Страница 29 из 40
Потому что, если этого им будет мало… Что ж… Тогда он сам соберет корабль и команду для путешествия за Южный Круг. Тогда он собственными гниющими руками притащит этим умникам какую-нибудь хитрую тварь.
Барри Рубенс шел по льду, царапая голубоватую твердь стальными «кошками», и нес на себе обгоревшее тело животного, ради которого его, капитана Монокля, два года назад бросила жена.
Чувствовал он себя престранно…
Виталий Вавикин
Звонкие ручьи грядущего
Рассказ
Весеннее солнце растопило выпавший за зиму снег, обнажило поля. Эти серые бескрайние поля, в которые, казалось, превратился весь мир. Война осталась в прошлом, но ее эхо все еще гремело над землей. Раскатистое, болезненное эхо, от которого вздрагивало сердце, ожидая новых ударов с воздуха, новых выстрелов, новых жертв…
— Думаешь, здесь все еще остались мины? — спросил Артема его друг Скотти Палмер. Друг, которого Артем приобрел этой зимой. Высокий чернокожий атлет пришел с севера, сказав, что жизнь за горизонтом такая же пустынная, как и в любой другой точке земного шара. Война забрала все, что было создано.
— Но война закончилась, — сказала Светлана, когда ее муж Андрей и его друг Артем хотели повесить Палмера на старом тополе, который умер еще до начала войны и теперь медленно догнивал изнутри, доживая свои последние годы. Андрей отмахнулся от нее, но с линчеванием чужака решил подождать.
— Может быть, кто-то подаст нам сигнал. Скажет, что делать? — Андрей вглядывался в горизонт, откуда пришел Скотти Палмер. Радиоприемники молчали. Ни одного сигнала, словно весь мир действительно вымер. Или затаился. — Откуда ты знаешь наш язык? — спросил Андрей чужака. — Признайся, тебя же послали наши враги!
— А кто ваш враг? — спросил его Скотти Палмер. Андрей замолчал, смутился, снова начал вглядываться в горизонт. Последние бои закончились больше года назад. Бои между своими и чужими, но мирное население было слишком напугано, чтобы выбраться из своих укрытий и узнать, кто же все-таки воюет. А радио и телевидение молчало. Как и сейчас.
— Все не могли погибнуть, — сказал Андрей, вглядываясь в черные глаза чужака. — Ты же здесь. Ты же живой.
— И ты тоже живой, — сказал ему Скотти, затем посмотрел на жену Андрея, на ее живот. — Вам скоро рожать? — спросил он ее. Она кивнула, нахмурилась. — А врач у вас есть?
— Врача нет, — ответил за жену Андрей. Артем тронул его за руку.
— Его рюкзак, — он протянул ему вещи Скотти. — Кажется, там бинты и инструменты врача.
— Вот как? — Андрей взял рюкзак, высыпал его содержимое на землю, закурил, небрежно вороша ногой кипу таблеток и ампул с пенициллином. — Так ты, значит, врач? — спросил он чужака и снова посмотрел на приготовленную ему петлю. Ветер раскачивал старый тополь, и веревка раскачивалась вместе с умирающим деревом. — И где же тогда твои шприцы и все остальное?
— Где-то в рюкзаке, если, конечно, вы их не разбили. — Скотти спросил разрешения закурить и начал рассказывать о местах, откуда пришел. О мертвых местах. — Вы первые, кого я встретил за последние месяцы, — закончил он.
— Понятно, — протянул Андрей и сплюнул себе под ноги.
— Хороший врач нам бы не помешал, — осторожно сказала ему Светлана.
— Верно, — согласился с ней Андрей, посмотрел на чужака. — Ты хороший врач?
— Как и все другие врачи.
— Ты должен быть хорошим врачом, потому что у нас многим нужна помощь.
— Многим? — удивился Скотти Палмер и неожиданно заплакал. Крупные слезы покатились по черным щекам. Губы затряслись.
— Что с тобой? — растерялся Андрей.
— Наверное, просто долго был один, — сказала Светлана, дождалась, когда чужак кивнет, и предложила отвести его в дом и накормить. Это было в начале зимы. Снег еще только начинал падать. Этот редкий, безразличный снег.
— Может быть, придут и другие? — сказал Андрей, наблюдая, как жена ведет чужака в уцелевший кирпичный дом, над залатанной крышей которого клубился белый дым коптящей печи. — Может быть, это только начало? — Он снова устремил взгляд к горизонту, откуда пришел чужак, позвал Артема и велел присматривать за незнакомцем.
— Думаешь, от него можно ждать неприятностей?
— Не знаю. — Андрей закурил еще одну сигарету и плотнее запахнул зимнюю куртку. В эту ночь ему приснилось теплое довоенное лето. Был солнечный день, и они с женой шли по улице их родного города. В огородах частных домов суетились люди. Играла музыка, только Андрей никак не мог разобрать мотив. Не мог он и понять, откуда доносится музыка, пока не заметил старые рупоры, закрепленные на фонарных столбах. «Наверное, это военный марш», — подумал Андрей и тут же услышал взрывы и автоматные очереди. Звуки долетели издалека, но он знал, что война идет в этот край, катит к нему, стуча гусеницами танков по асфальту. И никто не спасется. Никто. Он закричал и проснулся. Светлана лежала рядом и смотрела на него большими напуганными глазами. За окном падал снег. Дрова в печи прогорели, и холод начинал пробираться в комнату. «Когда родится ребенок, будет еще холоднее», — подумал Андрей. Их первый ребенок этого послевоенного мира. Ребенок, которому поможет появиться на свет чужак, незнакомец. — Скотти Палмер, — тихо произнес он. Появившиеся в голове сомнения заставили с первыми лучами солнца подняться и, отыскав чужака, отправиться с ним в ближайший уцелевший лес, чтобы набрать дров. Тележка, на которую они грузили вязанки, была старой и скрипучей. Скотти молчал, работая за двоих. Андрей отослал Артема домой и долго приглядывался к чужаку. — Не очень-то ты похож на врача, — подметил он, наблюдая, как Скотти справляется с тележкой.
— Что это значит?
— Мне кажется, ты слишком сильный для врача.
— Мы все слишком сильные, если смогли выжить. — Палмер выдержал его взгляд, спросил сигарету. Когда вернулся Артем, топоры стучали в разных частях леса.
— Узнал, что хотел? — спросил Артем Андрея, не получил ответа, отыскал чужака. — Вы что, поссорились?
— Я не знаю. Он лишь сказал, что я слишком сильный для врача. — Палмер закончил рубить старое дерево, дождался, когда оно упадет, примяв под собой молодую поросль. — Кем работал твой друг до войны?
— Слесарем.
— Откуда же тогда он знает, каким должен быть врач?
— Может быть, он просто переживает, что ты будешь принимать роды у его жены?
— Почему?
— А ты бы на его месте не переживал?
— У меня нет жены.
— А ты представь, что есть, и что роды у нее принимает Андрей. Скажи, разве ты бы не переживал?
— Переживал.
— Вот видишь!
— Но он ведь слесарь, а не врач.
— Тоже верно! — Артем рассмеялся, затем предложил чужаку сигарету. Они сели на поваленную сосну, достали приготовленный Светланой обед. — Здесь раньше были красивые места, — сказал Артем. — До войны. Тихие, чистые. А как было там, откуда ты пришел?
— До войны?
— Ну конечно.
— Людно.
— Понятно. — Артем помрачнел, спросил чужака о семье.
— Зачем тебе знать об этом?
— Ну не знаю. У нас так принято, понимаешь? Мы так знакомимся.
— Я же говорил, что никто не уцелел.
— У меня тоже все погибли.
— А та девушка, с пневмонией, которой я делаю уколы?
— Мы с ней друзья.
— Мне кажется, ты ей нравишься.
— Правда? — Артем задумался.
— Знаешь, она может и не красавица, но сейчас выбирать не приходится.
— Мы с ней встречались еще до войны.
— Тогда тем более.
— Что тем более?! Это было еще в школе, да и сейчас все изменилось. Нас здесь всего пятеро, и если верить тебе, то вокруг больше никого нет. О каких отношениях можно говорить?! — Артем выбросил недокуренную сигарету и принялся за обед, однако уже вечером, вернувшись в поселение, зашел к Светлане и спросил, не пошла ли Лена на поправку.
— Может, сам спросишь? — предложила она ему. Артем помялся и сказал, что зайдет как-нибудь в другой раз.
— Ей будет приятно увидеть тебя! — крикнула ему уже вдогонку Светлана. Артем вышел на улицу и долго стоял на крыльце, наблюдая, как ветер гоняет по пустому двору бумажный пакет. Небо было темным и неспокойным. В покосившемся сарае хлопала незакрытая дверь. Дверь, за которой была лишь тьма. Темная, густая тьма. Артем вздрогнул, увидев мелькнувшую в темноте сарая тень.