Свободные

- Все в порядке? – смотрю на женщину, и она вдруг благодарно мне улыбается. Кладет руку поверх моей ладони и кивает, молча. Старики – совсем другие люди. Правильные люди. Они не говорят много. Они знают: о чувствах не кричат, чувства показывают. И такая дикая мелочь неожиданно делает мой день легким и светлым.

- Зои?

Я оборачиваюсь и вижу его: Константин завернут в тонких черный плащ, и смотрит на меня немного растеряно. Не знаю, что именно его удивило: то, что я умею сопереживать или то, что я, действительно, приехала.

- Здравствуйте, - откашливаюсь и неуклюже выпрямляюсь. Провожаю пожилую женщину взглядом, а затем вновь смотрю на… на отца. Он держит руки в карманах. Стоит неподвижно и ждет чего-то, вот только чего? – Я не вовремя?

- Да, нет, все в порядке.

- Вы хотели поговорить…

- Зои, - вздыхает он и, наконец, отмирает. – Давай на «ты». Прошу тебя.

- Ладно. Ты хотел поговорить.

- Будешь кофе?

- Я не люблю кофе.

- Тогда, может, чай? – он как-то по-детски улыбается и кренит тело немного вперед. И если бы я не знала, что между нами творится, я бы определенно решила, что Константин стесняется.

- Отлично. Чай сойдет.

Мы молча идем минут пять, затем сворачиваем на широкую, залитую солнцем улицу, и я смотрю на открывающийся вид Питера, как на сказочную картину. Он поблескивает в лучах мирного солнца, и для меня он – воплощение чего-то недостижимого. Этот город, будто самое подходящее место для таких людей, как мой отец, его жена, их знакомые, ведь только они в состоянии соперничать привлекательностью с укутанными тайнами петербургскими переулками, с его величественной панорамой и перспективой. Едва мой отец ступает на мост, как тут же мир преображается, становится зарисовкой какого-то красивого, атмосферного романа о богатом человеке и не менее богатом городе. Но едва на мост выхожу я, как история перевоплощается в коротенький рассказик о девушке, чье место отнюдь не под солнцем, а в его тени.

- Я люблю дышать свежим воздухом, - неожиданно говорит Константин и кивает какому-то прохожему. – В Питере – солнечные дни редкость, поэтому каждый раз я стараюсь пройтись хотя бы немного по этим светлым улицам. Тебе ведь нравится?

- Да. – Облизываю губы. – Здесь красиво.

- Скоро стемнеет, а завтра вообще может хлынуть дождь. Поэтому стоит гулять сейчас, пока есть шанс. Понимаешь?

Константин как-то искоса бросает на меня взгляд, и я тут же почему-то невольно начинаю искать двойной смысл в его словах. Имеет ли он в виду, что нельзя упускать момент? Пытался ли он сказать, что жить стоит сегодняшним днем? Черт! Я ощущаю, как внутри растекается неприятно чувство, и морщусь: неужели директриса все-таки взбесилась и уже ему позвонила?

- Я говорил с Любовью Владимировной. – Мое лицо обдает жаром. Перевожу взгляд на Константина и испытываю дикий стыд от того, что совершила. – Она рассказала о твоем странном уходе из школы в костюме…

- Простите…, то есть прости. Я не хотела. Это случайность, - рычу и нервно поправляю волосы. Смотрю по сторонам, все пытаюсь найти себе оправдание, причину, но нахожу лишь признаки банальной гордости и подросткового максимализма. – Я не подумала о том, как это отразится на вас… тебе.

- Зачем ты так поступила?

- Мою одежду спрятали. И повесили это.

- Но почему ты не попросила у кого-то помощи?

- Потому что в этой школе, ни о какой помощи не может идти и речи.

Константин вдруг останавливается и подзывает меня в сторону небольшого кафе с затемненными, коричневыми окнами. Внутри так вкусно пахнет, что я невольно замираю. Смотрю на людей, сидящих у окна, и думаю: так бы каждый день – приходить в ресторан, заказывать горячий, выпеченный парижский фондант, черный чай и сидеть в тусклом, бордовом зале, разговаривая с друзьями, отдыхая от работы. Чем не жизнь? Прекрасное существование без проблем и недугов. Беззаботно детство. Осознанное взросление. И спокойная старость. Да. Деньги определенно играют важную роль в каждом жизненном спектакле.

Мы садимся в углу, Константин заказывает чай, свежую выпечку, а я нервно складываю на коленях руки, понятия не имея, как себя здесь вести. Наверно, надо говорить как можно тише и ровно держать спину. Подождать пока остынет чай. Размешать сахар, едва касаясь краев ложкой. Только бы ничего не забыть

- А я ведь хотел устроить сцену, - неожиданно усмехается Константин, вешает плащ на вешалку и присаживается напротив. Он складывает перед собой руки и смотрит на меня как-то по-доброму. – Уже придумал речь, правда! Натянул верхнюю одежду, выбежал на улицу и вдруг увидел тебя с той женщиной. Знаешь, Зои, я, может, чего-то в жизни и не понимаю. Но мне кажется, разгуливать в корсете и одновременно помогать незнакомцам…, на это не способен один и тот же человек. Так что тут два варианта: или меня обманули, или ты никому не пыталась помочь. Вот только второе я сам видел. Выходит, у первого должно быть рациональное объяснение. Правильно?

- Правильно, - я киваю и решаю воспользоваться подходящим моментом. – Первый день был сложным. Я просто не подумала и приняла решение сгоряча.

- Впредь так больше не делай. Выйти в откровенном белье со словами: я не такая, как моя мать – противоречие самой себе. Ты пытаешься объяснить окружающим, что они не правы, одновременно делая именно то, чего они от тебя ждут.

- О, они определенно ждали совсем другого!

- Да? И чего же? Того, что ты наденешь все это? Что ты в этом выйдешь? Что ты будешь выглядеть, как твоя мать?

Я растерянно замираю и свожу брови. Что он пытается сказать? Что хочет объяснить? Неожиданно разговор приобретает острый оттенок, и я смело расправляю плечи.

- Но моя мать не была такой, - рявкаю я. – Она…

- Что, Зои? Что?

И я вдруг не знаю, что ответить! Не знаю, что сказать! Горло сводит судорога, и мне становится так обидно, что хочется буквально провалиться сквозь землю. Черт подери, пусть мама и носила подобные вещи, она была моей матерью, и я ее любила, и я никогда ни при каких обстоятельствах не назову ее…шлюхой…, или чем-то еще похлеще. И пусть все думают иначе. Мне плевать. Откидываюсь на спинку стула и скрещиваю на груди руки.

- Может, я была не права. Но у меня не оставалось выхода.

- Зои, ты всегда можешь позвонить мне или Саше.

- И что? Может, вы еще за меня и со всеми этими избалованными кретинами разберетесь?

Пожалуй, я задаю вопрос слишком громко. Несколько посетителей обращают на меня внимание, и мне тут же становится дико стыдно. Черт! Пообещала ведь вести себя прилично. Боже, мне здесь явно не место.

- Прости, - вновь извиняюсь я и виновато морщусь. – Случайно вырвалось.

- Ничего страшного. – Константин не ругается, однако я чувствую, как от него волнами исходит неодобрение. Нам приносят чай, горячую выпечку, но мне не до еды. Чувствую себя паршиво. – Давай поговорим о чем-нибудь другом. – Внезапно предлагает отец. – Маргарита когда-нибудь говорила обо мне?

- Нет. – Я выдыхаю. – Никогда.

- И как же она объяснила то, что вы живете одни?

- Люди одиноки, когда до них нет никому дела. Вот и нас все кинули. Я не знаю, что произошло у вас, но родители мамы прекратили с ней общение сразу после моего рождения. Так что бабушку с дедушкой я тоже никогда не видела.

- Они были странными людьми, - отпивая чай, шепчет Константин.

- А ты?

- Что я?

- Почему ты ее бросил?

Этот человек отставляет белую кружку в сторону и глубоко втягивает в легкие воздух.

- Маргарита сама ушла, Зои.

- Что? Серьезно? – я прыскаю и недовольно складываю на груди руки. – Это шутка? Моя мама сама решила голодать, побираться, танцевать на блестящих табуретах? Правда?

- Она приняла решение.

- А ты ей не помешал.

- Нет.

- Почему? – я округляю глаза. – Почему ты не остановил ее? Это ведь так банально, схватить близкого человека за руку именно в тот момент, когда он решает прыгнуть!