Очень опасная игра

Я почувствовал приступ зевоты. Это меня удивило; если не считать присутствия при авиакатастрофе, обнаружения трупа, временного выключения из игры пары полицейских, удержания группы людей под дулом пистолета и совсем небольшого перелета, я не совершил в тот день никакой титанической работы. Глотнув еще виски, я заговорил снова:

— Исходный золотой сплав соверенов содержит восемь или девять процентов меди. Ну, скажем, он подмешивал еще пятнадцать процентов, и, вероятно, немного серебра, чтобы предотвратить излишнюю красноту. В результате он получил пятнадцать лишних соверенов с сотни. А с полного груза он имел более трех тысяч. Три фунта на каждые десять, неплохо. Однако это еще не все.

Я встряхнул головой, ощутив какую-то вдруг появившуюся тяжесть.

— Но и этим он уже не довольствовался. И снова переплавлял полученные три тысячи, превращая их в три тысячи четыреста пятьдесят, и продавал на запад, возможно, даже в Швейцарии. Вот тут он и накололся. Или русские заявили претензию, проверив одну-две партии. Я склоняюсь именно к этой версии.

Уголки рта Кенига подрагивали.

— Я очень рад тому, что вы считаете все это только версией, мистер Кэри. Позвольте вас уверить, что, если бы на рынке появились фальшивые соверены, это стало бы широко известно.

— Чертовски точно.

Я покончил с виски и резко поставил стакан на кофейный столик рядом. Сорок одна унция пистолета давала себя знать все сильнее. Я положил его вдоль бедра.

— Чертовски точно. И самое существенное в том, что соверены стоят больше своего золотого содержания где-то процентов на пятнадцать, не так ли? Только по этой причине они приобрели репутацию монет, которые не подделываются. Так что обычно экспертиза считается пустой тратой времени. Если на рынке обнаружится некоторое количество подделок, вы ни слова ни пророните по этому поводу и кинетесь искать источник подделки. Вот почему вы и приехали разделаться с Вейкко, я прав?

Снова пауза. Глядя на Кенига, я излучал сплошное миролюбие. Рассказав свою сказку перед сном, теперь я мог мирно отдыхать.

Заговорил Кениг:

— Но мы не убивали Вейкко, мистер Кэри.

Голос его донесся до меня словно откуда-то издалека.

Взглянув на него, я убедился, что это впрямь его лицо. Похожее на череп на дне кубка для вина.

— Но именно за этим вы приехали.

Мой голос прозвучал как-то расплывчато, похоже на старый граммофон, когда у него кончается завод. Может, все-таки день выдался слишком трудным…

Кениг мягко прожурчал:

— Но почему вас заботит, кто убил Вейкко?

Я сонно ему улыбнулся:

— Может быть, мне все равно. Вейкко достаточно опытен и нечистоплотен в делах, так что сам должен был остерегаться. А вот что остерегаться следовало Оскару Адлеру, — это меня беспокоит. У пилотов достаточно проблем и без публики, которая стремится их убить. Для кого же он выполнял полеты?

«Хитришь, хитришь, Кэри, уводя разговор в сторону», — подумал я про себя.

Кениг заявил:

— Но ведь вы же не выполняете за деньги полеты из Финляндии.

Я ответил:

— А вы не слишком-то и старались заключить сделку.

Мой голос прозвучал как-то отстраненно, был слабым и едва слышным.

Кениг умиротворяюще произнес:

— Никто сегодня ночью никуда и не собирается.

Я мог бы это сделать. Мог бы перестрелять большинство из них, подняв «браунинг» с колена. Но мне зачем-то вместо этого понадобилось встать. И это исчерпало последние мои силы.

— Вы наглые вруны, — с трудом и медленно промямлил я. — Просто вруны.

Я поднял пистолет, и тихий голос из далекого, далекого прошлого напомнил мне, что никогда нельзя падать назад, стреляя из пистолета. Падать всегда следует по направлению к врагу, чтобы суметь продолжить стрельбу. Так что я добросовестно старался падать вперед, и было совсем нетрудно. Единственный выстрел, который я сделал, пробил циновку на полу за миг до того, как я окончательно отключился.

Глава 19

Моей первой мыслью было, что меня одурманили наркотиком. Вторая мысль оказалась чисто рефлекторной: у меня приступ вселенского похмелья. Должно быть, я отправился в постель, перегруженный под завязку. Третья мысль формировалась во мне медленно, вместе с появлением ощущения, что кто-то жжет старую покрышку на моем языке.

Да, я был одурманен наркотиком.

Я лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к собственному дыханию; оно было медленным и глубоким. Руки и ноги замерзли почти до оцепенения. Не оставили же они меня в диком лесу на съедение медведям. Все, что от тебя требуется, Кэри, это открыть глаза и взглянуть. Это человеку-то в моем состоянии? Это несерьезно. Лучше просто спокойно лежать и не двигаться.

Тяжелое дыхание и холодные руки и ноги — что-то очень знакомое. Старинное зелье, сшибающее с ног одной каплей. Вы в состоянии учуять его и ощутить вкус во рту за милю, если только оно не подмешано во что-нибудь крепкое, наподобие виски, и еще качественней это получается здесь, в Лапландии, где привычен вкус виски, слегка отдающего самодельным. Древнейший трюк в игре. А я ведь сам просил виски. Единственное, что остается, — это выкопать могилу, и тогда Билл Кэри сам пойдет и рухнет в нее, если только сумеет до нее дойти.

И все же настало время открыть глаза, и черт с ними, с последствиями.

На поверку это стоило огромных усилий, тут уж без дураков, и в результате в поле моего зрения оказался светильник из нержавеющей стали на голубовато-сером фоне потолка.

Итак, по крайней мере, меня не бросили в лесу. Напротив, если я еще в прицепе, то нахожусь в плену. Эта мысль мгновенно меня отрезвила. Я перекатился на бок и приподнялся на локте.

Как оказалось, я лежал поперек огромной двуспальной кровати, слегка укрытый красно-белым полосатым, как государственный флаг, шелковым стеганым одеялом.

Голос сзади предупредил меня:

— Не надо спешить, Libchen[8].

Я ответил:

— Ради Христа, кто тут спешит?

Затем взглянул, кто говорил.

И увидел Ильзе, стоящую в дверном проеме, с маленьким автоматическим пистолетом в одной руке и сигаретой в другой.

— И кого это, черт возьми, ты зовешь Libchen, скажи на милость? — спросил я и резко сбросил ноги на пол.

Это было ошибкой. Приступ кашля едва не выдавил мой желудок через уши…

— Сигарету, — прохрипел я.

— Если ты принес с собой, то все еще имеешь право ими пользоваться.

Я нашел пачку сигарет, вытащил одну и закурил, удерживая спичку обеими руками.

Дневной свет проникал сквозь венецианские жалюзи на окнах.

Когда я взглянул на часы, то оказалось, что уже около десяти утра.

Но я в принципе был готов к этому: если мне скормили дозу, которая вывела меня из строя, насколько я понимаю, исключительно быстро, то требовалось время, чтобы она выветрилась.

Ильзе сказала, поддерживая светскую беседу:

— Пожалуйста, не пытайся быть умнее всех. Я буду стрелять, а герр Кениг в соседней комнате.

— О да, я тоже тебя люблю. Как насчет того, чтобы что-нибудь выпить, и на этот раз с чуть меньшей добавкой хлоралгидрата?

Она долго меня изучала. На ней был свободный оранжевый жакет из джерси, почти доходящий до колен, с цветными полосами вокруг левого рукава, вроде знаков различия у моряков. И черные слаксы. Волосы забраны назад, что делало ее лицо тоньше и одновременно моложе, и тем не менее выглядела она усталой.

Она покачала головой:

— Не думаю, что они дадут тебе работу.

Она сказала это так, будто идея подлежала обсуждению.

Я согласно кивнул:

— Никто в здравом уме, как они считают, не предоставит мне работы. Как насчет выпивки?

— Не думаю, что это пойдет тебе на пользу.

— Гм?.. — это все, что я смог на это ответить.

— Почему ты сюда заявился? Конечно, они могут быть очень обходительны…

Я медленно провел рукой по лицу. Быть может, та часть мозга, которая позволила бы мне понять, о чем толкует женщина, была все еще в наркотическом трансе.

8

Дорогуша (нем.).