Геенна огненная

— Надо же, это гораздо удобнее, чем требовать развода!

Она посмотрела на него и состроила недовольную гримаску.

— Я вижу, что вы смеетесь над моими словами. Вы ничему не верите. Раз так, я замолкаю.

— Да нет, уверяю вас, я совершенно серьезен. Просто все это не укладывается в моей голове. Признаюсь, на первый взгляд то, что вы рассказываете, кажется по меньшей мере неправдоподобным. Но факт остается фактом: современная наука лишь подтверждает открытия древней магии. Вот, например, все смеялись над средневековым представлением о том, что женщина может превратиться в кошку. А совсем недавно к месье Шарко привели маленькую девочку, которая бегала на четвереньках, прыгала по-кошачьи, мяукала, царапалась и играла, как котенок. Значит, такое превращение возможно! Нет, эту истину стоит повторить лишний раз: мы так ничтожно мало знаем, что не имеем права отрицать что бы то ни было. Но, возвращаясь к розенкрейцерам, они предпочитают колдовству чистую химию?

— Я только могу сказать, что их эликсиры, даже если предположить, что они умеют их изготовлять, во что лично я не очень-то верю, не представляют большой опасности. Но из этого совсем не следует, что отдельные группы, возглавляемые священником, не прибегают в случае надобности к осквернению евхаристии.

— Представляю себе этого священника! Вы так сведущи в этих вопросах, может быть, вам известно также, как предотвратить воздействие эликсиров?

— Я лишь знаю, что, если яды скреплены колдовскими чарами, не так-то просто подобрать антидот. Бороться с таким врагом, как каноник Докр или какой-нибудь другой знаменитый чернокнижник, чрезвычайно трудно. Тем не менее я слышала об одном аббате из Лиона, который оказался достойным противником и сумел справиться с весьма тяжелыми случаями порчи.

— Доктор Иоханнес!

— Вы с ним знакомы?

— Нет, но о нем говорил Гевэнгей. К нему-то он и отправился за помощью. Не представляю, как ему удается спасать людей. Ведь если действие зелья не усилено колдовством, то опасность можно отвести, следуя правилу обратной посылки. Удар падает на того, кто попытался его нанести. И сейчас еще существуют две церкви, одна в Бельгии, другая во Франции, где достаточно помолиться перед статуей Девы Марии, и порча тотчас покидает жертву и настигает ее врага.

— Да ну?

— Да. Одна церковь находится в Тонгре, в восемнадцати километрах от Льежа, и носит имя Нотр-Дам де Ретур, а другая, де л’Эпинь, — в небольшой деревушке недалеко от Шалона. Когда-то ее построили специально, чтобы предотвращать чары, которые напускались при помощи колючек терновника, растения, представленного в этих местах в изобилии, ими протыкались изображения, вырезанные в форме сердца.

— Под Шалоном? — Дюрталь напряг свою память. — По-моему, де Герми упоминал о каких-то сектах сатанистов, осевших в этом городе, когда рассказывал о том, как можно воздействовать на жертву посредством крови белых мышей.

— Да, эти места издавна известны как рассадник сатанизма.

— Вы прекрасно подкованы в области чернокнижия. Вас научил этому Докр?

— О, ему я обязана лишь немногими знаниями. Хотя он привязался ко мне и даже хотел, чтобы я стала его ученицей. Я отказалась и теперь особенно радуюсь этому, потому что в гораздо большей степени, чем раньше, озабочена проблемой смертного греха..

— А вы когда-нибудь уже присутствовали на Черной Мессе?

— Да, и заранее предупреждаю Вас, что вы пожалеете о том, что стали свидетелем столь ужасного зрелища. Об этом нельзя забыть, это вечный кошмар, который преследует, даже… особенно, когда вы лично не принимаете участия в ритуале.

Он пристально посмотрел на нее. Она побледнела, ее дымчатые глаза блестели.

Потом не жалуйтесь, если спектакль заставит вас содрогнуться от ужаса, вы сами захотели, стать зрителем…

Он смешался, задетый ее глухим, тоскливым голосом.

— А кто этот Докр? Откуда он взялся? Как Получилось, что он достиг такой известности как чернокнижник и сатанист?

— Не знаю. Я познакомилась с ним, когда он был священником в Париже. Затем он стал духовником опальной королевы. Он оказался замешан в жутких событиях, но благодаря, протекции их удалось замять. Его сослали в аббатство Трапп, затем лишили сана и решением Рима отлучили от Церкви. Много раз он обвинялся в убийстве, но его всегда отпускали, потому что суду не удавалось представить, веских доказательств. Не знаю, как ему удается, но он живет в достатке, много путешествует, повсюду возит с собой одну женщину, ясновидящую. Он, конечно, преступник, извращенец, но он очень образован и притом невероятно обаятелен.

— О! Ваш голос, ваши глаза выдают вас. Признайтесь, вы любите его!

— Нет, я не люблю его. Но когда-то мы были без ума друг от друга.

— А теперь?

— Клянусь вам, с этим покончено. Мы друзья, не больше того.

— Вы, наверное, часто бывали у него. Любопытно, отличался ли его дом, интерьеры от других?

— Пожалуй, нет. Разве что удобством и чистотой. У него была химическая лаборатория, огромная библиотека. Однажды он показал мне старинную книгу с описанием Черной Мессы. В ней были восхитительные миниатюры, а переплетена она была в кожу ребенка, умершего некрещенным. Одна из сторон была украшена, как виньеткой, большой облаткой, освященной во время Черной Мессы.

— И что было написано в этой книге?

— Я ее не читала.

Они замолчали. Мадам Шантелув дотронулась до его руки.

— Ну вот, вы и приободрились. Я знала, что сумею разогнать ваше мрачное настроение. Согласитесь, я заслуживаю похвалы за то, что не рассердилась на вас.

— А разве на то были причины?

— Ну, не очень-то приятно видеть, что моя персона не вызывает у вас такого энтузиазма, как совершенно посторонние люди.

— Это не так, — поспешно проговорил он и поцеловал ее в глаза.

— Не надо, — тихо сказала она. — Уже поздно, мне пора.

Она вздохнула и выпорхнула за дверь. Ошеломленный услышанным, он в который раз задавался вопросом: из какой тины выплыла вдруг эта женщина?

XVIII

На следующий день после того как Жиль де Рэ изрыгал проклятия на членов Трибунала, его снова привели в суд.

Он предстал перед судьями с низко опущенной головой, молитвенно сложив руки. Из одной крайности он, по своему обыкновению, впал в другую. За несколько часов его ярость стихла, он образумился, признал полномочия Трибунала и попросил прощения за нанесенные оскорбления.

Ему было объявлено, что об инциденте, происшедшем накануне, будет забыто ради любви к Господу, затем по просьбе маршала епископ и инквизитор повторили приговор о его отлучении от Церкви. Начиная с этого дня суд занялся также Прелати и другими сообщниками Жиля. Прокурор, опираясь на церковное постановление, согласно которому исповедь обвиняемого признается недостаточной в случае ее «сомнительности, путаности, слишком общего характера, умозрительности, несерьезности», провозгласил, что Жиль должен подвергнуться испытанию, выявляющему, насколько он был чистосердечен, то есть пыткам.

Маршал умолял епископа подождать еще один день, ссылался на свое право сначала дать показания суду, клялся, что поведает обо всем перед трибуналом и публикой.

Иоанн де Малеструа согласился на отсрочку, и епископу Сен-Бриока и Пьеру де л’Оспиталь, канцлеру Бретани, было поручено выслушать Жиля. Когда он закончил рассказ о своих злодеяниях и убийствах, они приказали привести Прелати.

Увидев Прелати, Жиль залился слезами и, когда после допроса итальянца уже собирались увести, обнял его со словами: «Прощай, Франсуа, друг мой, это наша последняя встреча в этом мире. Молю Бога, чтобы он ниспослал нам терпение и мужество. Не отчаивайтесь, надейтесь на милость Божию, она позволит нам возликовать на небесах. Молитесь за меня, а я буду молиться за вас».

Его оставили одного, чтобы он поразмыслил о злодеяниях, в которых ему предстояло на следующий день признаться перед судом.

В тот день все происходило с особой торжественностью. Зал заседаний Трибунала был набит, толпа заполонила лестницы, двор, прилегающие к зданию улочки, преградила дороги. Со всей округи пришли крестьяне, чтобы посмотреть на чудовище, одного имени которого было достаточно, чтобы задвигались тяжелые запоры, укрывая в домах трепещущих, плачущих женщин.