Свободные

Однако во всем есть справедливость, потому предавая других, они не избавляют себя от похожей участи. И вскоре, сгорая от безмерной обиды, валяясь на дне этой чертовой пропасти, ты неожиданно приобретаешь сокамерников, руку которых отпустили также просто, как и они в свое время твою.

Изучая через окно лицо Теслера, я вдруг понимаю, его главная проблема отнюдь не в работе, не в окружении и даже не в ситуации, в которую он попал. Проблема Андрея – в самом Андрее. В его страхе перед новыми чувствами, в его слабости перед тем, что он не способен контролировать. В его уверенности в том, что он не заслуживает большего и не умеет любить.

Он вновь садится в машину, нажимает на газ, а я закрываю глаза, представляя себе жизнь без барьеров. Снести бы все, выстроенные стены, избавиться бы от предубеждений и страхов.

Мы приезжаем поздно ночью. Улица темная, в домах погашен свет. Лишь тусклые фонари и фары от Камри рассеивают ночную дымку. Собираюсь выйти, как вдруг останавливаюсь.

За весь путь мы не перемолвились и словом, однако сейчас я испытываю ярое желание поставить твердую точку; чувствую, что должна сказать то, о чем еще вчера пыталась ему сообщить. Приходится вдохнуть как можно больше воздуха, чтобы собраться с мыслями и накликать храбрости.

- Знаешь, - тихо говорю я и поворачиваю лицо в сторону Теслера. Тот неохотно переводит на меня взгляд, - пакетик Ярого с наркотой на самом деле был наполнен какой-то хренью, что он подсыпал мне на уроке физики. Учительница увидела, что я под кайфом, решила обыскать карманы и, естественно, конфисковала ложную улику. Так что, я так и не успела забрать свой порошок обратно. – Лицо Андрея вытягивается. Он стискивает зубы, хмурит ровные, густые брови, а я шепотом продолжаю. – Вчера ты не обдолбался. Вчера ты отлично понимал, на что идешь. И я верю, ты не просто так пытаешься меня оттолкнуть, у тебя есть причины. Однако я никогда о них не узнаю, если ты сам мне не расскажешь.

Больше не могу на него смотреть. Киваю и вырываюсь из машины навстречу проблемам, последствиям, неприятностям. Я рвусь к ним с такой свирепостью, будто, действительно, горю желанием поскорее от них избавиться. Однако на самом же деле мне просто хочется оказаться как можно дальше от Теслера и от его пронизывающего взгляда.

Правда, отделаться от подобных мыслей оказывается непосильной задачей. Мало того, что я не могу сомкнуть глаз, борясь с диким желанием вновь увидеться с тем, кто разрушает мою жизнь и все мои представления об этой жизни, так еще и Камри стоит под окном. Стоит всю оставшуюся ночь. Вплоть до того момента, когда на небе не появляются первые солнечные лучи.

Когда я спускаюсь позавтракать, вся семья уже в сборе. Елена стоит около холодильника, Саша громко болтает с нерусской экономкой, а Константин восседает на высоком барном стуле около нетронутой тарелки с каким-то ярким, капустным салатом и не двигается, скорее всего, продумывая речь, посвященную его ненормальной и дикой дочурке. То есть мне.

- Доброе утро, - неуверенно отрезаю я, и три пары глаз одновременно поворачиваются в мою сторону. Экономка исчезает, испарившись в воздухе – наверно, это часть ее работы – Саша широко лыбится, а брови Елены и Константина синхронно превращаются в угловатые, грубые полоски. – Прежде чем вы начнете ругаться, я хочу сказать, что должна была уехать. У меня не было выбора.

- У нее не было выбора, - повернувшись к жене, повторяет Константин. – Ну, теперь-то нам все понятно. Правда? – теперь он смотрит на меня. – Боже, Зои, о чем ты только думала?

- Саша, пойдем, - Елена хватает сына за плечи и протяжно выдыхает. Бросает на меня усталый взгляд. – Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что необязательно напрашиваться на большие неприятности. Они и так повсюду. Но если тебе скучно жить – а, по-видимому, так оно и есть – постарайся хотя бы не втягивать в свои приключения других людей.

Уходя, брат подмигивает мне, а я натянуто улыбаюсь. Если честно, я ждала криков, ждала ссор. Но я не думала, что меня встретят холодной злостью, способной разжигать вину сильнее свирепого костра. Вновь поднимаю глаза на Константина и растерянно прикусываю губы.

- Прости, я…

- Недавно пропала Софья. Перед ней исчезла Елизавета Демидова. Когда после школы ты не вернулась домой, я, правда, решил, что с тобой случилось нечто ужасное. Почему ты до сих пор не поняла, в каком мире кружишься? Я ведь ничего бы не смог сделать, подтвердись все мои опасения.

- Но я просто уехала в Нея.

- Тогда почему не сказала мне?

- Потому что ты не отпустил бы меня.

- С какой стати? Зои, я – не твой отец. Я не имею права запрещать тебе делать то, что ты считаешь нужным. Однако я должен отвечать за твою безопасность.

- Но со мной ничего не случилось, - я пожимаю плечами и виновато вздыхаю. – Прости, я прекрасно понимаю все твои претензии. Но у меня, действительно, не было выбора. Расскажи Саша, куда я направляюсь, и ты непременно бы отправил за мной целую эскадрилью.

- И что с того?

- Я хотела побыть одна.

- Побыть одна с тем, кто привез тебя ночью домой?

Рассекречено поджимаю губы и вдруг вижу, как на лице Константина появляется новое, неизвестное мне еще выражение. Возможно, он тоже не подозревал о нем раньше.

- Это друг, - невинно хриплю я. – Он помог добраться до Нея и только.

- Ты заставляешь меня волноваться.

- Я в порядке!

- Ты сейчас в порядке. Но, - папа потирает руками заросший подбородок и впяливает в меня недовольный, уставший взгляд, - в общем, ты наказана. Все. Разговор окончен.

- Как скажешь…

Константин уже собирается уходить, как вдруг горько усмехается и протягивает:

- Могла бы хотя бы сделать вид, что тебе не по душе сидеть под замком. Что же это за наказание такое, если ты не против?

- Я заслужила.

- Не можешь быть такой послушной постоянно?

- Я должна была уехать, - в сотый раз повторяю я. – Здесь я задыхаюсь. И люди здесь совсем другие. Мне надо было сбежать, пусть и туда, где воспоминания ошпаривают горло.

- Ты не обязана безумствовать, чтобы почувствовать себя живой! – эмоционально отрезает Константин и дергает плечами. – Это неправильно. Тебе было плохо? Тогда поговори с тем, кто тебя выслушает, но не несись сломя голову за тысячу километров.

- Я не просто так поехала в Нея. Мне позвонили из социальной опеки. Поверь, я и не рвалась туда, откуда совсем недавно убегала!

- Поверить тебе? Зои, - отец расстроенно покачивает головой, - верить тебе невозможно, как и доверять. – Он убирает тарелку с едой в мойку, поправляет темно-бордовый, прямой галстук. – Нормально? Никогда не умел их завязывать.

- Я уж и подавно, - дергаю уголками губ. Складываю перед собой руки и чувствую себя самой настоящей предательницей. Кто бы мог подумать, что ему не все равно. Наблюдаю за тем, как Константин застегивает пиджак, прячет сотовый, и невольно делаю шаг вперед, словно хочу стать к нему немного ближе. – Я не хотела расстраивать тебя, правда. Прости, наверно, это в моей крови, - я усмехаюсь, а сама готова расплакаться от внезапного приступа совести.

- Нет у тебя ничего подобного в крови, Зои. Просто дай себе шанс. Попробуй стать лучше.

- Не получится.

- Почему?

- Обстоятельства не позволяют, - я неуверенно прикусываю губы. Если бы Константин только знал, что на самом деле происходит в моей жизни. Тогда он бы не разглагольствовал о прощении и спасительном втором шансе.

- Тебе нужна помощь? – словно почувствовав, как сжались от отвращения все мои органы, спрашивает он. Делает широкий шаг вперед и неуверенно кладет на мое плечо свою огромную, теплую ладонь. – Ты ничем не хочешь со мной поделиться? Зои. Что стряслось?

Стоит ли рассказывать городскому судье о том, что сын одного из самых влиятельных людей Питера переступил через черту и свел всю мою жизнь к одному неизбежному концу? Стоит ли рассказывать ему о том, что я никогда еще не ощущала себя такой потерянной, будто моя жизнь отныне мне не принадлежит. Будто я обязана быть кем-то другим, лишь бы суметь в этом мире держаться на плаву.