Страница 20 из 20
После того, как жертв политической безответственности и цинизма быстренько превратили в символ национального подвига, было уже как-то неудобно обличать и требовать привлечь к ответственности виновных.
Увы, революция на Украине, как и во всей России, была революцией чисто социальной, а вовсе не «споконвічною боротьбою українського народу за національне визволення», как это утверждают современные реконструкторы истории. В процессе этой революции малообразованные, уставшие от войны массы поверили радикальным социальным лозунгам и пошли за ними. Поэтому то, что сегодня называют «боротьбою українського народу на незалежність», было лишь попыткой националистически настроенной буржуазии и кучки деревенской интеллигенции удержать стремительно ускользавшую из рук власть — ту, что так удачно упала в руки в начале революции. Поэтому на защиту Центральной Рады не встал никто из мифических «миллионов украинских штыков»…
26 января (8 февраля) 1918 года Центральная Рада бежала из Киева. Дорошенко пишет: «Эвакуация была проведена в ночь с 8 на 9 февраля. Число украинских войск, которые отступали, было около 3000 человек. С ними оставила Киев часть министров и членов Малой Рады. Об отступлении вообще мало кого успели оповестить; большинство членов Центральной Рады и лиц, близких к Правительству, не знало, что украинское войско покидает Киев и, проснувшись утром, с ужасом узнало, что город уже в руках большевиков».
Но незадолго до того, как драпануть из Киева, 24 января (по новому стилю) беглецы разослали радиограмму «Всім, всім, всім від Ради Народних Міністрів Української Народної Республіки» (так переименовали незадолго до указанных событий Генсекретариат). Поскольку Грушевский в который раз предпочел не брать на себя ответственность, радиограмму «городу и миру» подписал сменивший отправленного в отставку Винниченко молодой премьер Голубович, о котором профессор Дорошенко отозвался очень просто — «кретинообразный субъект». Радиограмма извещала Украину и мир, что Центральная рада контролирует ситуцию, а распространяемые большевиками сведения, «ніби совітські війська під проводом Юрія Коцюбинського зайняли Київ 16 січня і що ніби-то Київський гарнізон з усією своєю артилерією з’єднався з військами Коцюбинського і оповістив Центральну Раду скинутою, а Генеральний Секретаріат ніби-то втік» — не соответствуют действительности.
На следующий день после этой оптимистической радиограммы «совітські війська Юрія Коцюбинського» подогнали к реке Лыбедь артиллерию и начали прицельный обстрел возвышавшегося над округой дома Грушевского. Это событие стимулировало Грушевского как можно быстрее оказаться под крылышком немецкой армии. В своей работе «На порозі нової України», написанной после возвращения под защитой немецких штыков в Киев, он вспоминал: «25 січня, підчас бомбардовання Київа, большовики запальними знарядами розстріляли дім, де я жив — наш фамільний дім, побудований десять літ тому за гроші, полишені батьком. Кільканадцять запальних знарядів, що влетіли оден за другим до нашого помешкання й сусідніх, за кілька мінут обернули в одно огнище весь дім. Згоріли мої рукописи й матеріали, бібліотека і переписка, колекції українських старинностей, що зберав я стільки літ, збірки килимів, вишивок, зброї, посуди, порцеляни, фаянсу, окрас, меблів, малюнків… Перше що я вважаю пережитим і віджитим, таким, «що згоріло в моїм кабінеті», се наша орієнтація на Московщину, на Росію…» Вот уж действительно титан мысли: перелом в истории Украины для него выразился в потере «збірки килимів, вишивок, зброї, посуди, порцеляни»…
Бежал из Киева «батько нації» молниеносно, выехав под покровом ночи с наиболее верными сторонниками на грузовиках по единственному свободному от большевиков Житомирскому шоссе. «Выезд был произведен внезапно и без всякого предупреждения и оповещения хотя бы всех членов Центральной Рады», — вспоминал позже Дмитрий Дорошенко.
Известный киевский адвокат и политик А. Гольденвейзер в своих мемуарах пишет: «Они покидали Киев не так, как оставляют свой родной город и столицу, а как эвакуируют завоеванную территорию».
Генерал Гофман: «Украина — это дело моих рук»
27 января в Брест-Литовске делегация Центральной Рады заключила договор с Германией и Австро-Венгрией о мире. «Герои Крут» защищали УНР как раз в то время, когда пославшие их на переговорах в Бресте просили кайзеровскую Германию оккупировать Украину! В 1919 году, в интервью газете «Daily Mail» начальник немецкого штаба Восточного фронта генерал Гофман признавался: «В действительности Украина — это дело моих рук, а вовсе не плод сознательной воли русского народа. Я создал Украину для того, чтобы иметь возможность заключить мир хотя бы с частью России». Весной 1918 года, после того, как немцы выбили большевиков из Киева, Михаил Грушевский в интервью сотрудникам издательства «Відродження» тоже разоткровенничался: «В німецьких політичних кругах було здавна бажаннє, щоб Україна відокремилась в самостійну, сильну державу. Вони вважали се корисним для Німеччини…».
Центральной Раде было необходимо восстановить свою власть над Украиной. Помощи же, кроме немцев, дать никто не мог. Делегат от Рады на переговорах в Бресте-Литовском Николай Любинский подписал обращение Центральной Рады к германскому народу с просьбой о военной помощи, в котором было сказано: «У тяжкій боротьбі за наше існування ми шукаємо помочі. Ми глибоко переконані в тім, що люблячий спокій і порядок німецький народ не зостанеться байдужим, коли він дізнається про нашу нужду. Німецьке військо, що стоїть збоку нашого північного ворога, має силу, щоб нам допомогти і своїм втручанням охоронити наші північні межі від дальшого вдирання ворога…». Конечно, немцы могли тогда без всякого мира попросту оккупировать всю Украину. Но с помощью мирного договора и формального признания независимости они хотя бы формально отрывали Украину от России и получали возможность в дальнейшем, согласно своему старому плану, создать из Украины свое вассальное государство. Кроме того, из «союзной» страны легче было выкачивать столь необходимое им продовольствие, чем из оккупированной территории — части враждебной России. А ведь Германия и Австро-Венгрия, которые зимой 1917–1918 годов уже находились на грани полной хозяйственной катастрофы, остро нуждались в украинском продовольствии…
По Брест-Литовскому договору державы центрального блока признавали независимость Украины. В договоре о мире было и два тайных пункта — о предоставлении Украиной немцам миллиона тонн продовольствия и о будущем выделении украинских земель Австро-Венгрии в автономную австрийскую область. В отношении военной помощи вопрос оказался скользким. Украинские делегаты добивались от «партнеров», чтобы в республику были введены только дивизии, сформированные в Австро-Венгрии и Германии из военнопленных украинцев. Но в итоге Украину оккупировали немецкие и автро-венгерские войска. Видимо, немцы посчитали, что так надежнее. Начальник германского Генерального штаба Э. Людендорф вспоминал: «Представителям Четверного союза представилась возможность завязать сепаратные переговоры с Украиной. Они велись на твердой почве и не терялись в области фантастических и отдаленных шагов». Его радость понятна — страны Четверного союза находились в очень тяжелом экономическом положении, особенно Австро-Венгрия. Мирный же договор предполагал получение практически голодавшими Германией и Австро-Венгрией больших объемов продовольствия. Именно дешевые продовольственные товары Украины подразумевались под «твердой почвой» — зерно, скот и прочее сырье в обмен на германскую «крышу» для режима УНР. Украинские делегаты так спешили стать «частью Европы», что быстро согласились на внесение в текст мирного договора пункта с прямым обязательством Украины поставить миллион тонн зерновых до 31 июня 1918 года. Более того, предусматривалось, что если немцы не получат указанных объемов зерна, то они имеют право не выполнять «политические условия соглашения».
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.