Ва-банк (ЛП)

Том издал звук, выказывающий его раздражение. Мне следовало отдать ему должное за то, что он не взорвался, но, скорее всего, он все еще был на пределе.

— Послушай, Итан... Я только хочу, чтобы она была в безопасности. Брианне самой решать, с кем она хочет встречаться. Я просто хочу, чтобы эти ублюдки держались от нее подальше. Не напоминали ей обо всем этом дерьме. Ты понятия не имеешь, как она страдала. Это чуть не убило ее.

— Я знаю. Она мне вечером обо всем рассказала. И мне тоже нужно тебе кое-что сказать.

— Начинай, — нетерпеливо произнес Том.

— Во-первых, я хочу поблагодарить тебя за то, что прислушался к интуиции в тот день и, придя домой пообедать, проверил, все ли с ней в порядке. А во-вторых, я хочу тебя кое о чем спросить, — я выдержал эффектную паузу. — О чем, нахрен, ты думал, утаив от меня то, что на самом деле произошло с твоей дочерью? Знание — сила, Том. Как, черт возьми, я могу ее защитить, не зная, что они с ней сделали? Брианна описала мне не просто нескромное секс-видео, о котором ты упомянул; это было изнасилование семнадцатилетней девушки, которое организовали трое совершеннолетних парней.

— Я знаю это, — обреченно произнес он. — Я не хочу потерять ее доверие и раскрывать подробности тебе или кому-либо еще. Это ее история, и ей решать, что рассказывать.

К черту. Я зажег вторую сигарету.

— Ты упустил ту часть, в которой говорится о стипендии в Лондонский университет, предоставленной сенатором. Он на протяжении многих лет точно знает, где она находится.

— Я все понимаю, но я лишь хотел увезти ее как можно дальше от этих людей, насколько это возможно! — проскрежетал он в ответ. — Я знаю, эта ситуация потенциально опасна и оставляет мою дочь в худшем положении! Теперь понимаешь, почему ты мне нужен? Все это могло постепенно забыться, если бы не та авиакатастрофа. Кто мог подумать, что Оукли станет следующим вице-президентом!

Я громко вздохнул.

— Я работаю над сенатором, но до сих пор не обнаружил никакой просочившейся грязи, способной его обличить. Я знаю, у него проблемный сынок, но черная книга сенатора Оукли чиста и опрятна.

— Ну, я ему не доверяю. К тому же, один из этих гребаных дегенератов мертв! Сенатор отчаянно стремится похоронить эту историю, и сейчас моя дочь по уши во всем этом дерьме! Это недопустимо!

— Ты прав, и я присматриваю за ними, поверь. У меня имеются кое-какие контакты в спецназе, так что удастся заглянуть в военные документы сенаторского отпрыска. Если там что-нибудь есть, я это найду. Вопрос к тебе. Брианна сказала, что единственный человек, которого можно распознать на видео — она сама. Она сказала, что другие не попали в кадр, а их голоса заглушила песня…

— Я… я смотрел видео. Я видел, что они сделали с моей девочкой ... — мужчина, произнесший это, был сломлен.

Я закрыл глаза и пожелал, чтобы эти образы просто исчезли. Я не мог представить себя на его месте, увидеть такую гнусность и не попытаться убить тех, кто причинил ей боль. Том Беннет, на мой взгляд, заслуживал похвалу за то, что не стал убийцей.

Я откашлялся, чтобы продолжить разговор.

— Тебе следует знать еще кое о чем.

— О чем же?

— Она теперь под моей ответственностью. Я принимаю решения и свяжусь с людьми Оукли, когда и если придет время. Брианна уже взрослая, и мы вместе. Если ты беспокоишься о моих мотивах, то я не буду их от тебя скрывать. Я люблю ее, Том. Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить ее безопасность и благополучие, — я сделал последнюю затяжку, пока до него доходил смысл моих слов.

Он вздохнул, прежде чем ответить:

— У меня имеется на это пара слов, и вот что я тебе скажу. Как клиент, которому ты нужен, я с тобой полностью согласен. Я знаю, что ты человек дела. Если кто и поможет Брианне разобраться со всей этой грязью, то это будешь ты.

Он выдержал паузу, и я мог догадаться, что за этим последует.

— Как любящий отец — хотя ты вряд ли меня поймешь, пока сам им не станешь — скажу тебе только одно: если ты причинишь ей боль и разобьешь ее сердце, я приду за тобой, Блэкстоун, и не посмотрю на то, что мы когда-то были друзьями.

Я улыбался, сидя в своем кресле и радуясь, что этот разговор принял такой необычный ход.

— Справедливо, Том Беннет. Я принимаю эти условия.

Мы поговорили еще немного, и я узнал полную предысторию на семейку Оукли из Сан-Франциско. Я пообещал связаться с ним в ближайшее время, чтобы держать его в курсе всех событий, и закончил разговор.

Некоторое время я оставался за своим столом, написал несколько заметок и послал несколько электронных писем, прежде чем отключил ноутбук. Когда я выключил свет, Симба, как безумный заметался в подсвеченном аквариуме, установленном позади моего стола. Я вернулся и бросил ему лакомство, затем отправился на балкон, чтобы посидеть там какое-то время.

Я прошел в спальню, но не услышал там ничего, кроме тишины. Я хотел, чтобы Брианна выспалась как следует. Больше никаких кошмаров у моей девочки. Она уже достаточно натерпелась за свою жизнь.

Этим вечером ночное небо усеяли миллионы звезд. Они нечасто были настолько яркими, и я понял, что уже давно здесь не сидел. Я закурил еще одну сигарету. В конце концов, одна сигарета — это такой пустяк. Если я покурю снаружи, никто ни о чем не догадается. Так или иначе, мне не следовало курить внутри, ведь теперь здесь Брианна.

Я скрестил свои ноги, водрузив их на скамеечку для ног, и откинулся на спинку шезлонга. Я погрузился в мысли о том, что произошло сегодня и не только сегодня. Задумался о трагической истории Брианны и о том, как все изменилось. Для нас двоих. Да... наше темное прошлое походило на параллельную вселенную. Ей было семнадцать, а мне — двадцать пять. Мы оба оказались в ужасном месте. Я сильнее, чем когда-либо ощущал нашу с ней связь, сидя здесь в одиночестве и втягивая в свои легкие пряный аромат табака.

Раньше я курил «Данхиллз». Они были брендом, которому я отдавал свое предпочтение, сигаретами высшего сорта. Мне нравятся высококачественные вещи, так что в моем выборе не было ничего удивительного. Но все изменилось после Афганистана. Многое изменилось с тех пор. Я поглощал никотин, в котором отчаянно нуждалось мое тело, и смотрел на мириады сияющих над головой звезд.

...Все охранники курили табак с ароматом гвоздики. У каждого без исключения ублюдочного повстанца была одна из этих восхитительных, несовершенных самокруток, зажатых между губами, когда они хвастались о своих успехах в избиениях и промывании мозгов. А запах? Чистая амброзия. Я мечтал закурить в первые дни моего плена. Я мечтал о сладком аромате гвоздики, смешанном с табаком до тех пор, пока не убедился, что умру, прежде чем успею затянуться. Позже начались избиения и допросы. Думаю, поначалу они не догадывались, кого захватили. Хотя, всему свое время, и они, в конце концов, поняли. Афганцы решили использовать меня, чтобы договориться об освобождении своих людей. Я многое узнал из их бессмысленной болтовни. Хотя мне это абсолютно не помогло. Государство не ведет переговоров с террористами, а значит, они будут разочарованы. И я знал, что они выместят свою злобу на мне. Что они и сделали.

Я часто задавался вопросом, знали ли они, как близок я был к тому, чтобы сломаться еще в самом начале. Я испытывал ужасное чувство вины от осознания этой правды и огромное чувство облегчения из-за того, что не пришлось выбирать, но были кое-какие допросы (если их можно таковыми назвать), где я готов был петь, как канарейка в угольной шахте, если бы мне предложили закурить одну из тех восхитительных, сладких самокруток с ароматом гвоздики. Сигарета — первое, что я попросил, когда вышел из этой кучи камней. Американский морской пехотинец, который добрался до меня первым, сказал, что я был в шоке. Я был... и не был. Думаю, это он был в шоке от того, что кто-то смог выбраться живым из-под руин, оставшихся от моей тюрьмы, после того как они разбомбили ее к чертовой матери (за что я им был безмерно благодарен). Я на самом деле был в шоке, ведь в тот момент я осознал, что моя судьба резко изменилась. Я, наконец-то, нашел свою удачу. Или удача нашла меня. Итан Блэкстоун оказался счастливчиком…