Лилия с шипами

Я машинально перелистнула страницу, но дальше шла покореженная от времени обложка. В голове крутились обрывки образов, такие реальные, словно все, что я только что прочла, видела своими глазами: покорно идущая на убой корова с раздутыми боками; звон разбитого окна; гневные, перекошенные лица баб у деревенской хатенки; плачущая, прижимающая к животу руку с размозженным пальцем молодая женщина; она же поднимающая топор на пьяного мужа…

Я вдруг поняла, что уже некоторое время не дышу. Попыталась вдохнуть, но горло сжал спазм. Схватившись за шею, я сосредоточилась на вдохе. Раздался хрип, боль в горле немного уменьшилась и воздух с трудом, но пошел. Теперь на меня нахлынул приступ паники, и я вскочила.

— «Надо бежать. Куда бежать? Не знаю, куда угодно, только срочно на свежий воздух, больше не могу тут находиться», — задыхаясь, подумала я, и стремительно одевшись, выскочила за дверь. Мне срочно нужно было глотнуть свежего воздуха, срочно. Но на лестничной площадке приступ удушья накатил еще сильнее, и я, поняв, что до выхода не добегу, кинулась к окну, и из последних сил, навалившись животом на подоконник, уперлась рукой в раму. Казалось, окно слилось с проемом, и мне его ни за что не открыть, но тут что-то хрупнуло, рама рывками сдвинулась с места, и в лицо хлынула струя свежего, морозного воздуха.

Несколько секунд или минут я стояла, приникнув ртом к образовавшейся щели, жадно глотая поток кислорода. Наконец, тиски в горле разжались, дышать стало намного легче и я, бессильно привалившись спиной к подоконнику, перевела дух. Нет, мне точно нужно к врачу! Может, с сердцем проблемы? Или это астма?

Я попыталась вспомнить, захватила ли ключи, выскакивая из квартиры… Дверь-то захлопнула, а вот взяла ли связку ключей… Я полезла в карман куртки. Сверху лежал мобильник, пришлось вытащить его, чтобы пробраться в недра кармана. Следом за телефоном наружу вытянулись и с громким звоном на пол выпали ключи, которые я, случайно переступив с ноги на ногу, пнула, и они мгновенно улетели под батарею. Чертыхнувшись, встала на колени, и заглянула под радиатор. Ключи лежали прямо у меня под носом. Но под носом у меня оказалось и нечто еще. Светлые плитки пола, часть стены и нижний край батареи были испачканы темной, высохшей кровью…

Четыре красных розы коснулись снега, покрывающего могилу. Алое на белом снегу выглядело, словно кровь… Я дернула головой, прогоняя не прошеный образ, но яркие пятна стояли перед глазами.

На кладбище было так тихо, так спокойно, так умиротворенно… Я прислонилась лбом к простенькому надгробию, стоящему между маминой и папиной могил. Пока земля не осела нельзя было ставить ничего более монументального, чем простая металлическая тумба. В конце весны, когда все просохнет, и насыпь достаточно опустится, можно будет поставить родителям хороший, мраморный памятник.

Глаза наполнились слезами:

— Мама, мамочка, как же мне без вас плохо… Что мне делать, скажи? Я хочу к вам с папой… Не могу больше… Подскажи, что мне делать? А может, мне просто шагнуть из окна, и все дела? И никаких терзаний, никакой боли, кроме нескольких секунд парения и ужаса, а потом бах… Боль и покой… И может быть, я встречусь с вами…

В голове вдруг мелькнула неведомо откуда взявшаяся мысль: — «Ага, бах и лепешка. Фу, как не эстетично. Чтобы тебя потом от асфальта отскребали!»

Я оглянулась, создавалось впечатление, что голос шел откуда-то со стороны. В этот момент, мимо кладбища по трассе с ревом промчался старенький, раздолбанный автобус, табличка на его исцарапанном боку гласила, что он идет в Бабью Лопань.

— Бабья Лопань… — ошарашено произнесла я вслух. — Ну конечно… Там все началось, туда и ехать надо. — Я медленно повернула голову в сторону родительского надгробия — Спа… Спасибо, мама…

Двенадцатая глава

Впереди появилась синяя вывеска, возвещающая, что Бабья Лопань вот она, всего в каких-то ста метрах. Я заметила небольшой магазинчик, малюсенькую недостроенную остановку, и несколько женщин, стоящих возле кучки битого кирпича и что-то активно обсуждающих, видимо, как говорится, зацепившихся языками. Машина остановилась, я вылезла, и несколько секунд стояла, закрыв глаза — взвихрившаяся снежная пыль заполнила, казалось, все пространство передо мной. Наконец, белое облако рассеялось, я набралась храбрости, и подошла к женщинам, которые, как только машина подъехала, тут же замолчали и теперь выжидательно смотрели на меня.

— Здравствуйте! — поздоровалась я со всеми сразу.

— Здравствуй и ты, голуба! — ответила самая бойкая женщина, придерживавшая ногой матерчатую сумку из которой выглядывал селедочный хвост. — Чего это тебя в такую пору занесло к нам, из города-то?

— Я ищу людей, которые могли бы знать Ольгу Александровну Чегодаеву, она здесь жила сорок пять — пятьдесят лет назад. Понимаю, вряд ли кто жив с тех пор еще остался которые могли бы ее помнить, но все-таки…

— А ты кто такая вообще, а? — неожиданно агрессивно спросила другая тетка, лет шестидесяти. — Тебе чего тут нужно?

— Я ее внучка и хотела бы немного узнать о бабушке… — я не договорила, увидев, как изменились лица этих женщин. Создавалось впечатление, что у них перед носом разорвалась граната со слезоточивым газом — они все разом сморщились и отпрянули назад.

— Пошла прочь, дрянь! — заорала вдруг одна.

— Чтобы духу тут твоего не было, ведьмино отродье! — завизжала другая.

Я заморгала от изумления: — Да вы что? Вы меня с кем-то путаете! Я просто хотела узна…

Не дав договорить, как подбежала одна из теток и толкнула меня в грудь, да так сильно, что я на своих шпильках не удержалась и с размаху плюхнулась в сугроб, образовавшийся после чистки дороги.

— Да вы все тут с ума посходили, что ли? — заорала и я, силясь подняться, и не находя никакой точки опоры. Со стороны трассы донеслись звуки взвывшего на высоких оборотах двигателя — таксист бросил меня! От ужаса я завертелась с удвоенной силой, и выбралась, наконец, из сугроба.

Как только мое лицо показалось из снега, в меня полетели снежки и куски кирпича.

— Бабы, бей ее, пока она на нас на всех порчу не навела!

Я стремительно вскочила, поскользнулась и снова упала, на этот раз, на четвереньки. Мне в голову тут же попал кусок кирпича. Было такое впечатление, что меня приложили головой о стену из этого самого кирпича. Я не упала тут же с раскроенной головой только благодаря толстой пушистой шапке.

— «А я еще ее надевать не хотела» — подумалось сквозь подступивший туман. Схватилась за голову, но следующий кусок кирпича привел меня в чувство, я, наконец, вскочила на ноги и побежала вдоль дороги, в сторону города.

Я бы ни за что не рискнула постучать ни в один дом в округе — судя по-всему, здесь находился филиал психушки, что располагалась километрах в пяти отсюда. Но эта женщина сама вышла навстречу, словно дожидалась меня, сидя у окна. Она была лет семидесяти, высокой, худой, спину держала очень прямо, так, что я сразу вспомнила моделей, которых учили ровной походке, держа на голове книги. С ее головы уж точно, ни одна книжка бы не упала, она бы даже не шелохнулась. Седые волосы были забраны в узел, и спрятаны под кружевной чепчик, надо же — чепчик! Никогда бы не подумала, что доведется встретить такой раритет, так сказать, вживую… Строгое платье в пол, приталенное и прикрытое сверху кружевным же крохотным передничком, было скромного серого цвета, слегка оживленным опять-таки, кружевами. И никакого пальто или шубы, казалось, она не замечает, что на улице минусовая температура. Глядя на нее, мои мысли поменяли ритм и построение, и потекли медленно, даже как-то архаично. Я бы не смогла объяснить для самой себя, что означает в данном случае — архаично, если бы ее первыми словами не были бы: