Страница 18 из 22
– Цидулок нам еще насочиняют. Напакостят. Фактически помогают Гитлеру…»
Жуков уцелел. И даже другим помог. Но не стоит думать, что это был последний период репрессий. Как выяснилось позже, менялись лишь следователи, методы и формулировки.
Халхин-Гол: жестокий победитель
Бои на реке Халхин-Гол («река Халхин» по-монгольски) вошли в советскую историографию и новейшую мифологию как воплощение той самой маленькой победоносной войны, которой не хватало отечественным государственным деятелям с начала ХХ века. Тяжесть сражений и понесенные потери померкли перед жестокими битвами и грандиозными жертвами Великой Отечественной. А эйфория победы малой кровью и на чужой территории – осталась. Хотя на самом деле победа во «второй русско-японской войне» впоследствии, как оказалось, кое-что значила для победы во второй Великой войне – благодаря ей Советскому Союзу не пришлось воевать на два фронта. Существует и противоположное мнение – что именно победные настроения после Халхин-Гола породили излишний оптимизм, который помешал как следует подготовиться к отражению немецкой агрессии.
Но в судьбе Георгия Жукова Халхин-Гол, безусловно, сыграл важнейшую роль, превратив добросовестного, но безвестного комдива в творца победы, сразу вслед за этим стремительно вознесенного к высшим военным должностям и званиям.
Рассмотрим же вкратце предысторию того, что западные историки называют Номоханским инцидентом, а придерживающиеся советской традиции – конфликтом на реке Халхин-Гол.
В 1932 году оккупация Маньчжурии японскими войсками завершилась созданием там «государства» Маньчжоу-го, которому отводилась роль плацдарма для дальнейших боевых действий против Китая, Монголии и СССР. Затем последовали претензии Японии по месту прохождения границы. Японцы требовали признать реку Халхин-Гол границей между Маньчжоу-го и Монголией, хотя на самом деле граница проходила на 20–25 км восточнее. Принято считать, что главной причиной указанных претензий была необходимость отодвинуть границу от железной дороги Халун-Аршан-Ганьчжур, которую японцы строили в направлении советской границы, в сторону Иркутска и озера Байкал.
В 1935 году на монголо-маньчжурской границе начались столкновения. Попытки переговоров, предпринятые в том же году, провалились. 12 марта 1936 года между СССР и Монголией был подписан «Протокол о взаимопомощи», и уже в следующем году на территории Монголии были размещены части Красной армии.
Еще через год, летом 1938 года, разыгрались события у озера Хасан. Две недели боев между советскими и японскими войсками у озера Хасан завершились победой Красной армии. Однако напряженность продолжала нарастать. В самом начале 1939 года в Японии сменился правительственный кабинет, и на повестку дня был открыто вынесен лозунг о расширении Великой Японии до самого Байкала. На монгольской границе продолжались постоянные провокации – в течение февраля и марта произошло не менее 30 нападений на монгольских пограничников.
В мае 1939 года ситуация еще более обострилась. 8 мая взвод японских диверсантов попытался занять островок посредине реки Халхин-Гол, однако монгольские пограничники заметили противника и отогнали его огнем. А 11 мая отряд в три сотни человек при нескольких пулеметах внедрился на 15 км в глубину монгольской территории и напал на погранзаставу на высоте Номон-Хан-Бурд-Обо. Еще через три дня разведотряд 23-й японской пехотной дивизии при поддержке авиации атаковал 7-ю пограничную заставу, захватив высоту Дунгур-Обо, куда началась переброска пехоты на грузовиках и бронемашин, японцы даже танк подогнали. Но 17 мая три мотострелковые роты, саперная рота и артиллерийская батарея Красной армии при поддержке монгольского бронедивизиона отбросили противника обратно за Халхин-Гол.
Однако в последней декаде мая японцы сосредоточили в районе конфликта значительные силы под командованием полковника Ямагата (1680 пехотинцев и 900 кавалеристов, 75 пулеметов, 18 орудий и различная бронетехника) и 28 мая перешли в наступление, намереваясь окружить советско-монгольские подразделения на восточном берегу Халхин-Гола, преградив им путь к переправе. Части РККА и монгольской армии смогли избежать окружения благодаря действиям батареи под командованием старшего лейтенанта Вахтина. Но им все же пришлось отступить. На следующий день японцы опять были отброшены…
В это самое время Жуков в штабе 3-го кавалерийского корпуса вел разбор недавно завершившихся командно-штабных учений. Неожиданно в зал, где это происходило, вбежал член Военного совета округа дивизионный комиссар Сусайков и, ничего не объясняя, сообщил, что заместителя командующего экстренно вызывают в Москву.
В штабе округа Жуков не смог узнать никаких подробностей. У него уже не оставалось времени, даже чтобы заехать домой. Новость пришлось сообщить по телефону. Александра Диевна разрыдалась, сразу подумав о самом худшем – времена арестов и «троек» были еще слишком свежи в памяти. Георгий Константинович даже не знал, что сказать ей в утешение – сам ничего не ведал.
Утром следующего дня Жуков уже был в Москве в Наркомате обороны, где его сразу же провели к Ворошилову.
Офицер по особым поручениям напутствовал:
– Идите, а я сейчас прикажу подготовить вам чемодан для дальней поездки.
– Для какой дальней поездки?
– Идите к наркому, он вам скажет все, что нужно.
Ворошилов сначала поинтересовался здоровьем прибывшего, а потом сообщил:
– Японские войска внезапно вторглись в пределы дружественной нам Монголии, которую Советское правительство договором от 12 марта 1936 года обязалось защищать от всякой внешней агрессии. Вот карта района вторжения с обстановкой на 30 мая. Вот здесь длительное время проводились мелкие провокационные налеты на монгольских пограничников, а вот здесь японские войска в составе группы войск Хайларского гарнизона вторглись на территорию МНР и напали на монгольские пограничные части, прикрывавшие участок местности восточнее реки Халхин-Гол. Думаю, что затеяна серьезная военная авантюра. Во всяком случае, на этом дело не кончится… Можете ли вы вылететь туда немедленно и, если потребуется, принять на себя командование войсками?
– Готов вылететь сию же минуту, – ответил Жуков.
– Очень хорошо, – кивнул Ворошилов. – Самолет для вас будет подготовлен на Центральном аэродроме… Зайдите к Смородинову, получите у него необходимые материалы и договоритесь о связи с Генштабом. К самолету прибудет в ваше распоряжение небольшая группа офицеров-специалистов.
Никаких особых материалов Жуков в Генштабе получить не сумел – там мало что знали о происходящем на Халхин-Голе сверх сказанного Ворошиловым. И. о. заместителя начальника Генерального штаба Смородинов особо просил Жукова разобраться, что же там делается, и «откровенно доложить».
Впоследствии Жуков рассказывал Константину Симонову о начале своей халхин-гольской эпопеи уже с подробностями, которых в тот момент не знал: «На Халхин-Гол я поехал так… Сталин, обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии Тимошенко и Пономаренко, тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: «Кто там, на Халхин-Голе, командует войсками?» – «Комбриг Фекленко». – «Ну, а кто этот Фекленко? Что он собой представляет?» – спросил Сталин. Ворошилов сказал, что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко и не знает, что тот собой представляет. Сталин недовольно сказал: «Что же это такое? Люди воюют, а ты не представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен действовать инициативно. Чтобы мог не только исправить положение, но и при случае надавать японцам». Тимошенко сказал: «У меня есть одна кандидатура – командир кавалерийского корпуса Жуков». – «Жуков… Жуков, – сказал Сталин. – Что-то я не помню эту фамилию». Тогда Ворошилов напомнил ему: «Это тот самый Жуков, который прислал вам и мне телеграмму о том, что его несправедливо привлекают к партийной ответственности». – «Ну, и чем дело кончилось?» – спросил Сталин. Ворошилов сказал, что ничем, выяснилось, что для привлечения к партийной ответственности оснований не было».