Страница 4 из 23
— Я пошел спать, — с нажимом повторил я, — и хуже, чем Задорожному мне не будет. Или ты боишься за себя? Так учти, приказ о твоем назначении еще не подписан, только завтра прилетит наш Полкан назначать тебя исполняющим обязанности начальника заставы и я тебе официально ее сдам.
— Не смеши ежа голой жопой, Саня. Дальше Кушки не сошлют, а там курорт, по сравнению с нашим Гнездом.
Спать я, конечно, не пошел, а пошел к старшине Терещенко, который сидел в своей каптерке напротив стакана с водкой накрытого куском хлеба с салом. Старшина был моим наставником еще с тех пор, когда я прибыл на заставу неоперившимся щеглом, а он уже разменял второй десяток сверхсрочной службы. Свой стакан и бутылку он успел спрятать. Где он брал это сало, оставалось великой тайной, которую он никому не раскрывал, а водку ему закидывали вертолетчики. Старшинский обменный фонд, так сказать.
— Нет, — категорично сказал я, когда он достал свой спрятанный стакан и пытался найти третий, уже для меня, — у нас будет дело на рассвете. Пошли, Василич, посмотрим, что там у тебя есть в оружейной комнате и в загашнике — тоже.
А в загашнике было… Шведский гранатомет Карл-Густав — два штуки, как они попали на заставу… Терещенко и сам не знал, так как ему они достались в наследство от предыдущего старшины. А вот со снайперской винтовкой Ли-Энфилд, со съемным магазином на десять патронов 7.7х5бмм, я был хорошо знаком и более того, периодически из нее постреливал. Доверял мне эту свою игрушку старшина, который изредка бил из нее коз и баранов с моего дозволения. Что бы отвадить копытных от КСП, такая была у нас легенда. На зачетных стрельбах я стрелял из штатной СВД на 400–500 метров и… макарки на 25 метров. Однако, следует признать, что для прицельной стрельбы на дальние дистанции англичанка подходила лучше нашей винтовки. Особенно, если стрелять боеприпасами снаряженными таким настоящим кудесником, как старшина Терещенко. Ему, как мастеру-оружейнику не было равных в нашем пограничном отряде. И не только.
В боезапас к гранатометам взяли два осветительных, два осколочно-фугасных и два выстрела со шрапнелью. Большее количество гранат мы вряд ли сумеем отстрелять. У винтовки я сам снарядил магазин и взял две обоймы в запас, сомнительно, что они мне понадобятся, но…
— Этот чуток не заважит, — сказал Петро Василич, кубанский казак.
Он без раздумий поддержал меня в моих опасных начинаниях и сказал, что это будет и по смыслу, и по совести. Потому как нужно проучить гадов, чтобы неповадно было убивать наших молодых хлопцев. Снаряга, оружие… загрузились мы прилично, один бы я всего не утащил, а тем более не поднял на скалу за один заход. В книге пограничной службы я записал: секрет, два человека, командир наряда — капитан Рудин, оружие два ПМ… Одним словом вооружены до зубов.
В полосе ответственности нашей заставы был участок, который считался ничейным. Может по документам он и был чьим-то и скорее всего китайским. Тем не менее, эта небольшая скальная гряда была некоей запретной территорией и для наших, и для китайских нарядов — они здесь стреляли на поражение, ну и мы… реже, но тоже. На этой нейтралке была очень удобная для нас вершинка, с которой открывался обзор на минометные позиции находящиеся на обратном склоне перевала. Я давно облюбовал это местечко для личных наблюдений. Еще во время, своих с Терещенко внеплановых проверок пограничных нарядов и мы сделали подъем на эту скалу удобным, а спуск с нее очень быстрым. По веревке дюльфером.
Расположение двух парных постов корректировщиков минометного огня мы давно определили. Следует отметить, что китайцы на любые наши претензии, всегда, отвечали одинаково:
— Мы охраняем границу, а внизу перевала дикая местность и есть бандиты националисты. Мы знаем про них и сожалеем, но ничего не можем сделать. Так как они вне нашей компетенции. Для решения этих вопросов есть высокое начальство в Пекине. Здравствуйте. Извините. Спасибо. Пожалуйста. До свидания. — Фактически пошли на… И весь разговор.
Ну, что же и мы поговорим по другому, по душам. На скалу мы забрались быстро и бесшумно, так же незаметно подняли вооружение. Позиции были нами оборудованы для длительного наблюдения и хорошо замаскированы, а мы со старшиной знали, что предстоит делать каждому из нас. Поэтому быстро изготовили оружие и разложили удобно гранатометы, выстрелы и винтовку. Ждать нам осталось недолго…
Я давно засек, когда минометные расчеты выходят на позиции для утренней стрельбы, прямо-таки немцы, а не китайцы. Это происходило за пятнадцать — десять минут до рассвета, когда их не могли наблюдать ни наши пограничники, ни наблюдатели с вертолета. Когда рассветало, они успевали отстреляться за десять-пятнадцать минут и потом прятались в укрытиях, успев замаскировать позиции минометов. Наших батальонных минометов калибра 82 мм, образца 43 года.
— Приготовились, — сказал я, нацелил свой гранатомет в сторону позиций китайцев, до которой от нас было не более 600 метров и выстрелил осветительной гранатой.
Через 10 секунд выстрелил гранатой со шрапнелью старшина, а затем опять я и тоже шрапнелью. Так же, поочередно, мы успели отстрелять осколочно-фугасные гранаты, когда нас с третьего выстрела почти накрыл миномет, открывший огонь с запасной позиции на самом перевале. Три миномета, на основной позиции, валялись перевернутыми с десятком убитых и раненных китайских солдат и теперь мне нужно было нейтрализовать китайцев на наблюдательных постах, иначе нам не дадут уйти живыми. Пока старшина скидывал гранатометы в пропасть, я успел обстрелять оба поста корректировщиков и заставил спрятаться в укрытия уцелевших. Один точно остался жив и все-таки сумел скорректировать огонь минометчиков, когда мы спустились с отвесной скалы и бежали к ближайшему естественному укрытию. Старшину ранило, и я взвалив его на спину продолжал рвать к глубокой расселине в скале.
— Слушай командир, — бубнил мне в ухо раненный Терещенко, которого я тащил на спине к ближайшему укрытию, — ты главное стой на своем, хунхузы открыли минометный огонь на поражение после того, как ты выстрелил из ракетницы в сторону контрольно-следовой, а дальше ничего не заметил, так как был занят спуском меня с вершины.
Ракету запустил, как же…
— Да шито это все белыми нитками, — ответил я старшине, когда мы спрятались в расселине, почти небольшом гроте, — и помолчи, я сейчас тебя перевяжу.
Но Терещенко меня уже не слышал, так как потерял сознание. Через час, после того как я выложил для наших постов наблюдения крест из своего исподнего, ко мне пробрался Колотилин с носилками, бойцами и фельдшером. Успели они вовремя, так как старшина был плох, у него засело несколько осколков в спине. Некоторые довольно глубоко.
Подполковник Мамсунов орал так, что заглушал рев взлетающего вертолета с погибшим Задорожным и раненным Терещенко:
— Ты бабушке своей рассказывай, что это был неспровоцированный огонь в ответ на твою ракету в сторону нашей КСП. Ты, шайтан тебя возьми, залез туда чтобы прикончить минометчиков на сопредельной стороне. Это… это… вакханалия, а не служба на границе. — разорялся Батя.
И я его понимал, дружба дружбой, а служба службой.
— Я не могу отменить твоего назначения командиром резервной заставы. Приказ уже подписан в округе, но и не могу покрыть твоего проступка. Будет работать комиссия по расследованию пограничного инцидента, пока от погранотряда. А ты будешь находиться под домашним арестом в штабе и не думай, что твои кунаки тебе помогут. Я лично прослежу, чтобы тебе влепили на полную катушку. — Нагонял на меня страху командир.
Хотя я знал, что он сделает для меня все возможное и даже больше. Так же, как и все офицеры погранотряда, сделают все для этого настоящего командира и пограничника. Стоящего перед сорокапятилетним рубежом подполковника, который никогда не будет полковником из-за своего неуступчивого и прямого характера. И это его, за глаза, молодые офицеры называли Полкан.
А я сделал, что должно и не жалел об этом, а посему будь, что будет. Главное, что жизнь старшины вне опасности.