Страница 20 из 27
На площади перед стадионом гремит музыка. Важно прохаживаются парами зрители. Хрипло и звонко кричат продавцы свое любимое «купите!». «Купите портрет матадора Вильянеды! Купите расшитые золотом панталоны! Купите шпагу с запекшейся бычьей кровью!..»
Мы долго пробиваемся сквозь толпу и, наконец, подходим ко входу. Только не к общему входу, где на стенах красочные барельефы быков и матадоров, а к более скромному — служебному. Полицейский, стоящий у двери, улыбается и прикладывает руку к козырьку:
— Салюдо, Ренато!
Сразу за входом — стойла быков. Животные стоят в небольших загонах, косо поглядывая на прохожих круглыми, с красным отливом глазами. Мальчишки скачут по прогону на лошадях, разминая их перед боем. Ренато приводит меня в большую комнату, где переодеваются участники боя. Как и на площади перед стадионом, в раздевалке праздничная атмосфера, слышится непринужденный смех. Совсем не похоже, что люди готовятся к смертному бою!
— Познакомься, матадор Франциско, — представляет мне Ренато молодого человека, сидящего на стуле в нательной рубахе и панталонах.
Раньше я видел матадоров только на картинках. Затянутые в золотые камзолы, с косичкой на голове, они напоминали красивые статуэтки, и я никогда не задумывался, какое у этих людей лицо. Матадор Франциско больше всего поразил меня своим лицом: большой лоб, резко очерченный рот, темные, как вишни, глаза. В них светится большая доброта.
— Вам никогда не бывает страшно? — спросил я на прощанье матадора.
— Иногда бывает! — Франциско произносит эти слова со смущенной улыбкой и подает твердую, как металл, руку.
Над трибунами, где разместились двадцать тысяч зрителей, звучат фанфары, рассыпается дробь барабана. Из распахнутых ворот на песчаную арену стадиона, отгороженную от публики красным забором, вырывается огромный четырехлетний бык. Его черная шкура лоснится на солнце, на могучей шее выпирают тугие желваки мышц... Посредине арены бык останавливается и, согнув могучую шею, бьет передним копытом о землю, вызывая на смертный бой матадора.
Снова разносятся призывные звуки фанфар, и из узкого прохода в ограде на арену вступает Франциско. Затянутый в коротенькую желтую куртку, расшитую серебром, в плотно облегающие тело панталоны, он выглядит грациозно. Сняв с головы черную треуголку, Франциско раскланивается перед публикой, отставляя одну ногу в сторону и разводя руки перед грудью.
Мягко ступая по песку, Франциско идет навстречу быку. Шагах в пятнадцати он широко распахивает красный плащ. Мгновение бык остается на месте, но потом бросается вперед. Франциско вытягивается, гордо подняв голову, и пропускает его рядом с собой. Бык ударяет рогами по плащу и откидывает материю вверх, чуть не задев Франциско.
— Франциско пробует быка, — говорит Ренато, не отрывая взгляда от арены.
Бык остановился и, резко развернувшись, снова бросился в атаку. И опять его рог проходит в нескольких сантиметрах от расшитой серебром куртки Франциско.
Мягко ступая по песку, Франциско уходит с арены. Проба окончена. Появляется пикадор — всадник, закованный в железные латы. Он похож на средневекового рыцаря. Бык бросается на лошадь. Всадник не успевает вовремя вонзить копье в хребет быка, и животное, упершись рогами в прикрытый матрацем бок лошади, прижимает ее вместе с пикадором к ограде. Всадник валится на землю.
На арену легко и грациозно выбегают бандерильеры. В высоко поднятых руках они несут бандерильи — небольшие разноцветные палочки со стальными наконечниками на концах.
— Торо! Торо! — кричат бандерильеры, пытаясь отвлечь быка от всадника. Бык бросается на одного из них, но тот, ловко увернувшись, вонзает в его хребет разноцветные пики.
— Олэ! — радостно гремит стадион.
Бык бесшумно прыгает. Он хочет сбросить с себя бандерильи, но не может.
— Увертюра кончилась! — шутит Ренато. — Теперь начнется представление.
Франциско берет красную мулету, шлагу и снова появляется на арене. Он снимает свою черную треуголку и бросает ее за барьер. Вытянув шпагу параллельно земле, матадор перекидывает через нее мулету и прижимает ее к шлаге левой рукой.
— Иди! Иди! — зовет Франциско быка, потрясая перед ним мулетой и притопывая ногой.
Бык бросается в атаку. Франциско вытягивает левую руку с мулетой и чуть приподнимается на носках. С налета бык бьет рогами мулету, и она взлетает вверх, как занавес на окне от сильного ветра. Развернувшись, бык снова бросается на мулету. Франциско стоит спиной к быку и, чуть повернув голову влево, косит глазом назад.
После каждого удачного движения зрители славят матадора. Так же как все, я увлечен представлением и поэтому не ощущаю присутствия людей, заполнивших большую чашу стадиона. Я даже забыл о Ренато, и когда ненароком взглянул на него, то понял, что он тоже не помнит обо мне. Ренато смотрел на арену большими, по-детски раскрытыми глазами.
Но вот Ренато поворачивается ко мне и некоторое время смотрит бессмысленно, как будто он еще не отошел от сна, потом восклицает:
— Каков Франциско! Маравилья!
Франциско вдохновлен своим успехом. С каждой минутой его движения становятся все более изящными. Он встречает быка, по-особенному красиво выгибая тело в поясе и немножко склонив голову. Стадион ревет...
Франциско действует так точно и просто, что все это напоминает безобидную забаву человека с быком. Смерть, кровь — эти мрачные слова чужды тому, что происходит здесь! Может быть, именно в эти минуты я понял, почему для мексиканцев бой быков — праздник, почему такие великие художники, как Хемингуэй и Пикассо, увлекались корридой. По красочности и изяществу бой быков можно сравнить с балетом. По темпераменту и накалу страсти коррида, пожалуй, превосходит любое спортивное состязание.
...Франциско, видимо, твердо чувствует свою власть над быком. Я гляжу на его работу, и мне кажутся смешными слова матадора о страхе. Франциско держит мулету в левой руке, но теперь он поворачивается вместе с ней на одном месте, и черная туша быка, словно магнитом притянутая к мулете, носится вокруг него.
Снова гремит «Олэ!», но вдруг стадион смолкает. Франциско встает перед быком на колени. Налитые кровью глаза животного смотрят на Франциско. Когда он распахивает мулету, бык бросается вперед. На коленях трудно увернуться от удара острых рогов, но бык подчинен воле матадора и проскакивает под вытянутой рукой Франциско, обдавая его своим горячим дыханием. Франциско, не поднимаясь на ноги, поворачивается лицом к быку, и снова животное летит на него.
Но вот матадор поворачивается спиной к быку. Совсем тихо на стадионе. Франциско повыше приподнимает руку с мулетой и ждет. Когда бык проносится мимо матадора и останавливается на середине арены, стадион взрывается, как бомба.
— Маравилья! Маравилья! — кричит Ренато. — высшая премия обеспечена!
Звучит барабанная дробь. Франциско поднимается на ноги, подходит к ограде, вытаскивает из-под мулеты шпагу — сталь веселым зайчиком блеснула на солнце. Ударом шпаги Франциско должен закончить бой, и по всему видно, что он верит в силу своего удара.
Но что это? Стадион снова затих. Какой-то мальчуган перепрыгнул через красную ограду и оказался на песчаной арене. Это был тот самый парень, что командовал ватагой ребят, ехавших на буфере автобуса. Не теряя времени, парень выхватывает из кармана кусок обыкновенной красной тряпки, достает из-под рубашки суковатую палку и вешает на нее тряпку. Служители, бандерильеры и Франциско бросаются на арену, чтобы отвлечь быка от мальчика, но поздно.
— Торо! Торо! — кричит мальчик, и в этом крике слышится страсть и желание испытать свою судьбу. Кажется, мальчик вот-вот сам бросится на быка.
Бык видит красную тряпку и кидается на нее.