Страница 53 из 95
они не передохнут под нашими стенами.
– Дай-то бог! По ушкую послышалась легкая возня, и чтобы сбеги не завязали разговоры
между собой, Вятка отдал ратникам последнее распоряжение: – Оружие держать наготове, ежели какая нелегкая занесет сюда ордынцев, отбиваться по волчиному, не давая им прорваться к реке и пострелять прямо на
ушкуях детей с женщинами.
– Спаси и сохрани нас Перун, поганые давно рыскают по лесам в поисках
Серёнска, – буркнул Прокуда, перелезая через борт. И добавил. – Да и мы не
сидим сиднями.
– Посчитаемся! – пообещал Бранок будущим врагам, подталкивая Охрима к
борту. – Не последний день живем.
Первые ушкуи успели пристать к берегу, а люди из них подняться на
бугор, когда Вятка схватился рукой за ветку ивы и притянул к ней свою лодку.
Он легко спрыгнул на землю и поспешил наверх, чтобы проследить за
разделением ратников на две части. Большая должна была сопровождать сбегов
до поляны на холме и помочь им срубить там истобы из дубовых бревен, почти
все воины в ней имели семьи, поэтому возврата в крепость никто от них не
требовал. Командовал ими рослый мужик по имени Рымарь, сотский из тысячи
Бугримы, он постарался отобрать с собой дружинников, ходивших на медведя в
одиночку. А меньшая часть, готовилась направиться к Серёнску, в нее входили
ратники, державшиеся Вятки от начала обстояния. Когда сбеги сбились в
плотную кучу, Рымарь приказал старому охотнику вместе с боярским отроком
присоединиться к отряду Вятки, они должны были привести поезд с припасами к
новому месту жительства козлян. Лошади в Серёнске были, их там разводили
отсельцы, оберегавшие скрины с мясом и клети с зерном.
– Будь здрав, Вятка! – поднял Рымарь ладонь перед расставанием. – Пусть
наши боги Сварог и Перун укрепят ратный дух вятичей и помогут им одолеть
поганых нехристей.
– Будь здрав и ты, сотник Рымарь со всем воинством и гражданами
Козельска, – воздел вверх десницу и Вятка. – Обживайтесь на новом месте, пока ворог под стенами города, да не теряйте связей с нами.
– Так оно и будет. Отряды отвернули друг от друга и пошли каждый своим путем, темнота
растворила их между стволами деревьев, лишь изредка раздавался треск сухой
ветки, или всплеск весел сторожей, оставшихся при ушкуях. Но скоро затихли и
эти звуки. Вятка шел рядом с Темрюком, не раз бывавшим в лесной кладовой, он
прислушивался к шороху ветвей и вскрикам диких зверей, нарушавших сторожкую
тишину. Правая рука сжимала яблоко меча, а левая придерживала налучье лука, перекинутого через плечо, позади мягко вышагивали по мокрой земле Бранок с
Охримом и вертлявый Звяга, то и дело цеплявший концом секиры невидимые
сучья, замыкал шествие дружины неторопливый Прокуда. Кругом было тихо, лес
жил размеренной жизнью, устоявшейся за века, он не трогал пришельцев до тех
пор, пока они не начинали распоряжаться его добром со злым умыслом. Тогда
лесные духи могли заманить лихоимца в бездонные топи или завести в
непролазные чащи, откуда человеку не было выхода. Все шло ладно до того
момента, когда предутренний ветерок вдруг донес до ратников запах жареного
мяса с запахом горьковатого дыма. Темрюк остановился как вкопанный, он чуть
присел, стараясь вглядеться в кромешную тьму.
– Вота беда, неужто ордынцы! – дохнул Вятка ему в затылок. – Откуда они
объявились, когда тут самая ни то чащоба...
Дружинник переступил с ноги на ногу, затем снял с плеча лук и зашарил
пальцами по колчану со стрелами, его спутник не замедлил проделать то же
самое.
– Они проклятые, ихней вонью понесло, – тихо сказал Темрюк. – Тут
недалеко дорога на два колеса, мы ранней осенью возили по ней лошадьми
телеги с припасами.
Скоро между ветвей сверкнули огоньки от костра, разведенного на далекой
еще поляне, до охотников донеслось едва слышимое фырканье лошадей. Вятка
тихим голосом подозвал к себе Охрима, а Бранку приказал, чтобы он с
остальными ратниками приготовился к бою, оставаясь пока на месте. Втроем
осторожно двинулись на огоньки, по звериному втягивая воздух ноздрями, чтобы
не нарваться на постовых, надежды на глаза было мало, а вонь от грязных тел
нехристей вместе с лошадиным потом могли вовремя предупредить их об
опасности. Наконец, охотники приблизились к месту стоянки незнакомцев
настолько, что стал слышен треск охваченных пламенем сучьев, еще через
несколько шагов взору предстала полянка, на которой расположился отряд
ордынцев. Всех воинов было не меньше полусотни, они имели заводных лошадей, чембуры от которых были привязаны к поясам. Нехристи, в большинстве кипчаки, сидели вокруг костра, разведенного посередине поляны, на толстой жердине
жарился молодой олень. Жердь, продетая сквозь тушу, лежала концами на двух
развилках, сотворенных из крепких дубков, вбитых в землю по бокам костра, она имела с одной стороны короткий и толстый сук, за который кипчак в
колпаке изредка ее поворачивал, подставляя тушу огню то одним, то другим
боком. По краям поляны маячили несколько воинов в длинных шубах и в теплых
халатах, прошитых до низа длинными строчками, они сжимали в руках сабли с
луками, прислушиваясь к лесу то одним ухом, то другим, кося туда же глазами.
Вятка знаками показал Темрюку, чтобы он пошел вокруг поляны, а Охрима послал
в другую сторону на случай, если ордынцы спрятали в чаще засаду, сам остался
на месте следить за их поведением. Никто из вятичей не встречал врага хитрее
и подлее, и ни один из врагов не проявлял по отношению к противнику столько
хитрости и кровавой жестокости, как мунгалы и татары. Тем временем кипчак, крутивший над костром оленью тушу, отрезал ножом большой кусок мяса и сунул
в рот, на лице у него расплылась довольная улыбка. Монгол в треухе и с
нашивкой на рукаве подбежал к нему, вырвав нож, он откромсал тоже себе
ломоть и жадно пропихнул между зубов едва не половину, после чего махнул
рукой нескольким ордынцам, видимо, десятникам. Повскакивали на ноги и
кипчаки, дремавшие у ног коней, скоро вся поляна пришла в движение. Вятка
вгляделся в одну сторону, потом в другую, но помощников пока не было, он
собрался было бежать за дружиной сам, когда рядом остановился запыхавшийся
Темрюк. Через несколько мгновений объявился и Охрим, стараясь сбить
запальное дыхание короткими и сильными выдохами.
– Зови Бранка с ратниками, – обратился Вятка к дружиннику, поняв по
виду обоих, что засад кипчаки не устроили. – Надо окружить поляну и
стрельнуть по нехристям из луков одновременно.
– Самое то время, – выдохнул Темрюк, он, несмотря на мощную фигуру, хорьком метнулся под нижние ветки сосны и растворился в темноте. А Вятка уже наклонился к Охриму и зашептал ему в лицо: – Беги опять на ту сторону поляны, будешь размещать ратников, которых я
пошлю к тебе, а я тут расставлю других, – он передвинул колчан на живот. –
Предупреди воев, чтобы догадались напугать ордынских коней свистом, тогда
бить нехристей будет легче.
– Я понял, друг, – подхватился Охрим, прижимая к боку ножны от меча, звякнувшие о корень дерева. – Сигналом к началу охоты будет рысий рык, – прошипел Вятка вслед, сторожко покосившись на поляну. Но на ней, несмотря на то, что лошади, почуявшие чужаков, запрядали
ушами, разгорался пир ордынцев, окруживших костер с оленьей тушей на
самодельном вертеле, и десятников с выделенными им джагуном кусками мяса, там власть в руки взял звериный голод. Вятка подобрался поближе к поляне, скрытой кустарником, заметил почти рядом с собой косоглазого мунгалина, вытаскивавшего из-под седла заячью ошкуренную тушку, отбитую его задницей до
вида плоской лепешки и провяленную как рыба под гнетом. Видимо, ордынцу