Ее первая любовь

Лизнув ложбинку между грудей, он ощутил солоноватый привкус. Целуя, спустился к животу, до конца распахнув на ней ночную рубашку, принялся неистово целовать между ног.

Ее дыхание стало прерывистым. Он ласкал ее, лизал там, где только что побывал пальцами.

Роскошный, сладостный мед! Внутреннее напряжение отпустило.

Он вкушал ее, он пил ее. «Если она останется со мной, мне будет ничего не страшно».

Джулиана запустила пальцы ему в волосы, пока он лизал ее. Ее тихие стоны доводили его до умопомрачения. Тело само пришло в движение, бедра непроизвольно повторяли ритм языка, член натыкался на простыни.

– Эллиот! – воскликнула Джулиана, и он понял, что момент настал. Она хочет его.

Джулиана была девственницей, и он понимал, что сейчас ей станет больно. Но она была готова – влажная, открытая, ее тело расслабилось.

Он мог бы вот так лежать с ней, вылизывать ее, доводя до экстаза. А потом еще. И еще. Целую ночь напролет.

Но его тело хотело получить разрядку, плоть была возбуждена так, что ныло в паху. Эллиот встал, распустил шнурок, скинул шаровары и вернулся к ней.

На миг его восхитила податливость ее тела, потом он резко вошел в нее.

У нее широко открылись глаза. Прекрасная Джулиана! Ее крик превратился в вопль. Но не от боли. Она обхватила его руками и ногами, прижалась к нему. Она хотела его! Она была настолько влажной и скользкой внутри, что преграда девственности рухнула от одного толчка.

Обезумев от желания, Эллиот сделал одно, два, три движения и извергся в нее. Они оба закричали.

Его бедра продолжали ритмично работать. Ему нужно было до конца утолить желание. Ветер ударил в окно, старые створки не выдержали, распахнулись. Порыв холодного воздуха донесся до кровати.

Он остудил Эллиоту спину, заставил задрожать Джулиану. Эллиот остановился и склонился над ней, чтобы прикрыть собой.

Он всегда будет защищать ее! Джулиана – его жена. Сегодня, стоя в церкви, она объявила, что принадлежит ему. Навсегда!

На пике лета здесь, на краю Шотландии, солнце вставало рано. Стоило солнечным лучам проникнуть в спальню через выходящее на восток окно, как Джулиана открыла глаза. Огляделась и погладила спавшего рядом мужа.

Она чувствовала себя как-то странно – изнуренной и взвинченной, одновременно уступчивой и расслабленной. Джемма объясняла ей, как должна вести себя женщина в первую брачную ночь: лечь на спину, глубоко дышать и оставаться невозмутимой.

Но ничего не сказала о том, что муж будет лизать и исследовать ее тело, трогать и упиваться им. Джемма предупреждала, что первый раз окажется болезненным. В общем, так оно и случилось, но только все произошло так бурно и безоглядно, что настоящей боли не было.

Правда, теперь Джулиана испытывала некоторое физическое неудобство и понимала, что ее, без сомнения, больше нельзя считать девицей.

Рядом спал Эллиот, лежа лицом вниз, щекой на матраце, в стороне от подушки. Его длинные ноги вытянулись за кромку кровати. Одеяло наполовину сползло с него.

Спутанные волосы торчали в разные стороны, каштановые пряди золотились на солнце. Опущенные ресницы тоже золотились. И если бы не темный загар, его лицо было бы самым что ни на есть шотландским.

Возле лица покоилась широкая ладонь. Рука, согнутая в локте, была мускулиста – результат тяжелой работы. На правом бицепсе Джулиана увидела чернильный рисунок гибкой лозы, обвивавшей ему предплечье.

Как зачарованная Джулиана принялась разглядывать татуировку. Она еще ни разу не видела ничего подобного. Ей было известно, что моряки наносят такие штуки на тело во время путешествий в дальние страны, но джентльменов с татуировками она еще не встречала.

Она и раздетого мужчину еще ни разу не видела, чтобы без сюртука, без жилета и рубашки, без высокого воротника и галстука. Включая собственного отца. Ей рассказывали, что спортсмены закатывают рукава рубашек и бегают, прыгают и играют в мяч вообще с короткими рукавами, но Джулиана не ходила на спортивные турниры. А кое-кто из джентльменов мог иметь татуировки на тех частях тела, которые недоступны взглядам леди.

Часть его спины была голой, из-под лоскутного одеяла торчала согнутая в колене нога. Джулиана рассмотрела мускулистое бедро, скользнула взглядом по жестким волосам, покрывавшим ногу.

Он был хорошо сложен. Господь щедро одарил его по этой части.

У него имелось несколько шрамов на спине – тонкие белесые следы от ударов, нанесенных лезвием, похожие на те, что виднелись у него на лице. Эллиот много страдал. Это подсказали Джулиане его шрамы. Порезы наносились со знанием дела. Их наносил тот, кто хотел доставить ему как можно больше мучений.

Джулиана осторожно провела пальцем вдоль одного из них, который тянулся к плечу. Кожа на месте пореза была гладкой. И она провела пальцем до его окончания, а потом дальше вниз, к татуировке.

Ей думалось, что Эллиот проснется от прикосновения. Откроет свои серые глаза, улыбнется, а возможно – сердце у нее забилось чаще – притянет к себе, перекатит на спину и продолжит целовать и ласкать ее. Все-таки супружеская кровать – прекрасное место для времяпрепровождения!

Эллиот не шевельнулся. Что было неудивительно. Ночь-то выдалась беспокойной.

Джулиана наклонилась к нему и приложилась губами к вытатуированной лозе, потом еще и еще раз. Ее коса распустилась, и волосы упали вперед, ему на спину. Но Эллиот так и не проснулся.

Джулиана подобрала волосы и поцеловала его в щеку, а потом в уголок рта.

Ей хотелось, чтобы он открыл глаза, улыбнулся, как тогда, когда появился на ее первом балу, и сорвал у нее поцелуй на террасе. Тот Эллиот, полный молодости, смеялся, шутил, с ним она болтала и танцевала несколько часов.

Этот был тих, неулыбчив, с татуировкой и шрамами от кинжала на лице и спине. Она поцеловала эти шрамы.

Он все так же не шевелился. Джулиана уселась рядом и посмотрела на него.

Простыня соскользнула, и Джулиана сидела обнаженной. Эллиот продолжал спать. Он дышал неглубоко и почти бесшумно. И не храпел. Джемма уверяла ее, что все мужчины храпят.

– Эллиот? – Джулиана легонько потрясла его. Кожа у него была горячей, тело – податливым, и он так и не проснулся. – Эллиот! – Джулиана встревожилась. У него мог быть очень крепкий сон, но ей было бы спокойнее, если бы он открыл глаза и недовольно зарычал из-за того, что она его разбудила.

Так всегда делал отец, приходя в себя от дремоты. При этом он утверждал, что вообще не спал, хотя сидел в своем рабочем кресле, откинув голову на спинку, с открытым ртом и покосившимися на носу очками.

То, что происходило с Эллиотом, не казалось таким забавным. Он был совершенно расслабленным, его телу можно было придать любую позу, а он так и не открыл бы глаз и не пошевелился.

Отбросив простыни, Джулиана встала, надела нижнюю рубашку и дрожащими руками застегнула все пуговицы. На спинке стула увидела махровый халат, который туда повесила Чаннан, накинула его и огляделась в поисках звонка. Высоко на стене висели лишь остатки от шнура, не доеденные мышами. Джулиана не смогла бы дотянуться до него, чтобы вызвать кого-нибудь.

Значит, в первую очередь завтра – нет, сегодня! – нужно починить звонок.

Джулиана вышла в коридор. Во всем доме стояла мертвая тишина. У нее не было никакого представления о том, где разместились Махиндар с семьей и постоянно ли живет в доме Хэмиш или уходит ночевать к своей матери. А если позвать их громко, из своей комнаты вылетит мистер Макгрегор с ружьем наперевес.

Она торопливо зашагала к лестнице. В галерее было темно, сюда доходил только свет из нижнего холла. Мрачно висела огромная люстра без единой свечи. Следующее, что она должна будет сделать, – это заставить люстру светиться.

Когда Джулиана начала спускаться по лестнице, на нижнем этаже вдруг громко хлопнула дверь и в холл, широко шагая, вышел рыжеволосый Хэмиш. Взглянув наверх, на лестницу, он испуганно взвизгнул и выронил охапку дров, которую тащил в руках. Дрова с грохотом рассыпались по полу, но его голос перекрыл этот шум: