Страница 42 из 95
приплюснутого носа кровожадно зашевелились, с шумом втягивая воздух.
– Говори, – приказал он джагуну глухим голосом. Кадыр почувствовал, как превращается из тысячника без нескольких
мгновений в хашара обыкновенного, владеющего какой-то тайной, жизнь которого
висит на волоске. Если он сейчас не объяснит всем, где находится кладовая, его сочтут лжецом и отдадут палачам, чтобы те содрали с него с живого шкуру, а потом посадили бы на кол. Еще в своей юрте, когда притащил туда урусута, он вдруг понял, где искать амбары с зерном, вот почему решил ускорить над
ним расправу- ответ на загадку читался на лице хашара, как китайское письмо
на пергаментном листе. Оставалось или заставить написавшего ускорить
перевод, или призвать на помощь внутреннего толмача. Урусут предпочел
переводу смерть, а внутренний толмач джагуна быстро нашел ключ к тайне.
Кладовую нужно было искать на правом берегу реки Жизыдары вверх по течению, к ней вела, скорее всего, наезженная дорога, ведь старые запасы нужно было
вывозить, а новые завозить обратно. Грести вверх по течению было тяжелее, как заметил урусут, да еще если лодка груженая, а если плыть вниз, можно и
веслами не шевелить. Кто догадается, что эти откровения, от которых у хашара
сам собой возник смех, нужно будет воспринимать с точностью до наоборот?Вряд
ли во всем ордынском войске найдется такой умный джагун, как Кадыр, который
умеет не только разгадывать загадки врагов, но даже прочитать их мысли.
Кадыр в который раз за сегодняшний день собрал волю в кулак и смело
посмотрел в глаза Гуюк-хана, успевшего превратиться в снежного барса, которые водились в стране Барон-Тала, приготовившегося к атаке.
– Ан-Насир – Победоносный, кладовая урусутов находится вверх по реке
Жизыдары, я думаю, что ее построили недалеко от берега, чтобы легче было
таскать туда с лодок мешки с зерном и другими продуктами, – четко произнес
он.
– Откуда тебе об этом стало известно? – продолжил Сиятельный допрос
бесстрастным голосом, на плоском его лице не покривилась ни одна черточка. В
полной тишине было слышно, как мерно раскачивается опахало в руках раба, стоящего у печки и разгоняющего теплый воздух по шатру.
– От пленного урусута, которого я с воинами захватил на погосте
Дешовки, – у Кадыра задергалась щека, он подумал, что сболтнул лишнего и
болезненный приступ от волнения, часто посещавший его, может прервать диалог
с чингизидом, но тот пропустил его откровение мимо ушей. – Я сегодня его
допрашивал.
– Что рассказал тебе хашар? – Почти ничего, но я заставил его путаться в ответах, а потом сделал
нужные выводы.
Гуюк-хан уставился перед собой и надолго замолчал, не смели прерывать
течения мыслей и тысячники с сотниками, хотя блеск глаз не мог скрыть
чувства зависти, испытываемого ими к сопернику. Особенно не давало оно покоя
тем, кого называли кандидатами на место Расуллы, кидавшими в сторону Кадыра
неприязненные взгляды. Но джагун сидел не шелохнувшись, он сделал дело и от
него теперь мало что зависело, разве что подтвердить сказанное действиями в
этом направленнии. Для начала нужно было получить лишь разрешение
Сиятельного, без ведома которого ни один человек не мог покинуть военный
лагерь. Наконец, чингизид вскинул голову, увенчанную китайским шлемом с
золотыми насечками и пером от белой цапли, и полуобернулся к Расулле, занявшему место на коврике сбоку и позади него: – Ты поедешь со мной, а твое место прямо сейчас займет тысячник
Кадыр, – он перевел взгляд на джагуна. – Я меняю планы в отношении твоего
отряда, тысячник, теперь у тебя одна задача – найти кладовую Козелеска, из
которой его защитники пополняют запасы, и захватить ее вместе со слугами.
– Слушаю и повинуюсь, Ан-Насир, – сложился Кадыр в глубоком поклоне, доставая тюрбаном до коленей. – Я обещаю тебе, что найду урусутские амбары и
вымету из них все до зернышка.
В шатре раздался гул голосов, половина из которых была одобрительной, а
половина ехидной и недоверчивой, ведь кладовую не переставали искать с
момента, как полки орды подошли к стенам крепости, и ни один отряд не сумел
отыскать даже намека на то, что она существует. Зато много воинов навсегда
затерялось в непроходимых чащах с топкими болотами, земля на которых дрожала
как при землетрясении. Гуюк-хан приподнял обе руки, за них ухватились слуги, оторвавшие его грузное тело от сидения, и он, переваливаясь на коротких
ногах, направился к выходу из шатра. За ним заторопились высокие сановники
во главе с ханом Бури, к которым присоединился тысячник Расулла, успевший
вырасти на целую голову и поменять мало подвижное выражение лица на безликую
маску темника. Проходя мимо Кадыра, согнувшегося пополам, он покривил уголки
губ с белым налетом, как бы давая понять, что чин тысячника был получен им
не без молчаливого его согласия.
– Яшасын, Высокоблагородный, – приложил недавний джагун правую руку к
груди. – Ты можешь опираться на меня как на спинку походного трона, который
поставят в твоем новом шатре. Яшасын!
Расулла ничего не сказал, сейчас ему было лень поднимать даже ноги над
порогом шатра, и если бы не законы “Ясы”, вырубленные в ней булатными
клинками, он бы приказал убрать его с дороги.
Джихангир с непроницаемым лицом слушал своего родственника Бури, вернувшегося из ставки Гуюк – хана. Они сидели перед ковром, уставленным
кипчакскими сладостями и китайскими чашечками с монгольским чаем, заправленным соленым жиром. Весть о том, что джагун Кадыр, которому Бату-хан
приказал вырвать остатки ноздрей, назначен тысячником на совете чингизидов и
темников левого крыла войска, не слишком зацепила его. Он понимал, что это
ответный ход сына кагана всех монгол, посчитавшего себя оскробленным после
получения им приказа о взятии крепости Козелеск за два дня. Перед этим
Бату-хан выслушал доклад Непобедимого полководца о хорошо укрепленном
городе, где тот указал на факт, что до тех пор, пока не схлынут полые воды, крепость вряд ли можно будет взять. Ее омывают с трех сторон разлившиеся
реки, а с четвертой защитники вырыли ров, глубиной в несколько сажен, из
вынутой земли они соорудили такой же высокий вал, усилив проездные ворота
поднятым перекидным мостом. Вряд ли окситанские требюше, показавшие себя в
других местах с лучшей стороны, сумеют разбить двойную преграду из дубовых
плах, соединенных железными пластинами и квадратными гвоздями. Разве что
попробовать снести камнями одну из глухих башен на навершии стены, а потом
послать на штурм отборные части. Ослепительный долго молча перебирал четки, вырезанные из черного агата, эту привычку он перенял у факиха Хаджи Рахима, кипчакского летописца, состоявшего при нем и пачкавшего белые свитки бумаги
темной краской, висевшей каплями на конце его каляма. Затем он встал и
прошелся по шатру вокруг походного трона с орлом над спинкой.
– Пусть Гуюк-хан решает задачу сам, я не стану отменять приказа, как не
пошлю на помощь ни одного воина из других полков, – наконец заговорил он. –
Если он не управится в отведенное время, я прикажу ему отвести войска от
крепости и дождаться схода паводка. Но когда воды схлынут, на штурм
Козелеска ринутся полки Кадана и Бури, хан Гуюк, твердолобый этот чулун над
могилами погибших воинов, будет смотреть за его взятием из своего шатра.
Субудай-багатур тогда усмехнулся дальнему прицелу саин-хана, решившему
неудачи по взятию крепости переложить на плечи сына кагана всех монгол, и
удовлетворенно причмокнул морщинистыми губами. Он давно стал считать внука
великого друга третьим сыном, при чем, старшим.
Вот и сейчас джихангир, выслушав доклад хана Бури, к которому он