Страница 22 из 47
- Сержант Логунов, - прокричал Логунов и пожал руку танкисту. Тоже командир взвода.
- Орать не надо, - попросил Иванов. - Просто погромче говори. Так где остальные пушкари?
- Наш взвод послали. Про других не знаю, - Логунов тоже надеялся, что раз участок важный и непременно здесь удержаться надо, то соберут в этих Лепешках побольше народа.
- Дела... - лейтенант Иванов поскучнел и веснушки увяли, стали какими-то тусклыми, серыми. - Если фрицы десятка два танков бросят, хреново нам будет. У меня всего три машины. Я думал, хоть батарею подбросят.
- Может и подбросят, откуда я знать могу. Из нашего полка - один взвод. Так ведь есть и другие.
- Вряд ли. У нас здесь, сержант, второстепенное направление, - Мне, понимаешь, везет, как утопленнику. Всегда на второстепенном направлении оказываюсь. Я ведь и на Курской дуге был. Но весь корпус под Прохоровкой, а мы где-то сбоку, под Обаянью. Такие вот дела. Не пришлют нам больше никого. Комбриг так и сказал: "На главном направлении всё в кулак соберут, а вам остатки. Вот вы и соображайте, как из такого хренового положения выкрутиться". Значит - остатки. Два орудия... Снарядами хоть запаслись, или тоже?..
- Два боекомплекта. Для второстепенного направления вполне достаточно, - пошутил Логунов.
- Значит соображаете, - Иванов подмигнул. - На второстепенном иногда бывает жарче, чем на главном. И мы запаслись, - поглядел на машину, на орудия: - пушки вы чудно возите. Это сейчас так положено, в целях экономии транспорта, или от плохой жизни?
- И то и другое. Одна машина сгорела, а орудия возить надо. Начальство обещает, что как только... - так сразу вторую и дадут. Пока на одной довоевываем.
- Обещают - это хорошо, - по тону можно было понять, что не верит танкист в обещания начальства. - Что-то не густо вас.
- Сколько есть. "Мессер" по дороге встретил.
Лейтенант пристально посмотрел на машину, разглядел искромсанный верх кабины.
- А ничего, машину, вроде едва зацепило.
- Двое убитых, один ранен, - сообщил Логунов. Вспомнил про Земскова и поправился: - Можно считать, что двое раненых.
- Понятно. Нас тоже не густо. С задачей ты, надо думать, знаком. Задача - проще некуда: закрыть дорогу. И держать ее до завтрашнего вечера. Если даже танковая дивизия пойдет - все равно держать. Создаем видимость крупной группировки и отвлекаем силы противника. Завтра к вечеру наши вроде должны где-то в другом месте фронт прорвать и здесь фрицы сами откатятся.
- Чего же, все простенько, - согласился Логунов. - Дивизию держать. Чего проще... У тебя, говоришь, три танка?
- "Тридцатьчетверки".
- Хорошие танки. - И пушки у меня хорошие. Ты таких еще, наверно, не видел. Ствол длиной четыре метра с хвостиком. Средний танк насквозь прошивает.
- Симпатичные пушечки, - лейтенант с интересом посмотрел на орудия. - Длинноствольные, вроде зениток. Я, и верно, таких еще не встречал. Ты, сержант, бодрость духа не теряй... Это наш комбриг советует. На все случаи жизни. Знаешь песню: "В танковой бригаде не приходится тужить..." его любимая. А может и сам сочинил. Кто знает? Не пошлют же они сюда и вправду дивизию. Думаю, управимся.
- И я так думаю, - Логунову лейтенант понравился. - Дивизию они не пришлют. Чего целую дивизию гонять на второстепенное направление? Бросят сюда какую-нибудь шоблу. Управимся.
Прищурившись от бьющего в глаза солнца, Логунов вглядывался в дорогу, по которой могли придти немецкие танки. Ничего особенного: обычный грейдер, весь в выбоинах и колдобинах, земля сухая, потрескавшаяся от многодневного зноя. Логунов по привычке, как будто здесь предстояло копать, ударил каблуком, попробовал определить, насколько тверда, жестка земля. Но на рыжей глине осталась лишь заблестевшая на солнце белесая царапина.
Лейтенант Иванов тоже ударил каблуком по дороге.
- Бетон! - сообщил он. - Настоящий бетон! Солнце ее, наверно, на метр прокалило.
- Да, погодка... Копать нам сегодня и копать, - вспомнил Логунов. - Надо поскорей местность осмотреть, определиться. Работы у нас по самую макушку.
- Сейчас пойдем. Позицию вам подобрали неплохую. Наш комбриг выбирал. - По тому, как произносил лейтенант слова "наш комбриг", чувствовалось, что это и есть высочайший для него авторитет. - Ты свои пушки убери. Залетит шальной фриц, а вы как на ладони. Танки мои видишь?
- Не вижу, - признался Логунов. Еще раз оглянулся: - Хорошо припрятали. Красиво сделано.
- То-то... Уметь надо. Маскировка - это, брат, великое дело. У меня ребята - мастера. Приткнули к мазанкам и так, чтобы под деревьями... Фриц, если даже над самими крышами, бреющим пройдет - не увидит. Ты своих тоже приткни, к дому и к сараю. И пусть машину ветками прикроют. Пойдем, покажу куда. Знаю я одно подходящее место.
* * *
Машину и орудия поставили вплотную к обшарпанной мазанке. Слева мазанка, справа - пара одичавших яблонь, сверху - кроны этих яблонь. Если над деревней и повесят "раму" не засечет. Земсков остался за старшего, Логунов и Угольников пошли за танкистом, знакомится с местностью.
- Позицию вам выбрали великолепную, - Иванов остановился возле высокого куста лещины, неожиданно выхватил из висевших на поясе ножен небольшой широкий кинжал и одним взмахом срубил толстую ветвь. - Между прочим - эсэсовский, вот надпись. "Блют унд файер" - произнес он якобы на немецком. Переводится: "Огонь и кровь". - Иванов показал трофейный кинжал сержантам и ловко бросил его обратно в ножны. - Взял у одного эсэсмана. Здоровенный был, как бык. У нас как раз танк загорелся... И его тоже рядом горит. Выскочили. Схватились врукопашную. Ребятам нормальные фрицы попались, а мне настоящий слон. В нем, наверно, килограммов сто, а то и больше. Чуть он меня не кончил. И придушил бы. Ручищи у него как траки. Я уже почти и не дышал. Только кто-то в него в это время пулю всадил. Не знаю кто. Там не только наш экипаж был. Сразу несколько танков горело. И наших, и ихних... Под Обаянью тоже жарко было. Я потом хотел этот кинжал отдать тому, кто меня выручил. Искал, искал, так и не нашел... Теперь сам ношу.
Лейтенант остановился, поглядел на сержантов:
- Вы на Курской были?
- Были, - кивнул Логунов.
- Конечно. Сюда абы кого не пошлют. А где вы там были?
- У Прохоровки.
- О-о! У Прохоровки... - танкист еще раз оглядел спутников, почти что с завистью. - У Прохоровки, это да! Тогда понятно...
Зашагали дальше. А что именно стало понятно лейтенанту Иванову, Логунов и Угольников так и не узнали, потому что не сделали они и десятка шагов, как рядом, из-под развесистого куста, неожиданно выскочил большущий серый заяц и рванулся в поле.
- Ух, косой! Догоню-у-у! - закричал лейтенант.
Он громко затопал ногами, пригнулся, как будто и вправду вот-вот рванется за зайцем.
- Ого-го-го! - шумнул на зайца и Логунов.
А Угольников вложил в рот четыре пальца и свистнул так громко и пронзительно, что заяц должен был от этого разбойничьего свиста убежать на край света.
Но не убежал. Заяц неожиданно остановился, обернулся, присел и уставился на помешавших ему людей. Это был не просто заяц, из таких, что возил дед Мазай, а заяц закаленный войной. Совсем другая порода. Он не испугался вооруженных людей. Просто остановился, чтобы посмотреть, чего это здесь расшумелись? Кто знает, какие чувства владели зайцами, которые два года жили в прифронтовых условиях?
- Вы посмотрите на серого! - рассмеялся Логунов. - Ребята, да он нас ни в грош не ставит.
- Ай зайчина, ай матерый, - стал припевать Угольников.
Лицо у него подобрело, глаза стали веселыми, озорными. Будто он вовсе и не самый занудный в полку сержант.
- Я его сейчас сниму, - лейтенант Иванов расстегнул кобуру, стал вынимать пистолет.
- Зачем? - придержал его за руку Логунов.
- Так сидит ведь...