Страница 62 из 75
Феб Актийский воздвиг себе памятник здесь, поразивши
Ныне одною стрелой десять ее кораблей…
Пел я довольно войну: Аполлон победитель кифару
70 Требует, снявши доспех для сладкозвучных стихов.
Светлые ныне пиры да начнутся в приветливой чаще,
Нежные розы теперь с шеи да вьются моей,
Пусть заструится вино, что выжато прессом Фалерна,
Пусть киликийский шафран трижды власы окропит.
75 Пусть у поэтов хмельных вдохновение Муза разбудит:
Вакх, под покровом твоим Феб плодоносен всегда.
Пусть вспоминает один покоренье болотных сигамбров.608
Славит Мерою609 другой — край твой, о смуглый Кефей.
Третий споет, как позже на мир согласился парфянин:
80 «Рема значки да вернет; скоро отдаст и свои.
Только затем и щадит еще Август колчаны Востока,
Чтобы своим сыновьям эти трофеи отдать.
Радуйся, Красс, если ты под темным песком еще мыслишь:
Можем к холму твоему мчаться мы через Евфрат».
85 Так проведу я всю ночь за чашей, за песней, доколе
День не зажжет над вином яркие стрелы лучей.
Маны не выдумка: смерть не все за собою уносит;
Над похоронным костром бледная тень восстает.
Мне у постели моей явился Кинфии призрак,
Похороненной в конце шумной дороги на днях.
5 Тяжек был сон у меня; о любви погребенной я грезил,
Холод постели моей царственный я проклинал.
Волосы те же у ней, с какими ее выносили,
Те же были глаза; край у одежды сожжен,
Пламенем был опален на пальце берилл неизменный,
10 И омертвила уста влага летейской струи.
Словно живая дыша, как живая она говорила,
Но на бессильных руках пальцы хрустели слегка.
«О вероломный, никто из женщин тебе не поверит,
Спишь ты! Неужто же сон может тобою владеть?
15 Ты неужели забыл проделки бессонной Субуры?610
И под окном у меня все похожденья свои?
Как то одной, то другой рукою хватая веревку,
Я опускалась по ней прямо в объятья твои?
На перепутьях сходясь, мы честно Венере служили,
20 И согревали плащи нам на дороге постель.
О, молчаливый союз! Его вероломные клятвы,
И не услышавши их, ветер с собой уносил.
Но не оплакал никто моего потухавшего взора,
Будь это ты, я хоть день вымолить лишний могла!
25 Подле меня не дудел на тростинке прорезанной сторож.
Вместо подушки лежал жесткий кусок кирпича.
Разве кто видел тебя на моем погребенье печальным,
Разве слезой ты согрел темную тогу свою?
Если ленился пройтись за ворота, до них бы велел ты
30 Тише носилкам моим шествовать с прахом родным.
Неблагодарный, зачем ты ветров не звал на костер мой?
Нардом зачем не дышал мой погребальный огонь?
Трудно ли было тебе в него ирисов бросить дешевых
Или очистить мой прах, винный разбивши сосуд?
35 Огненной пытке предай Лигдама,611 клеймо ему выжги
(Раб этот, знаю, с вином бледной отравы мне дал);
Хитрой Номаде612 плевки чародейные пусть не помогут:
Вмиг раскаленный кирпич руки ее уличит.
Та, что недавно была всем доступной ночной потаскухой,
40 Пыль поднимает теперь платьем с каймой золотой
И непосильный урок задает той пряхе несчастной,
Что о моей красоте как-нибудь сдуру сболтнет;
Старой Петале за то, что венком убрала мне могилу,
Надо тащить за собой мерзкой колодки ярмо;
45 Да и Лалагу613 секут, скрутив ей косы тугие,
Так как посмела она имя мое помянуть.
Ей переплавить ты дал золотое мое изваянье,
Чтобы приданое дать ей от костра моего.
Но я тебя не виню, хоть того ты и стоишь, Проперций:
50 Долго ведь в книгах твоих власть процветала моя.
Неотвратимых судеб клянусь нерушимым заклятьем. —
Ласков да будет ко мне лай трехголового пса, —
Верной была я тебе. Если лгу, — на могиле гадюка
Пусть у меня зашипит, кости мои тяготя.
55 Знай же, две области есть по ту сторону мрачной стремнины:
В разные заводи там толпы на веслах плывут.
Здесь угоняют валы Клитемнестру распутную, рядом
Волны критянку несут,614 телки принявшую вид.
Вот и другие летят в ладье, обвитой цветами,
60 В край, где под ветром благим розы Элизия спят,
Где и кифары звучат, и медные бубны Кибелы,
Лидии плектром звенит хор митроносный в садах.
Где Андромеда, а с ней Гиперместра — истинным браком
Славные жены — ведут чистосердечный рассказ:
65 Первая плачет о том, что чернели в цепях материнских
Руки и холод скалы плечи безвинно томил.
Речь Гиперместра ведет, на что ее сестры решились
Смело идти, но она зла не могла совершить.
Так мы посмертной слезой исцеляем любовь каждой жизни,
70 Я ж об изменах твоих не говорю никогда.
Но умоляю теперь, коль словами моими ты тронут,
Коль не совсем завлекли чары Хлориды тебя,
Няню Парфению ты не покинь в ее старости хилой:
Жадной была она, да, но бескорыстной к тебе.
75 Пусть и подружка моя, дорогая Латрида, не служит
Новой твоей госпоже, зеркала ей не подаст.
Стихотворенья свои, которые мне посвятил ты,
Ради меня ты сожги, а не храни у себя.
Плющ ты с могилы срывай, ведь он, разрастаясь кистями,
80 Нежные кости мои душит, вкруг них оплетясь.
Там, где сквозь купы дерев течет Аниен плодоносный,
Там, где слоновая кость волей Геракла светла,
Там на могильном столбе стихи в мою честь ты напишешь
Кратко, чтоб мог их прочесть с ходу из Рима ездок:
85 «В лоне Тибурской земли615 золотая здесь Кинфия дремлет:
О Аниен, возросла слава твоих берегов».
Не презирай ты и снов, из блаженных ворот исходящих:
Эти блаженные сны смыслом великим полны.
Ночью мы странствуем (ночь выпускает плененные тени).
90 Даже и Цербер тогда бродит, отринувши цепь.
Утром законы велят возвращаться к заводям Леты:
Мы возвращаемся, счет нам перевозчик ведет.
Ты отдавайся другим: но я скоро тобой завладею,
Будешь со мной, твой костяк кости обнимут мои».
95 Так укоряла она, но горькие смолкли упреки:
Тая в объятьях моих, скрылась прозрачная тень.
Слушай, что в прошлую ночь Эсквилин многоводный616 смутило,
Как соседи толпой ринулись в новый квартал.
Некий старинный дракон охраняет издревле Ланувий,617
Стоит пойти посмотреть зрелище редкое здесь:
5 Спуск там таится крутой в заветную темную пропасть
Дева нисходит туда (бойся подобных путей!)
В праздник голодной змеи, когда, требуя яств ежегодных,
С грозным шипеньем она вьется по недрам земли.
Девы бледнеют, когда их спускают для жертвы священной,
10 И наудачу суют руку в змеиную пасть.
Жадно хватает змея принесенные девою яства,
Даже корзины дрожат в нежных девичьих руках.