Ва-банк (ЛП)

Поэтому я взял ее за руку и помог ей устроиться с собой в ванне. Я сел позади и посадил ее сверху. Ее скользкий зад соблазнительно разместился на моем вновь пробужденном члене. Я приказал своему возбуждению угомониться и представить Мюриэль, уличную торговку, и ее усы на месте Брианны. Это сработало. Мюриэль была отвратительна, и, возможно, вообще не женщина. Возможно, вообще не человек. Фактически, я был уверен, что Мюриэль — иностранец-разведчик, посланный сюда, чтобы продавать газеты и учить язык. Мне все еще нужны были мои сигареты «Джарум». Много сигарет.

Брианна принюхалась.

— Ты что куришь здесь?

— Иногда, — мне действительно пора покончить с этим. — Но я перестану делать это в доме, когда ты здесь со мной.

— Мне все равно, Итан. Запах специй и гвоздики приятен и не беспокоит меня, но я знаю, что это вредно для тебя. И мне это не нравится.

— Я пытаюсь бросить, — я скользнул по ее рукам вниз до груди, остановившись прямо над уровнем воды. — С тобой у меня выйдет лучше. Ты ведь можешь меня мотивировать, так?

Она глубоко вздохнула и кивнула. Потом начала говорить.

— Я никогда больше не возвращалась в старшую школу. Осталось всего полгода до окончания, но я ушла оттуда. Мои родители были в шоке от этой перемены во мне. Им потребовалось немного времени, чтобы узнать про видео. Они спорили о том, что надо делать, и у обоих были разные мнения. Мне было все равно. Я мысленно находилась где-то в другом месте и чувствовала себя очень-очень больной. Трудно признаться, но это правда. Я была эмоционально уничтожена и не смогла победить своих демонов.

Я поцеловал ее в макушку и прижал к себе немного крепче. Я много знал о демонах, о том, какими злобными тварями они были.

— Могу я спросить, почему твои родители не засадили всех троих за решетку? Я не думаю, что было бы трудно добиться ареста. Ты была несовершеннолетней, а они взрослыми, да еще там была видеосъемка.

— Мой отец хотел видеть их в тюрьме. А мать не хотела публичности. Она думала, что моя плохая репутация навредит всей семье, и мы заслужим только общественное осуждение. Возможно, она была права. Но опять же, меня тогда ничего не волновало. Я потерялась в собственной голове.

— О, малышка...

— А потом я узнала, что беременна.

Я застыл, услышав это. Черт...

— Это довело меня до края. Я… я не могла справиться со всем этим. Папа не знал, что делать с беременностью. Он начал говорить с сенатором. Мама запланировала для меня аборт, ведь я больше не могла это выдержать. Я не хотела ребенка. Но я не хотела также убивать то, что находилось внутри меня. Я просто не хотела, чтобы кто-либо или что-либо напоминало мне о том инциденте. Думаю, если бы я лучше к себе относилась, то во всем смогла бы разобраться, но если бы я изначально относилась к себе лучше, то никогда не отправилась бы на вечеринку и не оказалась на том бильярдном столе.

— Мне так жаль... — сказал я тихо, но твердо, стремясь убедить ее в искренности своих чувств. — Послушай, детка, ты не можешь винить себя в том, что с тобой произошло, — я ближе прижался к ее уху. — Ты стала жертвой преступления, с которой очень мерзко обошлись. Это не твоя вина, Брианна. Я надеюсь, теперь ты это понимаешь, — я водил ладонью вверх и вниз по ее руке, омывая ее кожу теплой водой.

Она устроилась поудобнее в моих объятиях и глубоко вздохнула:

— Думаю, что теперь понимаю это, по большей части. Доктор Розуэлл помогла мне, помогла найти свое место в мире. Но тогда я была на пределе. Была готова покончить с жизнью. Я не видела другого пути.

Ранее обретенное тепло покинуло меня, и я приготовился к тому, что за этим последует. Подобно тому, как вы не можете не смотреть на крушение поезда, я должен был узнать, что с ней случилось, но в то же время не хотел этого знать. Я не хотел идти с ней в эту темноту.

Она немного сдвинулась и нервно сжала пальцы под водой, когда опять заговорила:

— Я никогда не чувствовала себя так спокойно, как в тот день. Я проснулась и поняла, что должна делать. Дождалась, пока папа уйдет на работу. Мне было неприятно, что я собиралась сделать это в его доме, но понимала, что мама никогда не простит меня, если я совершу это у нее. Я написала им прощальные письма и положила их на свою кровать. Затем взяла горсть снотворного, украденного из маминого тайника, забралась в ванну и вскрыла вены на запястьях.

— Нет, — мое сердце сжалось от мучительной боли и все, что я мог сделать, это держаться за нее, чувствовать ее теплое тело, и благодарить ее за то, что она сейчас со мной. Представляя ее в момент, который разрушил всю ее жизнь в таком юном возрасте, и понимая, что у нее не было других вариантов, я более-менее успокоился. Я понял, что чувствую к Брианне, и меня это до смерти напугало.

— Но даже в этом я потерпела неудачу. Я стала засыпать и сделала не слишком глубокие порезы, чтобы кровотечение было серьезным, или, по крайней мере, мне так позже сказали. Таблетки, которые я приняла, оказались намного опаснее. Папа нашел меня вовремя. В обед он пришел домой, чтобы проверить, как у меня дела. По его словам, все утро его преследовало нехорошее предчувствие, и он вернулся домой. Он спас меня, — Брианна слегка вздрогнула и немного повернула голову, чтобы прижаться щекой к моей груди.

Спасибо, Том Беннет.

— Я так рад, что у тебя ничего не вышло, — прошептал я. — Моя девочка не может быть идеальной во всем, — я пытался, как мог, поднять ей настроение, но этим разговором было трудно управлять. Моя роль заключалась в том, чтобы слушать, так что я снова поцеловал ее волосы и приложил руку к ее сердцу. — Когда я буду разговаривать с твоим отцом, то обязательно его поблагодарю, — прошептал я.

— Я очнулась в психиатрической клинике. Первые слова моей матери были о том, что у меня произошел выкидыш, что я совершила кое-что невероятно глупое и эгоистичное, и что врачи вынуждены были поставить меня на учет как суицидального пациента. Она плохо разбиралась в ситуации. Я знаю, что стала ей обузой. И теперь, когда я стала старше, могу только представить, через что я заставила пройти своих родителей, но, по всей видимости, она даже не хотела разбираться в мотивах моего поступка. Мама снова и снова говорила о том, что беременность — это благословение, но в данных обстоятельствах, похоже, это ее серьезно беспокоило. У нас непростые отношения. Она осуждает практически все, что я делаю.

Брианна снова вздохнула у моей груди. Я просто продолжал прикасаться к ней, чтобы убедить себя в том, что она действительно здесь. Моя девочка рассказывала мне о своих самых сокровенных тайнах, находясь в горячей ванне, обнаженная, в моих руках после умопомрачительного траха. У меня не было никаких жалоб. Ну, может быть, несколько, но я бы не высказал их Брианне. Я продолжал омывать теплой водой ее руки и грудь и размышлял о том, насколько я не одобрял ее мать. Какая мать сказала бы такое дочери после попытки самоубийства?

— Когда все было кончено, родители отослали меня в милое место в Нью-Мексико. Прошло время, мне стало лучше, и я, наконец, научилась жить со своим прошлым. Не безупречно, но я добилась определенного прогресса. Я обнаружила в себе интерес к искусству и повзрослела.

Брианна снова замолчала, прервав свою историю, словно оценивала, как я воспринял ее рассказ, и был ли я в шоке или в ужасе от нее. Она слишком сильно переживала. Я обхватил ее запястье со шрамами и поцеловал неровные рубцы. Незначительные белоснежные царапины контрастировали с идеальной кожей с полупрозрачным блеском и проступающими голубыми прожилками вен. Мысль о том, как по этой коже проводили лезвием, огорчала меня, как и мысль о том, что ей пришлось пережить.

И тут меня осенило… Ведь Брианна пыталась покончить с собой в то же самое время, когда я находился в афганской тюрьме, собираясь…

Она сплела наши пальцы вместе, вырывая меня из моих мыслей. Она поднесла наши руки к своим губам и на этот раз Брианна поцеловала мою руку. Я почувствовал прилив тепла по всему телу и попытался задержать то восторженное чувство, которое она во мне вызвала, потому что этот ее жест просто оставил меня без слов.