спать, когда тебе хочется. Симпатичные сестрички за тобой приглядывают. А там, возможно, на недельку-другую и домой отпустят на дополнительное излечение.
- Езжай, Малюгин, лечись, отдыхай, - напутствовал солдата Логунов. - Подлечишься, приезжай обратно в полк, в наш взвод. Попросишься - должны направить.
- Это можно, во взвод. Ребята у нас хорошие, - согласился Малюгин. - А правда, товарищ сержант, что после ранения отпуск дають? Или, может, брешуть, выдумывають?..