Очень опасная игра

Я пожал плечами:

— Ну ладно. Я действительно не знаю человека, которого ты возил. Кто он?

— Это не имеет значения, — сказал он, но тут же понял, что такой ответ выглядит не слишком убедительно, и продолжил: — Я возил только охотников и местных. И вообще, работы было мало. Неважный год.

Так оно и должно быть, если с ним не заключили контракт на поисковые геологические работы, а я действительно не слышал, чтобы такой контракт с ним существовал.

— Ну хорошо, — кивнул я. — Где я могу найти этого типа из СУОПО?

На этот раз он действительно выдавил шепотом:

— Прямо у тебя за спиной.

Я повернулся, постаравшись не выглядеть при этом слишком суетливым. Он стоял в воротах ангара, против света был виден только силуэт человека в шляпе и с портфелем.

— Пилот Кэри? — спросил он по-фински. Работники этого департамента всегда вежливо обозначают вашу профессию.

— Слушаю вас.

Он подошел, протягивая руку, и я пожал ее. Когда свет из дверей перестал мешать, я смог разглядеть, что он высок, лишь чуть пониже меня, и на несколько лет старше. У него было худощавое лицо с умеренным количеством бородавок, присущих большинству финнов, крупный клювообразный нос и серые глаза.

Его однотонный темно-серый костюм и светло-серая шляпа-борсалино выглядели бы более уместно на улицах Рованиеми. Однако на лице у него отсутствовал загар, которым все обязательно обзаводились длинным лапландским летом. Значит, прислан он из Хельсинки, и это исключало всякую надежду на то, что предстоит всего лишь рутинное, формальное выяснение каких-то обстоятельств.

— Вы хорошо говорите по-фински? — вежливо поинтересовался он.

— Не достаточно хорошо для разговора с полицейским, — ответил я по-английски.

Как вскоре выяснилось, с английским у него было все в порядке. Он дружелюбно покивал и заговорил на безупречном английском:

— Очень хорошо. Будем говорить по-английски. Я Аарни Никканен из СУОПО. Можем мы побеседовать где-нибудь в другом месте?

Он улыбнулся через мое плечо Оскару, затем зашагал из ангара, а я потащился за ним следом.

— Сегодня вы летали? — спросил он.

— Доставил кое-какие продукты американскому охотнику.

— Мистеру Хоумеру?

— Да.

— A-а… Удивляюсь, как ему удалось вас зафрахтовать?

Никканен остановился у передвижного трапа и плюхнул портфель на верхнюю ступеньку. С одной стороны портфеля была выпуклость, судя по всему, сверток с сандвичами. Или пистолет. Сняв шляпу, он прикрыл ею ту самую выпуклость. Полицейский был почти лыс, но не пытался спрятать лысину под седыми прядями, сохранившимися на висках.

— А где вы его высадили?

— Около восьмидесяти миль к северо-западу отсюда. На краю запретной зоны.

— Но не в ней?

— Нет.

Другого ответа он и не мог от меня ожидать. Но в конце концов, у него теперь был факт, который без особого труда можно проверить. Если только именно это ему нужно было выяснить.

Новый вопрос:

— И район, который вы обследуете для «Каайи», тоже находится не в запретной зоне?

— Нет, не в запретной.

Он смотрел на меня с печальной дружеской улыбкой.

Я сказал:

— Могу показать место на карте. Она у меня в самолете.

У меня было два экземпляра карты, один с подробными пометками на фиктивных площадях геологоразведки, как раз для такого случая. Настоящую работу я выполнял, используя целлулоидную накладку с отметками, сделанными восковым карандашом, которые стирал после каждого полета.

— Простите, — его улыбка сделалась еще печальнее, — но я уже видел карты в вашем самолете. Боюсь, трудно выяснить правду, полагаясь лишь на устные свидетельства. Так что я заглянул в ваш самолет.

Я молча кивнул. Парень был не промах. Да и с чего ему им быть. Но я все еще не мог понять, почему из Хельсинки послали человека, который суетится тут, интересуясь возможными случаями вторжения в запретную зону.

Никканен достал пачку сигарет особого сорта, с картонным мундштуком. Закурив, он вынул сигарету изо рта, внимательно осмотрел ее и с легкой грустью сказал:

— Существует теория, что именно те частички табака, которые превращаются в дым при очень высокой температуре и ее сохраняют, вызывают рак легких. Вы об этом слышали? Считается, что надлежит охлаждать дым, прежде чем он попадет в горло. — Пожав плечами, он снова сунул сигарету в рот и спросил: — Вы когда-нибудь летали через границу?

— Через русскую границу? Клянусь Богом, нет.

Полицейский кивнул, потом порылся в левом кармане брюк.

— Все, о чем мы сейчас говорим, не совсем то, что мне нужно. Теперь перейдем к делу.

Он наклонился и жестом игрока в покер, повышающего ставку, высыпал на ступеньку трапа возле моего локтя небольшую кучку золотых монет.

Соверены. Восемь штук. Любопытно, что, когда вы некоторое время их не видите, потом они всегда кажутся меньше размером, чем сохранились в вашей памяти. Возможно, это как-то связано с тем, что они золотые.

Я взглянул на него:

— И что?

— Их нашли в Рованиеми у одного человека.

— Да? Законом запрещено их иметь, что ли?

— Нет. Но этот человек сам сильно не в ладах с законом. Мелкий жулик, участник всяческих афер. — Он слегка мне улыбнулся. — Естественно, сам он не смог вспомнить, кто их дал ему и для чего. Но нас это очень интересует.

— И тогда вы обращаетесь к ближайшему британцу? Но как раз у британца вы едва ли сможете найти соверены.

— Да нет, — он покачал головой, — интересуемся мы не потому, что монеты британские, а потому, что они служат валютой контрабандистов.

Слабый сухой ветер взбивал пыль у наших ног. Где-то на юге жужжал самолет тренера-инструктора ВВС Финляндии Пемброка, приближавшегося к аэродрому. Кроме него слышалось только мое гулкое дыхание, когда я выпускал изо рта густую струю сигаретного дыма.

Он внимательно наблюдал за мной все с той же скупой и печальной улыбкой, которая так же была атрибутом его профессии, как и сверток в портфеле.

Я переспросил:

— Валюта контрабандистов? Как это?

Он легонько постучал сигаретой по горке монет:

— Они золотые и потому имеют собственную денежную стоимость. Насколько помню, где-то около 3100 финских марок. Кроме того, их принимают всюду. Это единственная реальная международная валюта. Таким образом, они становятся идеальным платежным средством для контрабандистов.

— Так эти монеты не ваши?

— Нет. — Он покачал головой. — Да, пожалуйста, покажите, что у вас в карманах.

Я все еще не научился понимать по интонации собеседника, шутит он или говорит серьезно. Это было большим моим минусом. И неумение или тупость тут ни при чем. Вы можете потратить уйму времени, пытаясь прочитать сокровенные мысли в глазах человека, и совершенно забыть о пистолете у него в кармане.

Я принялся выгребать из карманов всякую всячину и складывать ее на ступеньки. Это не слишком помогло решению проблемы: сигареты, спички, портмоне, паспорт, кольцо для ключей, немного финской мелочи, носовой платок, пара документов, касающихся двигателя «Бивера», и зажигалка, которая давно вышла из строя.

Он ни к чему не прикоснулся, только сказал:

— Мне кажется, вы одинокий человек, мистер Кэри.

Сначала я не понял смысла его слов. И понял, только оглядев собственное барахло: никаких писем, только два ключа и открывалка для бутылок на кольце. Многое можно сказать о человеке по содержимому его карманов. Пожав плечами, я ответил:

— Да. Но соверенов нет. Хотите обыскать самолет?

Потом я вспомнил, что он это уже сделал. Я начал злиться. Может, именно этого он и добивался, но как бы то ни было, я разозлился. После того как он перевернул все вверх дном в самолете и заставил меня вывернуть карманы, практически не осталось ни одной вещи, ускользнувшей от пристального внимания полицейского. Я принялся рассовывать вещи по карманам, даже не подумав спросить у него разрешения.

— Теперь вы удовлетворены? — спросил я. — В любое время готов отвезти вас на самолете в Ивало, порыщете в моей квартире. Конечно, если вы не предпочтете заняться этим в мое отсутствие.