Возвращение

Эти размышления удерживали ее от участия в общем веселье. Она стояла у подножия памятника погибшим в войне 1914—1918 годов. На постаменте стоял солдат пуалю[4], в руке у него была винтовка, на голове — каска. Возвышаясь над хохочущими, наряженными в яркие одежды жителями поселка, собравшимися здесь в этот летний день 1946 года, он, казалось, со строгим видом наблюдал за ними.

Но не только Мари чувствовала себя не в своей тарелке. Те же ощущения испытывала и Элоди. По правде говоря, в сельской местности нечасто увидишь пару старше пятидесяти, решившуюся предстать перед кюре. Будущая новобрачная успела пожалеть о том, что пригласила столько народа. Ей приходилось прокладывать себе путь сквозь толпу, держа под руку своего седовласого жениха.

— Смотрите-ка, Фирмен и Элоди! Они идут!

Лизон и Матильда воспользовались тем, что толпа немного отхлынула, чтобы подойти ближе к своей матери. На старшей дочери Мари было светлое простое платье, из украшений она надела только нитку жемчуга. А вот экстравагантный наряд средней вызывал возгласы восторга и удивления. Скромность была Матильде неведома. Она знала, что все считают ее очень красивой, и любила привлекать к себе взгляды. Сегодня на ней было туго стянутое в талии красное платье с головокружительным декольте. От отца она унаследовала не только черные волосы и смуглую кожу, которая уже успела немного загореть, но и выразительные черты лица и красивые карие глаза. Мари долго любовалась ею, но к восхищению примешивалось раздражение. Наконец она сказала:

— Матильда, тебе не стоило так сильно краситься! Что, увидев тебя, подумает кюре? В Дом Божий не входят с такой раскраской на лице!

— Мама, у тебя талант портить людям настроение! Разве ты не заметила, что моя помада подобрана в тон платья? Я купила его специально для этого дня. В Бриве это последняя мода! Побольше цвета, веселья… Война закончилась! Хватит лишений, и да здравствует Америка! В последнем фильме, что я видела, исполнительница главной роли, Ава Гарднер, была накрашена, как я! Кстати, говорят, я на нее похожа. И мой жених так считает. А ты что скажешь?

— И где он, этот отважный юноша? — прыснула Лизон.

Матильда тряхнула черными волосами и ответила в таком же шутливом тоне:

— Я не захотела брать его с собой! Эрве настаивал, он хотел со всеми вами познакомиться, но я была против! Я хочу насладиться обществом родственников… по-холостяцки. Хотя бы еще раз!

Свободные манеры Матильды и ее современный лексикон приводили ее родных в замешательство. Молодая женщина была похожа на бурлящий родник, вечно куда-то стремящийся, свободный и неукротимый. Маленькая дикая кошечка, которая требует к себе внимания и ласки, искусно пряча свои страхи и слабости за игривостью и острыми коготками, — Матильда была выше их понимания. И тем не менее все они любили ее и принимали такой, какая она есть.

Мари воздержалась от дальнейших комментариев: дочь она все равно не могла изменить. Она поискала глазами Адриана и увидела, что он оживленно беседует с помощником мэра. Пару минут она рассматривала своего любимого мужа, того, кто сумел приручить ее тело и душу. Он был таким красивым! Высокий рост и горделивая посадка головы делали его похожим на английского джентльмена, серебристые волосы поблескивали на солнце. Ей захотелось пробраться сквозь толпу к нему, подойти и прошептать на ухо слова нежности, которые уже готовы были сорваться с ее губ: «Моя любовь, мой нежный и такой красивый Адриан! Знаешь ли ты, как сильно я тебя люблю? Если бы я могла выйти за тебя второй раз, я бы не колебалась ни секунды…»

В этот момент в поле ее зрения появились Поль и Камилла. Она перевела взгляд на младшую дочь. В атласном розовом платье с пышными рукавами девочка была хорошенькой, как картинка. Прическа из завитых волос удивительно шла ей, а прыгающие у лба кудряшки придавали шаловливый вид. Поль в своем строгом сером костюме в полоску был очень привлекательным.

«Он тоже похож на меня, — подумала Мари. — У него мой подбородок и мой лоб. Волосы чуть светлее, почти как у моего отца. Только Матильда взяла много от Пьера, и не только во внешности, но и в характере… Увы!»

Да, Пьер был раздражительным и гневливым. Мари вспомнила его приступы холодной ярости, раскаты его голоса… Сколько раз он грохал по столу своим крепким кулаком… Причиной всех этих перепадов настроения были страдания, которые он скрывал и которые Мари, тем не менее, легко читала по его лицу. Ревность! Вожделение! Невысказанные желания! Фрустрация! Она так и не смогла стать такой подругой этому страстному мужчине, какая была ему нужна. И ее природной мягкости оказалось недостаточно, чтобы спасти их супружеский союз. Пьер искал свою вторую половинку — женщину, снедаемую таким же сильным огнем, какой полыхал и в нем самом… Мари же была полной противоположностью его идеала. В своей дочери она узнавала то же отсутствие чувства меры, тот же пылкий темперамент и… неспособность прислушаться к голосу разума. Матильда временами позволяла себя уговорить, однако ее натура всегда брала верх.

«Интересно посмотреть на ее счастливого избранника, сумевшего завоевать ее сердце и не обжечь при этом себе крылья… Что ж, будущее покажет, как долго бедный Эрве продержится с ней рядом. Только бы Матильда была счастлива в супружестве!» — со вздохом подумала Мари.

Наконец к ней вернулся Адриан в сопровождении Венсана. Судя по их лицам, оба были довольны общением с жителями Прессиньяка.

— Знаешь, Мари, хорошенькие же вещи я узнал о сегодняшнем новобрачном! — сказал ей тихо Адриан. — Говорят, он обогатился на спекуляциях где-то в Лиможе, если я правильно понял. И он даже этого не скрывает! Невероятно! Война не для всех стала несчастьем. Какой стыд! И все же наш мсье не любит, когда ему об этом напоминают.

— Заметьте, в наших краях он такой не один, — сердито отозвался Венсан. — Я и других знаю. В школе мальчики иногда невольно проговариваются о том, чем их родители занимались во время оккупации.

Мари посмотрела на мужчин умоляюще и сказала:

— Война закончилась, забудем о прошлом! Более того, мы никогда не узнаем об этом правды. И не нужно принимать на веру все слухи: здесь, в Прессиньяке, — я это знаю по своему опыту, — у людей длинные языки!

Послышались возгласы, смех и приветственные крики. Новобрачные здоровались с гостями, пожимали протянутые руки, расцеловывали в щечки детей. В белом платье с золотым пояском, Элоди, казалось, пребывала на вершине блаженства и была горда собой. Маленькая соломенная шляпка с короткой вуалью слегка притеняла ее лицо с печатью прожитых лет. Она была красиво причесана, но накрашена так же чрезмерно, как и Матильда.

Перед тем как подняться на паперть, Элоди обвела взглядом собравшихся и, заметив Мари, помахала ей рукой. Адриан шепнул жене:

— Элоди нас увидела! Полагаю, она хочет представить нам своего будущего супруга. Нам точно нужно к ней сейчас подойти?

— Давай будем любезными, — так же тихо отозвалась Мари, — и пойдем поздороваемся. Это элементарная вежливость.

Адриан с уважением посмотрел на жену. Природная доброта Мари не переставала его удивлять. Она простила Элоди зависть и обиды, она даже пыталась быть любезной по отношению к этой мегере, когда-то без угрызений совести вымогавшей у них деньги.

— Дорогая, какое счастье, что я на тебе женился! Твоя добросердечность меня поражает! Кто угодно на твоем месте ненавидел бы Элоди.

— Думаю, ты прав, — сказала Мари тихо. — Но к чему ведет ненависть? И Господь учит нас прощать.

Чета Меснье двинулась вперед. Гости, впечатленные элегантностью их нарядов, а еще больше их общественным положением, размыкали свои ряды, давая им пройти. Разговоры стихли, все навострили уши, чтобы услышать, если получится, хотя бы обрывки разговора между ними и женихом с невестой.

— Фирмен! — позвала Элоди, которой было приятно показать, какие у нее связи в обществе. — Хочу представить тебе наших почетных гостей — Мари, ту самую, ее еще прозвали «Мари из “Волчьего Леса”», и ее супруга, доктора Меснье. Были времена, когда они мне здорово помогли…