Акапулько

— Это вам не сонная забегаловка, ловушка для туристов. Это подлинная Мексика, никаких тебе поддельных соусов, никаких виляющих хвостом официантов. Это настоящий Акапулько, чистое золото Акапулько. — Он уставился на Шелли, как будто пытаясь бессловесно внушить ей какую-то мысль.

Чувствуя себя неловко, она занялась едой.

— Акапулько всегда был курортом?

— Валяй, Лео, рассказывай, — вступил в разговор Форман. — Ты же наш гид.

Лео отправил в рот громадную порцию такос с говядиной и начал свой рассказ.

— Говорят, жизнь в этом местечке зашевелилась где-то в 1927 году. До того времени здесь не было ничего, за исключением ослиной тропы через горы. Потом правительство раскошелилось на одностороннюю дорогу.

— И это превратило Акапулько в популярный курорт? — живо спросила Шелли.

В своих черных шелковых брюках и черно-бирюзовой блузе, с черными, зачесанными назад над полупрозрачным челом волосами, Шелли сегодня казалась Форману менее уязвимой, более похожей на шикарных, загадочных женщин, которых можно встретить в дорогих ресторанах и ночных клубах. И все-таки ее горло то и дело перехватывало от напряжения, а глаза все время перебегали с одного на другое. «Она, — сказал он себе, — словно окутана дымкой страха, словно в сгустившемся вокруг нее облаке зараженного чем-то воздуха, которое возвеличивает — или уничижает, кому что нравится, — присущую ей женственность, она испугана… благословенная женщина, проклятая женщина. Как передать все это в фильме? Если это можно будет сделать, “Любовь, любовь” станет живым портретом женщины — женщины, которая несомненно убегает от чего-то или бежит к чему-то… к чему?» «Интересно, — мелькнула у Формана мысль, — что думает по этому поводу Шелли?»

— Когда появилась дорога, — говорил Лео, — некоторые из самых ушлых мексиканцев стали приглашать к себе гостей. Но первый настоящий отель был построен только через семь лет. Прощай, неиспорченность и невинность! Здравствуй, доллар янки!

— Но разве он не помог этим людям? Разве они не начали больше зарабатывать, лучше жить? — спросила Шелли.

— Ух ты! — воскликнул Лео. — Ты это без балды?

— Веди себя вежливо, — мягко попросил Форман.

— Посмотрите на это место, — продолжил Лео. — Все запружено туристами. Тратятся целые состояния. Но деньги идут к деньгам. Кругом одни дельцы. Люди берут, только берут. Никто не получает удовольствия, никто не наслаждается, никто не расслабляется. Нет никакой любви. А платная дорога завершила начатое, — заключил он.

— Когда это было?

— Что-то около 1950, и раз, готово — второй Кони-Айленд[52] в Мексике!

— Если бы я думала, как вы, — сказала Шелли, — ни за что не приехала бы сюда.

— Может и так, — согласился Лео, снова обращая свои водянистые глаза на Шелли. — Вне этого мира меня нет. Никакой погони за прибылью, никакой боли, просто наслаждение красотой дня, вот и все. Я с людьми, настоящими людьми, все мы одно большое племя. Мы любим…

— Прошу прощения, — перебила его Шелли.

Лео погладил волосенки на подбородке и всем своим видом продемонстрировал непоколебимое пренебрежение.

— А мы можем встретиться с некоторыми из ваших друзей? — снова заговорила Шелли.

— Масло и вода, — нараспев протянул Лео. — Масло и вода.

— Это означает, — пояснил Форман, — что Лео сноб. Мы недостаточно хороши для того, чтобы смешаться с этими его любящими друзьями.

Лео открыл рот, собираясь что-то сказать, потом захлопнул его и уставился в пространство.

— Веселей, — подбодрил его Форман. — Ты не можешь лишить мир своей истинной, любящей натуры. — Бледная кожа еще больше обтянула его лицо и, казалось, отсвечивала. — Ладно, давайте валить отсюда. Веди нас, благородный Лео…

Потом был ночной клуб, который словно вгрызся в винный погреб какого-то частного дома. Толстые каменные стены, высокие своды, низкие ложа и «марьячис»[53], поющие романтические латинские песни, — вот достопримечательности этого заведения. Американцы потягивали бренди, и Форман чувствовал, как в нем растет нетерпение.

— Стоит только завернуть за угол и все марьячис в Мексике твои. Давай-ка лучше займемся этим в следующий раз, Лео…

Двадцатиминутная поездка на такси привела их в дальний конец Костеры, на дискотеку. Форман переключился на скотч. Он наблюдал за танцующими и воображал себя находящимся где-нибудь в Нью-Йорке, или в Чикаго, или в Сан-Франциско. Усиленный аппаратурой, рок бился и пульсировал внутри самого черепа, и Форман попробовал отключиться от музыки. Безуспешно. Он заказал еще порцию.

Рядом с их столиком танцевал мужчина с плечами игрока в футбол; взгляд мужчины был прикован к дергающемуся тазу его партнерши. Толкнув спиной Шелли, он продолжал танцевать, не сбившись при этом с ритма.

Форман поднялся на ноги, развернул танцора к себе. Его речь была уже тяжелой и невнятной.

— Осторожней, приятель!

Футболист ухмыльнулся.

— Что надо?

— Если ты слишком напился, чтобы смотреть…

Футболист заморгал.

— Похоже, это ты здесь самый пьяный, мистер.

Шели схватила Формана за руку.

— Прошу тебя, Пол, все в порядке.

Пол выбросил вперед кулак. Рука футболиста мгновенно взметнулась, отражая удар, и в следующую секунду Форман беспомощно барахтался в медвежьих объятиях великана, который почти оторвал Формана от пола.

— О, Господи! — закричала Шелли.

— Мир! — провозгласил Лео, благоразумно отодвигаясь в сторону.

Футболист свалил Формана обратно на его стул.

— Мир, — охотно и весело отозвался футболист. — Или разбитая физиономия, как хочешь, выбирай. — И гигант вернулся к своей партнерше, которая ни на секунду не прервала своих круговращательных движений.

У Формана, почти сползшего со стула, отвисла челюсть.

— С вами все в порядке, Пол? — с тревогой спросила Шелли.

— Ух ты, — прокомментировал Лео. — Тебе повезло, приятель. Этот парень мог бы так тебе надрать задницу…

— Пошли, — хрипло сказал Форман.

— Куда?

— Пошли, — повторил Форман. — Пошли!

Тут вмешался Лео:

— Я знаю одно местечко…

Такси обогнуло собор и взобралось на крутой подъем, едва не задавив при этом пару совокупляющихся собак. Перевалив через холм, машина загрохотала вниз, пересекла автостраду и запрыгала по грязной дороге. Затем водитель повернул налево, потом направо, потом снова направо.

— Где, черт возьми, мы находимся? — угрюмо спросил Форман. Его гнев прошел, и остался только стыд, да еще непреодолимое желание наказать кого-нибудь за свое унижение.

Такси остановилось у дверей каменной стены. Они вышли из машины.

— Что это такое, Лео?

— Где твоя вера, малыш? Иди по дороге, вымощенной желтым кирпичом. Сюда. — Стена окончилась, и они очутились на тропинке из булыжника. Через пятьдесят футов им встретилась еще одна, более новая стена, верхняя часть которой была утыкана стеклянными осколками, вмурованными в цемент. В ответ на стук Лео распахнулась резная деревянная дверь, и в проеме в красно-синей униформе с латунными пуговицами возник рослый детина-мексиканец. Он с кислым и мрачным видом оглядел их компанию и посторонился, пропуская гостей.

— Pase, por favor[54].

— «Эль Тибурон»[55], — сказал Лео, входя первым.

Они пересекли широкий патио, обрамленный кактусами. Сверху свисали, раскачиваясь на проволоке, желтые фонари. Из фонтана неубедительно сочилась вода, а рядом с диким апельсиновым деревом стояла раскрашенная часовня, воздвигнутая в честь какого-то неизвестного святого.

— Как красиво! — воскликнула Шелли. — Мирно, спокойно, даже как-то ласково. Хотела бы я жить здесь, есть под открытым небом, чтобы меня всегда окружала эта красота.

— Я знал, что тебе понравится это место, — отозвался Лео.

52

Кони Айленд — район в южном Бруклине (Нью-Йорк), где расположен пляж, зона отдыха и парк с аттракционами.

53

Марьячис (mariachis) — группа музыкантов (исп.).

54

Pase, por favor — проходите, пожалуйста (исп.).

55

«Эль Тибурон» (El Tiburón) — буквально: «Акула» (исп.).