Вокруг Пушкина

Время шло, и дети выросли. К началу того периода, кото­рый охватывают публикуемые письма (1832—1837 гг.), семья Гончаровых разъехалась в разные стороны. Поселилась в своем любимом поместье Ярополец Наталья Ивановна; уехала в Петербург младшая, Наталья, вышедшая замуж за Пушкина; поступили в столице на военную службу братья Иван и Сергей; окончивший Московский университет, старший сын, Дмитрий, служил в Министерстве иностран­ных дел. Сестры Екатерина и Александра были отправлены на Завод к деду. В доме на Никитской остался один Николай Афанасьевич.

Н.Н.ПУШКИНА И ЕЕ ПИСЬМА

Любовь его, как солнечный восход,

Воображенье согревает наше.

И тот, кто сомневается в Наташе, —

Не сторону ль Дантеса он берет?

Ведь Пушкин верил ей, идя к барьеру...

 Кто смеет посягнуть на эту веру?

                         Д. Кугультинов

В 30 верстах от Тамбова, при впадении реки Кариан в Цну, в начале XIX века находилось богатое родовое поме­стье Загряжских Кариан, принадлежавшее близким родст­венникам Натальи Ивановны Гончаровой. Война, как мы уже говорили, заставила семейство Гончаровых покинуть родные места. В ту пору семья была довольно многочислен­на: два сына — Дмитрий и Иван, две дочери — Екатерина и Александра. Наталья Ивановна была на сносях. 19 августа прибыли они в Кариан, а 27 августа 1812 года родилась и бы­ла крещена в местной церкви та, которой было суждено впо­следствии стать женой великого русского поэта.

Как долго пробыла семья Гончаровых в Кариане, неизве­стно, но, вероятно, Наталья Ивановна с детьми оставалась там до лета 1813 года, а затем они направились в Калужскую губернию, на Полотняный Завод. Здесь семья Гончаровых прожила не менее года, а может быть, и больше. Маленькая Таша полюбилась деду, и, когда Наталья Ивановна уехала с детьми к мужу, Афанасий Николаевич оставил ее у себя. Со­хранилась небольшая миниатюра, изображающая Наталью Николаевну в детстве. Вероятно, она была заказана дедом, когда ему пришлось расстаться с любимой внучкой. Девочке на вид лет 5—6. Тонкие, правильные черты, выражение лица не по-детски серьезно. Те несколько лет, что Наташа Гон­чарова провела на Полотняном Заводе, окруженная всяческими заботами, были, вероятно, самыми счастливыми го­дами ее детства. Но девочка подросла, и Наталья Ивановна, не ладившая со свекром, взяла ее обратно. В ту пору Нико­лай Афанасьевич с семьей жил уже в Москве.

Впоследствии Наталья Николаевна не любила говорить о своем детстве. Тяжелая обстановка, царившая в доме, за­ставила ее замкнуться, и эта сдержанность в выражении чувств, по-видимому, осталась в ней на всю жизнь. От той поры сохранились воспоминания некой Надежды Михай­ловны Еропкиной. Гончаровы были знакомы домами с Еропкиными. Надежда Михайловна была умная, образован­ная девушка; в годы юности Натальи Николаевны ей было двадцать лет, поэтому она могла хорошо помнить Наташу Гончарову, и ее записки представляют значительный инте­рес для характеристики будущей жены поэта. Приведем не­которые выдержки из воспоминаний.

«Наталья Николаевна сыграла слишком видную роль в жизни Пушкина, чтобы можно было обойти ее молчанием. Многие считают ее даже виновницей преждевременной его кончины, что, впрочем, совершенно несправедливо... Я хо­рошо знала Наташу Гончарову, но более дружна была она с сестрой моей Дарьей Михайловной. Натали еще девочкой-подростком отличалась редкой красотой. Вывозить ее ста­ли в свет рано, и она всегда окружена была роем поклонни­ков и воздыхателей. Участвовала она и в прелестных живых картинах, поставленных у генерал-губернатора кн. Голицы­на, и вызывала всеобщее восхищение. Место первой краса­вицы Москвы осталось за нею.

Наташа была действительно прекрасна, и я всегда восхи­щалась ею. Воспитание в деревне на чистом воздухе остави­ло ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционально сложена, отчего и каждое движение ее было преисполнено грации. Глаза доб­рые, веселые, с подзадоривающим огоньком из-под длин­ных бархатных ресниц. Но покров стыдливой скромности всегда вовремя останавливал слишком резкие порывы. Но главную прелесть Натали составляли отсутствие всякого же­манства и естественность. Большинство считало ее кокет­кой, но обвинение это несправедливо.

Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех. Не ее вина, что все в ней было так удивительно хорошо. Но для меня так и осталось загадкой, откуда обрела Наталья Николаевна такт и умение держать себя? Все в ней самой и манера держать себя было проник­нуто глубокой порядочностью. Все было «comme il faut» (безупречно)— без всякой фальши. И это тем более удивительно, что того же нельзя было сказать о ее родственниках. Сестры были красивы, но изысканного изящества Наташи напрасно бы­ло бы искать в них. Отец слабохарактерный, а под конец и не в своем уме, никакого значения в семье не имел. Мать да­леко не отличалась хорошим тоном и была частенько прене­приятна... Поэтому Наталья Николаевна явилась в этой се­мье удивительным самородком. Пушкина пленила ее необы­чайная красота и не менее, вероятно, прелестная манера держать себя, которую он так ценил».

Наташа Гончарова была прекрасна, это бесспорно, но только красивая внешность не привлекла бы поэта. Было в ней, вероятно, и какое-то необыкновенное обаяние, и не случайно тонкий знаток человеческой души Пушкин в по­священном ей стихотворении «Мадонна» называет ее: «чис­тейшей прелести чистейший образец».

Впервые Пушкин встретил Наталью Николаевну зимой 1828 года на балу у танцмейстера Иогеля. По шутливому признанию самого поэта, Гончарова была его сто тринадца­тая любовь. Но те увлечения, те порывы страстей, которые волновали его в молодости, не были еще той любовью, ко­торой на склоне короткой его жизни одарила его судьба. Всеобъемлющее чувство Пушкина к Наталье Николаевне пришло к нему на рубеже нового периода его жизни. Ото­шла в прошлое бурно прожитая молодость, настала пора зрелости. Жажда личного семейного счастья, стремление любить и быть любимым — вот какие чувства владели им в эти годы. Пушкин не знал до тех пор настоящей семейной жизни. Нерадостное детство, юность, проведенная в казен­ных стенах лицея, годы ссылки, потом кочевая жизнь то в Москве, то в Петербурге, номера гостиниц — и никогда своего дома...

«Все что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже мною передумано, — писал Пушкин незадолго до женитьбы своему приятелю Н. И. Кривцову. — Я хладнокровно взвесил выгоды и невы­годы состояния, мною избираемого. Молодость моя про­шла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обык­новенно живут. Счастья мне не было. Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю, как люди, и, вероятно, не буду в том раскаиваться» (10 февраля 1831 г.).

Однако письма Пушкина в период его сватовства полны сомнений: будет ли с ним счастлива юная красавица, не по­жалеет ли она когда-нибудь, что вышла за него замуж, не сде­лала ли бы она лучшей, более блестящей партии. Ему каза­лось, что в нем нет ничего, что могло бы нравиться Наталье Николаевне. Но длинный список женщин, любивших Пуш­кина, говорит нам об обаянии личности поэта. Не могла, на­до полагать, не ответить на его безграничную любовь и На­талья Николаевна.

Наталья Ивановна долго не соглашалась на этот брак, на­пуганная ходившими толками и сплетнями о политической неблагонадежности поэта, о его образе жизни. Дошли эти слухи и до главы семьи Афанасия Николаевича. Наталья Николаевна писала деду:

Сего 5 мая 1830 года

Любезный дедушка!

Узнав чрез Золотарева (богатый калужский купец) сомнения ваши, спешу опроверг­нуть оныя и уверить вас, что все то, что сделала Маминька, было согласно с моими чувствами и желаниями. Я с при­скорбием узнала те худые мнения, которые вам о нем внуша­ют, и умоляю вас по любви вашей ко мне не верить оным, потому что они суть не что иное, как лишь низкая клевета. В надежде, любезный дедушка, что все ваши сомнения исчез­нут при получении сего письма и что вы согласитесь соста­вить мое счастие, целую ручки ваши и остаюсь навсегда по­корная внучка ваша