Возвращение

— Может, и смотрел, я не знаю! — безразлично отозвалась девочка. — Не понимаю, что ты находишь в этом типе? Правда, мне он сказал, что у меня красивые глаза!

— Говорить о людях «тип» невежливо! И особенно о Гийоме! — обиженно воскликнула Камилла. — Ну и что, что он похвалил твои глаза? Все так говорят, это же банально! Конечно, с твоими черными ресницами ты похожа на куколку… Но посмотри на себя — у тебя же, бедняжки, еще нет груди!

Раздался стук в дверь, остановив Мелину, которая уже приготовила обидную реплику в ответ на колкость сестры.

— Девочки, ваши чемоданы готовы? Автобус отправляется через час, не забыли?

— Да, мамочка! — успокоила мать Камилла. — Скажи, ты ведь приедешь в четверг в Брив?

— Да, мама Мари! — подхватила Мелина. — И мы пойдем в кино, как ты обещала!

Мари сделала девочкам знак не кричать, поскольку у нее началась мучительная мигрень.

Мелина в этом году перешла в четвертый класс. То, что она пропустила год, не стало для девочки проблемой. Внешне она выглядела моложе своих лет, хотя тело ее понемногу развивалось. Мелине предстояло открыть для себя жизнь в пансионе, а это значило, что пять дней в неделю она будет избавлена от бдительного надзора Мари и Нанетт. Как же девочка этому радовалась! Правда, теперь ей, наверное, придется серьезнее относиться к занятиям…

До этого года Мари предпочитала оставлять младшую дочь на «полупансионе»: каждое утро Мелина садилась в автобус на городской площади в Обазине и каждый вечер возвращалась домой. Ее соученикам повезло куда меньше — с поступлением в коллеж им пришлось узнать, что такое жизнь в пансионате. Решение Мари объяснялось ее желанием щадить и оберегать девочку, которую она взяла под свою опеку. Поэтому она баловала Мелину куда дольше, чем остальных своих детей.

Коллеж и лицей являли собой единое учебное заведение, но находились в разных зданиях. А вот пансионат был общим. Предполагалось, что Камилла поможет младшей сестре привыкнуть к новой жизни. Мари пообещала девочкам, что иногда по четвергам станет приезжать и забирать их из пансионата на целый вечер, который они, вероятнее всего, будут проводить в кинотеатре.

— Скорее всего, я приеду в следующий четверг, — ответила она. — На этой неделе мне нужно съездить в Лимож.

— В Лимож! — воскликнула Камилла с неожиданным интересом.

— Это деловой визит, дорогая, — отозвалась Мари. — А теперь поторопитесь! Вы пообещали Нанетт, что посидите с ней немного, и она давно вас дожидается. Боюсь, вы не уедете, пока не выполните свое обещание!

Стоило двери закрыться за Мари, как Камилла стала изобретать самые невероятные предлоги, чтобы поехать с матерью в Лимож. Она прекрасно знала, что у нее ничего не выйдет, и все же мысли ее понеслись галопом, стоило только услышать название города. Там живет ее суженый — и этого уже было достаточно для нового погружения в сентиментальное исступление.

На лестничной площадке о ноги Мари потерлась Опаль — кошечка, которую Мелина привезла из «Бори». Место маленького Юкки в сердце девочки занял этот котенок.

— Моя лапочка, ты хочешь молока? Подожди немного, твоя хозяйка занята!

Опаль последовала за Мари в кухню, где у печи с вязанием в руках сидела Нанетт. Старушка вполголоса разговаривала сама с собой, что случалось с ней все чаще. Когда вошла Мари, она спросила громко:

— А как там наша Ману? Когда уже у нее будут детки? Она давно к нам носа не кажет! Видите ли, в Обазине, как на ее вкус, слишком тихо!

— Нан, дорогая, ты же знаешь, она постоянно занята! И недавно она прислала тебе открытку. Мило с ее стороны, ты не находишь? Она думает о тебе, тебе это прекрасно известно!

— Почтовая открытка — это не то! — пробурчала в ответ Нанетт. — Я хочу поцеловать свою внучку, а не клочок бумаги! Я уверена, что у нее не все гладко, а ты не решаешься мне признаться в этом!

Мари ответила не сразу. Она подавила вздох усталости, который только укрепил бы ее приемную мать в своих догадках. Ну как только Нанетт удавалось уловить самую суть проблемы, которую от нее пытались скрыть? Вдобавок она обладала талантом попасть прямо в больное место… каким в данный момент для Мари являлась жизнь Ману.

Матильда, как и Жиль, ее любовник, начала процедуру развода. Однако молодая супруга последнего требовала в качестве отступных приличное ежемесячное содержание. Что до Эрве, который по-прежнему был влюблен в свою капризную Матильду, то он согласился на все требования в тщетной надежде ее разжалобить.

«Скрывать такие вещи очень утомительно, — подумала Мари, наливая в чайник воду. — И не только от Нанетт, но и от Камиллы и Мелины! Я уже не знаю, что мне делать! Рано или поздно все станет известно. Но я не буду ничего рассказывать, пока развод не будет оформлен, — так лучше для репутации Матильды».

Нанетт смотрела на нее сквозь двухфокусные стекла своих очков. Безмятежное выражение лица Мари поставило ее в тупик. Вернувшись к своему вязанию, она решила зайти с другой стороны:

— Значит, не хочешь говорить? Вот только не ври, что у тебя все прекрасно! Я знаю, когда тебе плохо, благо мы не первый десяток лет живем вместе, доченька…

— Нан, ну что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Утром я уже тебе объясняла, что меня беспокоит: Поль до сих пор не получил ссуду в банке. Теперь этот молодой нахал Гийом Герен требует, чтобы мы с Адрианом выступили поручителями. Мне придется поехать в Лимож и подписать бумаги.

— Сынок Макария, этот банкир? Пусть бы Поль искупал его в навозной жиже, и дело с концом! Я думаю, он такая же жаба, как и его отец!

И Нанетт, передернув плечами, плюнула на угли. Таким образом она подчеркивала свое презрение к мерзавцам. Естественно, такие выходки были Мари не по нраву. Потеряв терпение, она воскликнула:

— Я сто раз просила тебя так не делать, Нан! Это отвратительно!

— Ты меньше манерничала, когда тебе было тринадцать, доченька!

И старушка, поджав губы, отгородилась стеной молчания.

Мари давно привыкла к ежедневным перебранкам, а потому стала спокойно готовить чай. Она вздохнула, утомленная этими внутрисемейными баталиями. А ведь им предстояло столкнуться с куда большими проблемами… С некоторых пор у нее появилось смутное ощущение, что судьба ополчилась против их семьи. После смерти Юкки и анонимных писем теперь эта история с ссудой Поля… Обычно процедура кредитования проходит без особых трудностей, но только не для членов семьи Меснье. Дело предстало в новом свете, как только Лора узнала, что Гийом, этот молодой банкир, отказывавшийся дать им кредит, действительно сын Макария Герена. На этот вопрос мать Лоры получила положительный ответ от деревенских кумушек. Макарий… От одного этого имени Мари словно мороз пробирал. А ведь она полагала, что те темные периоды в ее прошлом забыты навсегда! Сколько же еще лет она будет сталкиваться со злом, порожденным Макарием? Теперь его сын подхватил эстафету! В это просто невозможно было поверить!

Новость не слишком обрадовала обитателей фермы в «Бори». Адриан сказал даже, что Полю ни за что не получить этой ссуды. Мари часто размышляла о сложившейся ситуации, ища способ ее разрешить.

«Я должна все уладить! У Гийома Герена нет никаких причин относиться к нам плохо! Это просто смешно! Мне нужно объясниться с ним лично, он должен меня выслушать!» — сказала она себе, пытаясь приободриться. И все же перспектива встречи с сыном Макария ее совершенно не радовала.

Погруженная в невеселые размышления, Мари вздрогнула, когда вошли Камилла и Мелина.

— А, это вы, мои курочки! — воскликнула Нанетт. Она была рада забыть о своем плохом настроении. — Идите я вас расцелую! Без вас неделя тянется так долго! Такие, как я, старухи любят, когда вокруг них суетятся молодые!

Камилла наклонилась и ласково поцеловала ту, кого привыкла называть бабушкой. Увидев в руках старушки спицы, она спросила:

— Что ты вяжешь? Шарфик?

— Да, для Поля! В Прессиньяке зимой северный ветер так и свищет! Твой отец пообещал отвезти меня в «Бори» на Рождество!