Страница 81 из 94
Он был ленив и добродушен на вид, но что-то было у голландца в глазах, что не понравилось Аймат. Она отступила было назад в траву, но тут сержант быстро подскочил к ней и неожиданно ловким движением обвил конец повода вокруг её плеч.
— Я возьму тебя с собой, — сказал сержант.
Он поднял её и посадил на одну из лошадей.
Аймат рванулась прочь.
— Придётся тебя привязать, девушка! — спокойно сказал сержант и туго прикрутил Аймат к седлу. У него были сильные злые руки.
— Форт Кастеллинг, — повторил сержант. — Мне кажется всё-таки, что это в той стороне.
Он указал на запад.
Потом вскочил на второго коня и погнал обоих вперёд.
— Проклятая трава! — сказал сержант. — Я из-за неё сбился с дороги.
Аймат молчала, он продолжал говорить:
— Не найду свой собственный форт. Веду из Серанга коня для начальника и потерял дорогу.
Он оглянулся на Аймат.
— Откуда ты шла? — спросил он.
Аймат молчала.
— Ты понимаешь наш язык? — спросил сержант.
Он не дождался ответа.
— Нам велено всех яванцев, кто ушёл без разрешения с плантации или из своей деревни, ловить и доставлять в форт, — сказал сержант.
Он гнал коней вперёд. Скоро трава поредела, открылась песчаная ложбинка. По ней, почти укрытый камышом, протекал быстрый ручей.
— Ага, кажется, я нашёл дорогу! — обрадовался сержант. — Этот самый ручей я видел ещё, когда скакал из форта в Серанг.
Сержант напоил лошадей. Они переправились через ручей и поднялись по песчаному склону.
— Скоро пойдёт мощёная дорога, — сказал сержант.
Аймат молчала. Она запустила пальцы глубоко в кожаный узел ремня, пытаясь его развязать. Но узел был затянут крепко.
«Паранг!» — подумала Аймат. Короткий нож для обрубания ветвей на плантации — паранг — был спрятан у неё на животе, под саронгом. Но локти перетягивал крепкий ремень. Она вся изогнулась, пытаясь достать свой нож. Сержант живо оглянулся.
— Сиди смирно, девушка! — сказал сержант. Он показал ей на конец повода, который держал в руке, грозясь связать и ноги.
Аймат затихла в седле, с ненавистью глядя на затылок сержанта.
Скоро показалась мощёная дорога, правее ясной синевой засияло море.
Отсюда начиналась цепь фортов, построенных генералом де Коком вдоль всего западного побережья Явы лет за тридцать до того. Голландские власти испугались в то время восстания яванских крестьян во главе с Дипо Негоро и бросили большие средства на укрепление западного берега. Мощёное белым камнем шоссе соединяло форты между собою и доходило до самого Серанга.
Впереди, правее дороги, виднелось небольшое селение.
Аймат приободрилась. Быть может, им встретится кто-нибудь, кто поможет ей убежать от сержанта.
Камышёвые хижины селения приближались. Аймат выпрямилась в седле, глядя на них. Сержант точно почувствовал что-то. Он оглянулся.
— Не смотри! — сказал сержант. — Там никого нет. Крестьяне ушли.
Да, селение было пусто. У домов не видно было людей. Кокосовые пальмы росли почти у каждой хижины, стебли огромных пальмовых листьев были надрезаны, и из стеблей в подвязанные сосуды сочился сладкий белый сок; здесь делали пальмовое вино. Но никто сейчас не собирал сока; он стекал на землю из переполненных сосудов.
— Ушли крестьяне. Бунтуют, — сказал сержант.
Дальше пошли голые выжженные поля, без единого ростка риса. В пересохших канавах орошения резвились быстрые ящерицы.
Запах гари обжёг ноздри Аймат. Далеко впереди, левее шоссе, она увидела большое стелющееся над равниной тёмное облако. Языки чёрного пламени трепетали внутри облака, во все стороны летели клочья смрадной коричневой гари.
«Что такое?» — подумала Аймат.
Смрад полз уже близко, над шоссе, почти над самыми их головами. Наискосок через шоссе летели опалённые птицы, бежали суслики. Несколько крупных черепах выползли на камни дороги, точно тоже спасались от пожара.
— Сахар горит, — сказал сержант. — Крестьяне подожгли сахарный завод.
Аймат потянула в себя воздух и ощутила запах жжёного сахара.
Сержант неодобрительно помотал головой:
— И сахарный тростник сожгли на корню; не хотят убирать. Всё равно, говорят, сахар увезут в Голландию.
Ещё долго ехали они мимо пожара. Аймат видела дымное облако слева и языки чёрного пламени над горящим сахарным заводом.
Шоссе повернуло направо, и море ушло из глаз. По правую руку, у самого шоссе, начинался глухой частокол, огораживавший чью-то большую плантацию. По углам над частоколом высились старинные деревянные сторожевые башни.
Аймат слышала голоса за частоколом, движение людей. Душный горьковатый запах зреющих плодов какао донёсся до неё.
— Вон они где, крестьяне, — сказал сержант, указав на плантацию. — Плантатора прогнали, сторожат урожай. Ждут, когда созреет какао, чтобы собрать его для себя.
На деревянной вышке стоял часовой. Он смотрел в дальний конец шоссе. На нём была одежда яванского крестьянина: тростниковый пояс и рваная повязка, но на голой груди скрещивались кожаные солдатские ремни, а из-за плеча торчала двустволка.
Навстречу им проскакало несколько конных, потом прошёл пеший голландский отряд. Пешие помахали сержанту и смеясь крикнули ему что-то, чего Аймат не поняла.
— Давай быстрее! — сержант стегнул обоих коней. Они поскакали быстрее.
Позади затрещали выстрелы.
— Ходу! — сказал сержант.
Шоссе резко поднялось в гору, и море снова показалось. Выстрелы позади затихли. Поднялся свежий ветер. Лёгкие белые гребешки запенились на синих волнах, море точно закипало.
— Скоро форт! — сказал сержант.
За новым поворотом Аймат увидела в море, на довольно большом расстоянии от берега, дома, стоящие на толстых сваях в воде.
Это была большая свайная деревня, каких много на Яве.
Мостки, ведущие от берега к домам деревни, были сняты, на тростниковых крышах стояли и сидели люди; но несколько больших тупоносых прау — малайских лодок — были привязаны у каждого дома, маленькие лодки сновали от порога к порогу. Издалека слышались голоса, удары вёсел по воде.
— Повстанцы! — хмуро сказал сержант.
У Аймат забилось сердце.
— Всю деревню заняли, — сказал сержант. — Ждут своих из Лампонга.
Деревня была большая, домов на двести или больше. Аймат внимательно вглядывалась, ей казалось, что она видит среди повстанцев знакомые лица.
Их тоже увидели. Выстрел прогремел над водой, пуля звонко щёлкнула о большой камень в нескольких шагах впереди.
Сержант встрепенулся:
— Они достали карабины! Эй, ходу!…
Новый поворот шоссе скрыл их из виду, и тут прямо перед ними, шагах в двухстах, показались голые белёные стены голландского форта.
Почти у самого форта сержант спрыгнул со своего коня, снял Аймат с седла, посадил её на траву у шоссе, в тени высокой насыпи, расседлал второго коня и начал медленно прогуливать его взад и вперёд.
— Майору надо привести коня незапаренного, свежего, — объяснил сержант. — Иначе обругает и погонит за другим.
Аймат глядела на голландский флаг на высоком шесте у ворот форта, на пышные метёлки кокосовых пальм за стеной. У неё затекли руки, она глазами указала на них сержанту, прося развязать.
— Хорошо, — сказал сержант. Он снял ремень с рук и связал им ноги Аймат. — Иначе удерёшь, — сказал он. — Твои ведь близко.
Так он и втащил её в форт, со связанными ногами, и снял ремень только тогда, когда за ними закрылись железные ворота форта.
— С добычей! — сказал сержант, показывая на Аймат товарищам.
Аймат отвели в кордегардию. Из раскрытой двери она увидела ряд длинных бараков, поставленных на большие угольные камни, как на точки опоры на топкой земле, грязноватый ручеёк посредине. Несколько солдат-яванцев черпали вёдрами воду из ручейка и носили к конюшням. К Аймат подошёл переводчик, молодой парень смешанной крови.
— Ты откуда? — спросил переводчик.