Охота на ведьму

Глаза Тороя наполнялись внезапным пониманием:

— Так вот почему меня низложили?! Совет решил, что этим «преемником» стану я?! — и он побледнел от бессильной злобы.

Старый чародей горько покачал головой:

— Мальчик мой, ты сам подлил масла в огонь. Так что не ищи виноватых в твоей бестолковой участи.

Пристыжённый ученик опустил глаза, но упрямо заспорил:

— Если бы ты предупредил меня, тогда я не стал бы…

Но тут терпение пожилого волшебника неожиданно иссякло, и он загремел на все покои:

— Предупредить? Да что ты о себе возомнил?! Эгоист! Непримиримая гордыня — вот причина всех случившихся с тобой несчастий. И не смей, не смей обвинять в произошедшем других!

Торой вскочил с кресла:

— А, по-твоему, я не имел права на гордость? Да я был лучше всего твоего Совета вместе взятого и помноженного на… на…

Золдан смерил ученика таким тяжёлым взглядом, что тот не посмел больше сказать ни слова, лишь, медленно опустился обратно в кресло, пунцовый от гнева и стыда одновременно. А королевский чародей нарочито неторопливо повёл речь дальше:

— Торой, я люблю тебя, как сына. И дерзость твоя мне понятна. Мало того, признаюсь, мне всегда нравилось упрямство, а в особенности мужество, которое ты, судя по нынешнему разговору, утратил вместе с Силой. Увы, без своего могущества, мой мальчик, ты немногого стоишь. Вот, как этот Посох. — Чародей презрительно указал на свою посеребрённую клюку, стоящую возле камина. — В руках мага эта резная деревяшка — символ мастерства и заслуг, в руках обычного человека — всего лишь красивая палка.

Старый маг горестно вздохнул и продолжил:

— Кстати, ты не задумывался, почему никто из Магического Совета не стал на твою защиту? Кроме меня — твоего наставника — и моего друга эльфа? Да просто остальные тебя терпеть не могли, и вовсе не за Силу, а за непомерную спесь и заносчивость. Поэтому Совет расценил, что с подобным отношением к жизни, ты запросто можешь наломать таких дров, каких в своё время не наломал даже Рогон. Этим, правда, двигали высокие идеи, а вот ты мечтал и мечтаешь лишь об одном — потешить самолюбие.

Ученик зло кусал губы, а на щеках у него по-прежнему полыхал румянец. Было видно, что молодой маг едва сдерживается от опрометчивой вспышки ярости. Однако наставник, словно не замечал этого и продолжал говорить, веско припечатывая каждое слово:

— Но вот исчезла Сила и что осталось? Посредственный искатель приключений, не более того. Амбиции, конечно, не исчезли, да только воплотить их в жизнь, увы, нет возможности. Жаль, а ведь я, старый дурак, надеялся, что после обряда низложения ты станешь человечнее.

Торой снова вскочил:

— Я… Ты… Да если бы…

— Сядь. — Приказал ему волшебник, обрывая поток незаконченных фраз и междометий.

Наперснику пришлось повиноваться. Заскрипев зубами, он рухнул на прежнее место и уставился в стену.

Зодан усмехнулся:

— Вижу, тебя чрезвычайно занимает узор обоев, что ж, он, и правда, весьма затейлив…

Старый маг покинул уютное кресло и направился в кабинет, так и не притронувшись к еде. Его ученик даже не повернул головы.

В обидах и размышлениях Торой просидел до ночи. Пришла и ушла служанка. День угас, а королевский чародей не спешил выходить из своих покоев. Торой, как проклятый, ёрзал в кресле и боролся с собой. Он понимал, что должен извиниться перед учителем, потому что в конечном итоге Золдан был прав. Однако подняться и пойти в покои чародея не позволяла гордыня. С ней-то маг и бился до позднего вечера, забыв про Люцию, Книгу Рогона и всё остальное.

Внутренняя борьба Тороя-чернокнижника и Тороя-человека продолжалась до тех пор, пока за стенами башни окончательно не сгустились сумерки. Только тогда низложенный маг одержал, наконец-то, победу над собственной обидчивостью и направился в покои наставника.

Он вошёл в кабинет, освещая путь огарком свечи. Странно, но Золдан сидел за столом в кромешной темноте.

— Учитель, прости меня. — Подал голос Торой.

Но старый чародей молчал, утомлённо свесив голову на грудь, и с подчёркнутым равнодушием не обращал внимания на вошедшего. Ученик потоптался на пороге и, наконец, нерешительно двинулся к сидящему.

— Учитель…

Тишина.

Торой приблизился к наставнику и примиряюще положил руку ему на плечо. К удивлению молодого мага плечо оказалось странно обмякшим. Пристроив на краю стола чудом найденный огарок (конечно, зачем Золдану свечи и канделябры, если он может сотворить волшебный огонь!), Торой осторожно убрал с лица волшебника пряди седых волос.

Лицо королевского мага было спокойно как никогда, даже морщины на лбу разгладились.

— Золдан? — Торой потряс наставника за плечо.

Странно, но чародей, уже много лет безнадёжно страдающий бессонницей, не проснулся. Он не был мёртв — тишину нарушало едва слышное, посвистывающее старческое дыхание. Торой снова попытался растормошить спящего, но безрезультатно.

— Что за…? — с удивлением спросил молодой волшебник темноту комнаты. Ответа не последовало, только затрещал, грозя погаснуть, куцый огарок. Чародей-отступник задумался.

Ерунда какая-то.

Разумеется, у Золдана имелись недоброжелатели в магических кругах (причём большинство из них появились только благодаря «стараниям» Тороя). Но, навряд ли волшебники-злопыхатели стали бы выкидывать нечто подобное. Даже самому наивному обывателю понятно, что посягательство на члена Совета будет тщательно расследовано. Да, собственно, и Золдан не практикант-недоучка — такого врасплох не возьмёшь.

Стало быть, в деле замешана не магия, а колдовство. Но чернохитонщикам-то что за корысть? Глупый вопрос. Да хотя бы просто так. Милое дело — извести королевского мага. Стоп! Одно дело извести — это как раз не вызывает вопросов, но усыпить?!

Торой совсем уж озадачился, как вдруг на него снизошло озарение. Тишина. Гнетущая, подавляющая тишина. Чародей прислушался. Так и есть! Столица словно вымерла. Ни далёкого лая собак, ни скрипа экипажей, ни музыки из окон королевского дворца (а ведь приехала королева-мать и, значит, сегодня, согласно традиции — фейерверк и факельное шествие!). Волшебник подошёл к окну и окинул взглядом простирающийся внизу город — дворец сиял пёстрой иллюминацией, в домах горел свет, фонари исправно освещали пустые улицы, но ни экипажей, ни пешеходов. Вообще никого. Похоже, во всей столице не спал лишь Торой.

Маг сел на подоконник и задумчиво посмотрел на потрескивающий из последних огарок. Кому и зачем понадобилось отдавать целый город во власть сна? И, самое главное, почему он — Торой — не заснул вместе с остальными? Вопросов было слишком много, ответов — ни одного, поэтому ученик королевского волшебника решил не терзаться пустыми размышлениями. Чернокнижники и ведьмы стекаются на запад, уж не с этими ли событиями связан крепкий сон мирарцев? И, не пора ли Торою двинуть вслед за остальными? Что же творится в этой Атии, если стало возможным такое наглое колдовство?

Но ведь есть ещё и Люция, которая где-то прячется вместе с Книгой! Собственно, в нынешней ситуации ведьму без помощи магии не найти. НИ-КОГ-ДА. Следовательно, нужно поддаться общему волнению и идти на запад. Может, и колдуночка направится туда же?

На душе стало тоскливо от осознания собственной уязвимости. Однако времени на то, чтобы предаваться бесцельным сожалениям не оставалось — свеча догорала. Вот, огонёк несколько раз мигнул, зашипел и погас.

Уже в потёмках ученик поднял наставника со стула и, осторожно ступая в темноте, отнёс его в спальню. Пусть уж старый волшебник почивает в кровати. Всё-таки спать сидя в его-то возрасте чревато последствиями — либо поясничная немочь разобьёт, либо ещё какая стариковская болячка прилипнет. Золдан, конечно, маг и сможет себя подлечить, но…

На самом деле Торой просто чувствовал себя виноватым перед учителем — ни извиниться толком, ни поговорить с ним, ни, тем паче, отблагодарить за помощь, так и не успел, а потому, перед тем как уйти, хотелось сделать хоть что-то доброе.