Возвращение

— И чего это вы раскричались в такое время? И кто этот «коллабо», про которого вы говорите?

— О нет! — воскликнула Мари со вздохом.

Адриан с трудом поборол искушение призвать в свидетели Нанетт, чью манеру говорить правду в глаза всегда ценил, но, посмотрев на испуганную жену, предпочел промолчать.

— Нан, дорогая, возвращайся в постель! Прости, что мы тебя разбудили! Мы говорили об оккупации, об этой проклятой войне…

— Может, я и старая, но из ума не выжила! — буркнула в ответ Нанетт. — И еще не оглохла! Что тут не понять? Кто-то обозвал Адриана «коллабо»!

Нанетт и при обычных обстоятельствах было трудно провести, а сейчас не стоило даже и пытаться. Мари, скрестив руки на груди, стала объяснять:

— Нан, я сегодня получила письмо. Оно напечатано на машинке, и в нем всего несколько строк — Адриана обвиняют в коллаборационизме. И угрожают ему смертью. И мне тоже. Но мы же не станем принимать это всерьез! По-моему, эти угрозы — просто вздор. Во всем этом есть что-то… детское. Может, кто-то из местных детей наслушался всяких глупостей и решил так над нами подшутить?

— Ребенок — и написал такое? — с иронией спросил Адриан. — Интересно было бы узнать, что это за дитя, которое развлекается тем, что угрожает смертью порядочным людям?

Нанетт, прищурившись, качала головой. С минуту она молчала, потом поделилась своими соображениями:

— Я думаю, это дело рук той же гадины, которая отравила собаку нашей младшенькой! Кто-то вас ненавидит, это точно! Вспоминаю, как у нас в Прессиньяке, еще до рождения моего Пьера, один парень отравил всех кошек в поселке, чтобы отомстить девушке, которая ему отказала!

Мари с сомнением посмотрела на старушку и нахмурилась. То, что мелочность и жестокость присущи некоторым представителям рода человеческого, не укладывалось в ее голове. И все же она в своей жизни сталкивалась и с ненавистью, и с завистью…

— Нан, письмо пришло из Лиможа. Это доказывает, что между этими угрозами и смертью Юкки нет никакой связи. Послушай, уже поздно, иди спать, поговорим об этом завтра. И прошу, ни слова девочкам! Не нужно им об этом знать.

— Я не вчера на свет родилась, моя курочка! И не стану говорить при детях о такой ерунде! Спокойной ночи!

— И ты спи спокойно, моя Нан!

Мари и Адриан вскоре тоже покинули кухню. То, что Нанетт услышала их разговор, было к лучшему. По-лимузенски практичная, старушка расставила все на свои места, а ее замечание относительно собачки, возможно, имело смысл.

Уже в постели они еще долго разговаривали. Оба все еще находились под впечатлением: он никак не мог успокоиться, она продолжала принижать значимость происшествия, опасаясь, как бы это ужасное письмо не разрушило их счастья.

И оба не подозревали, что это только начало…

На следующее утро, довольно рано, Мари вышла за покупками. Дождя не было, робко выглянуло солнышко. Погода стояла довольно теплая для ноября. Одетая в бежевый плащ с пояском, Мари неторопливо шла по улице, наслаждаясь прекрасным утром. Деревья уже потеряли все свои листья и все же оставались красивыми; спокойно струилась вода в фонтане.

Сначала Мари зашла в бакалейную лавку, принадлежащую семье Милле. Там, помимо прочего, можно было купить газеты и табак. Хозяйка, обычно такая приветливая, бросила лишь пару слов, не отводя глаз от кассы. Доброжелательная по натуре, Мари обычно обменивалась с продавцами в магазинчиках парой любезных банальностей или шуток. Жителям такого маленького городка всегда было о чем поговорить: о дожде и о хорошей погоде, о последних слухах, о чьей-то грядущей свадьбе, о сообщениях прессы… Поэтому сухое приветствие бакалейщицы ее удивило, однако не помешало послать той на прощанье очаровательную улыбку.

— До свидания, мадам Милле! У вас ничего не случилось?

Но та лишь скорчила непонятную гримасу.

Мари направилась в булочную. И здесь ее жизнерадостную учтивость погасили настороженные взгляды и вежливые, но сухие ответы.

На этот раз она не на шутку обеспокоилась.

«Господи, что такого страшного случилось за ночь в этом городке? — подумала она, выходя из лавки. — Насколько я знаю, никто не умер… Мне об этом сообщил бы первый же встречный, как это обычно бывает!»

На противоположной стороне дороги она увидела мужчин, которые дружелюбно ей улыбались. У Мари сразу же стало легче на душе. Это были Марк Лажуани, отец Амели, и Жан-Батист Канар. Они что-то тихо обсуждали, но стоило Мари подойти, как мужчины замолчали.

— Здравствуйте! Наверное, спешите в кафе «Сюдри»? Сегодня воскресенье, и вас там заждались! — пошутила она.

— Доброе утро, мадам Мари! — сказал Жан-Батист, протягивая руку.

— Как поживаете? — спросил Марк Лажуани, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Спасибо, хорошо! — ответила Мари.

Она отметила странное выражение лица Жана-Батиста.

Тот кашлянул, потом открыл было рот с таким видом, словно собирался сказать что-то важное, но передумал и пробормотал невнятно:

— А наш славный Адриан как поживает?

— Могло бы быть и лучше, — со вздохом ответила Мари. — Что ж, оставляю вас, господа. Я еще не все купила.

Мари улыбнулась на прощанье и пошла в сторону мясной лавки. Мужчины проводили ее многозначительными взглядами.

— Я не смогу заговорить об этом первым! — шепотом сказал Марк Лажуани.

— А я переговорю с доктором. В понедельник, — добавил Жан-Батист Канар. — При таком разговоре женщинам лучше не присутствовать.

К счастью, Мари ничего этого не слышала. Когда она вошла в мясную лавку, Мари-Эллен как раз нарезала мясо. Звон дверного колокольчика заставил ее поднять голову. При виде Мари она с встревоженным видом бросилась в подсобку и стала звать мать. Мари удивилась — ни привычных слов приветствия, ни банального «простите»…

«Да что такое происходит? — спросила себя она, по-настоящему встревожившись. — Мари-Эллен никогда не вела себя так невежливо со мной! А, вот и она!»

Девушка вернулась в сопровождении своей матери Ирэн, на которой был белый рабочий халат. Та сразу же заговорила:

— Мадам Мари, очень рада вас видеть! Не сердитесь на Мари-Эллен, я велела ей сразу же позвать меня, если вы зайдете. Поймите, девочка так расстроилась…

Мари удивленно смотрела на своих друзей, а те отвечали ей сочувствующими взглядами. Ирэн обошла прилавок, решительным шагом прошла к входной двери и заперла ее на ключ.

— Мадам Мари, если бы вы только знали! Вчера утром с первой почтой мы получили письмо. Я была возмущена до глубины души, уверяю вас!

Не зная, что добавить, взволнованная Ирэн вынула из кармашка конверт и протянула его Мари.

— Скорее читайте! Это такая мерзость! Увы, не мы одни получили такое письмо!

С остановившимся сердцем Мари развернула листок бумаги. Строчки были тоже напечатаны на пишущей машинке, но слова были другими:

Доктор Меснье — не тот, за кого себя выдает. Тот, кто вас лечит, работал на врага во время войны. Он — убийца. У нас есть доказательства его преступлений. И его жена, Мари Меснье, ничем не лучше! Она всех вас презирает и бесстыдно выставляет всем напоказ свою внебрачную дочку! Не страшно ли вам доверять такой своих собственных детей?

На этот раз удар пришелся в самое сердце. Стиль письма был более непринужденным, обвинения — конкретными.

— О Господи! — пробормотала Мари глухо. — Ирэн, дорогая, и ты, Мари-Эллен, надеюсь, вы не верите в эти ужасы?

— Конечно нет, мадам Мари! — сказала девушка. — Я просто не осмелилась сразу сказать вам, когда вы пришли. Я бы расплакалась. Страшно подумать, что вас так оскорбляют!

— Странно даже, что вы спрашиваете об этом! — пылко произнесла жена мясника. — Неужели вы думаете, что я могла бы поверить в такую чушь? Я ведь очень долго вас знаю, вас и вашего супруга! Но… Это необъяснимо… Чем больше люди делают добра другим, тем больше их за это не любят!

У Мари пересохло в горле. Она читала и перечитывала строчки письма, словно надеялась увидеть за ними лицо своего недруга.