Герои не умирают

— Капитаны налево за углом сидят, на дальней стороне, в королевских покоях, — не глядя на ребят, зашептала она, и ее узкое некрасивое лицо закаменело. — Две комнаты. Вход один. Чулан, куда мы идем — вдоль по коридору, никуда не сворачивая, в тупике. Кажется, что никакой двери там нет, но она есть — просто толкните панель. Сам чулан длинный и темный, дверь в крысиные коридоры — в самом конце слева. Войдете…

— А вы? — не понимая, к чему клонит кухарка, забеспокоился Найз.

— Войдете — и налево, — не терпящим пререкания тоном оборвала его она. — Не помню, где у них дверь в сами покои, но найдете. Будете выбираться — идите к другому чулану, а лучше на другой этаж.

— А ты куда?! — уже всё понимая и так, но не в силах признать очевидное, воскликнула девочка.

— А я поблизости штурма подожду. В веселой компании, — криво усмехнулась Леза. — Идемте. И запомните — чтобы проскочить коридор, у вас будет, может, несколько секунд.

— Но… — растерянно протянул Найз — но кухарка его не слушала. Подхватив ведро и швабру, она быстро выскользнула из комнаты и заспешила к перекрестью коридоров.

Еще не дойдя до угла, они услышали барзоанские голоса. Похоже, пираты стояли на месте и лениво переговаривались.

— Это часовые у капитанов. Трое их утром было, — шепнула женщина. — Когда я скажу «идите, ребятки» — не задерживайтесь!

И, не теряя больше ни секунды, она вышла почти на середину перекрестка, с грохотом опустила ведро и принялась возить тряпкой по полу, недовольно ворча.

Барзоанская речь оборвалась. Найз, даже не видя происходящего, с легкостью мог вообразить, как вытянулись лица пиратов при виде такого нелепого, нелогичного зрелища: рейд, штурм — и мытье полов?..

— Натоптали, идолы поганые, немтыри слепошарые, не видят, куда на улице ступают, всю грязь в дом притащили, крысиное племя…

Дужка ведра яростно звякнула, шлепанье босых ног кухарки удалились на несколько клозов — и снова хлюпнула вода, шлепнулась мокрая тряпка на паркет, и барзоанцы загомонили.

Мальчик, напряженно прислушивавшийся к действу за углом и, что самое главное, к тишине за спиной, вдруг услышал, как направление пиратских голосов изменилось: теперь они звучали глуше, точно часовые отошли… или отвернулись. И не успел он подумать это, как голос Лезы, до сих пор бормотавший только ругательства, возвысился:

— …ноги вам некому переломать, паразитам гадским, уродам

идите, ребятки!

несчастным, чтоб вам повылазило на той стороне да через эту, да в глотке застряло…

— Быстрей! — Найз ухватил Белку за руку и потянул вперед, точно с крыши прыгнул, не зная, что внизу — сено или камни.

Позади, из-за угла, где Леза осталась один на один с пиратами, донеслись грубые голоса — и сдавленный женский вскрик. Найз повернулся молниеносно, готовый забыть обо всем и броситься на помощь — и увидел отражение своих эмоций на лице Эмирабель. Следующая картина вспыхнула перед глазами в единый миг: не одна Леза, а они втроем корчатся в хватке барзоанцев, не достигнув ничего, одним прекраснодушным, но глупым порывом погубив себя и — самое главное — сделав напрасной жертву кухарки.

Как поступил бы Фалько?..

Белка отбросила мешок и, сжимая кулаки, рванулась назад — мальчик едва успел ухватить ее за запястье.

— Стой, — жестко приказал он — и девочка, на удивление, остановилась.

— Пусти! — опомнившись, прошипела она, но Найз заглянул ей в глаза и сильнее стиснул руку.

— Можешь считать меня трусом… но нам — туда, — мотнул он головой на скрытую дверь.

Девочка яростно прищурилась, набрала полную грудь воздуха… и выдохнула сквозь стиснутые зубы. Не говоря ни слова, она подхватила мешок и побежала к чулану. Найз помчался за ней, снова разрываемый противоречием между большой справедливостью цели и маленькой несправедливостью бездействия, как целую вечность назад в парке по дороге к Муравьиной слободке.

Не оглядываясь, Белка толкнула поверхность, казавшуюся сплошной стеной, и по периметру лепнины вырезалась щель приоткрывавшейся двери. Подбежавший мальчик налег — и дверь мягко распахнулась, рисуя на нежной зелени черный прямоугольник.

Сзади, из бокового коридора, донеслись голоса барзоанцев — резкие, сердитые… Приближающиеся.

— Сюда идут! — Найз, не теряя больше ни мгновения, бросился в незнакомую тьму, увлекая Эмирабель за собой и страстно надеясь, что какая-нибудь нерадивая горничная не оставила поперек дороги ведро или щетку.

Еще пара секунд — и дверь закрылась за ними, погружая чулан в полный мрак.

— Не двигайся с места! — предупреждающе прошипел он. — Фонарь у тебя?

— Сама знаю. Сама не знаю, — пробормотала Белка, отвечая по очереди на оба предложения, и глухо забрякала чем-то, перерывая внутренности мешка.

Мальчик ощутил, как в грудь ему ткнулось что-то небольшое и твердое.

— Подержи. Сейчас кресало найду.

Как только огонек затеплился, Найз отыскал взглядом лицо девочки. Оно было угрюмым и бледным, губы сжаты в напряженную ниточку. Он опустил глаза, отвернулся… и почувствовал на плече ее руку.

— Прости, — тихий шепот еле коснулся слуха. — Я знаю… ты был прав… а я нет… но… но…

Не находя слов для ответа, он лишь эхом ответил:

— Я знаю, — и добавил: — Идти надо. Пойдем.

* * *

Ребята огляделись. Длинная, клозов в пять комната убранством напоминала виденный ранее чулан прислуги, только у этой в самом конце была дверь. Сразу за ней направо и налево разбегались узкие коридоры, шириной меньше клоза, в которых худому человеку с ведром в руке протиснуться можно было еле-еле. Желтоватые песчаниковые стены в свете тусклой лампы казались грязно-бурыми, точно в склепе.

Белка подняла повыше лампу, и ребята двинулись налево, не сводя глаз со стены по правую руку: а что если двери замаскированы и тут, и они пройдут мимо и не заметят? Но волновались напрасно: через несколько клозов они увидели прямоугольный проем, закрытый дверью. В правой ее стороне была прибита скоба-ручка. Ни глазка, ни даже замочной скважины в ровной, как столешница, доске не нашлось. Осветив петли, Белка шепнула:

— На нас открывается, как та. С той стороны, наверное, тоже ее не видно.

Мальчик приложил палец к губам и жадно прильнул ухом к доске. Эмирабель последовала его примеру.

В комнате кто-то был, и, похоже, один. Приглушенные ковром или разбросанными вещами, из конца в конец стучали шаги. Монотонно и тихо звучал голос, словно читал молитву. Время от времени что-то звякало негромко — то медью о медь, то металлом о стекло, то что-то твердое стучало о дерево. Распахиваясь, чуть дзенькнула рама, и сквозь не видимую глазом щель едва уловимо потянуло сквозняком, принесшим дымок и запах, от которого мальчика едва не стошнило.

Жженые перья и смола.

Колдун.

— Ты сможешь проделать в доске дырочку? Где-нибудь… в клозе от пола? — как можно более равнодушно проговорил Найз, сунув в карманы предательски задрожавшие руки. — Если дверь открывать — заметят сразу.

Девочка уверенно кивнула, отошла на шаг, опустилась на колени и вывалила перед собой всё содержимое мешка. Спиртовка, маленькая тренога и такой же миниатюрный котелок были приведены в готовность за несколько секунд — и началась алхимия. В безмолвной сосредоточенности открывались и закрывались мешочки, коробочки, склянки с неизвестными веществами, летели в котелок щепотки, капли, комочки и гранулы… Найзу оставалось лишь следить за ловкими движениями рук Эмирабель и беспрестанно помешивать серо-голубое варево стеклянной палочкой, единственное поручение, с которым он мог справиться — и достойно справлялся.

Получившуюся массу — не более наперстка — Белка вывалила на медную монету в пять башен, быстро приложила к краю двери и придавила стеклянной палочкой. Дерево зашипело, и мальчик с изумлением увидел, как монета стала углубляться в доску, словно та была сделана из теста. Потянуло дымком с резким привкусом каленой меди. Через несколько секунд Эмирабель отдернула палочку и с облегчением выдохнула: