Страница 49 из 59
Лариса тоненько зарыдала.
— Спокойно, мать! — рыкнул Геша. — Семен нынче из такой задницы вылез, что теперь сущая ерунда осталась. Присматривай за ним и корми, глядишь и выкарабкается.
Несмотря на то, что Геша целых полтора часа тащил на руках Семена, здоровяк не выглядел утомленным, наоборот, Рогозину показалось, что эта тяжелая прогулка придала ему сил.
— Ну и это, Лар… Таблеток каких‑нибудь что ли дай ему? Аспирина там…
Он подхватил Семена на руки и внес в пещеру, но очень скоро выбрался наружу:
— Пошли, орлы! Посмотрим, кто там барагозит.
Лара опять почему‑то всхлипнула, махнула неизвестно чему рукой и пошла, сгорбившись, в убежище.
— Я не пойду, — неожиданно для всех вдруг сказал Юрик. — Мы договорились встретиться здесь, значит, нужно оставаться здесь.
— Ты чего, оленевод?! — нахмурился Геша. — Бычить придумал? Неожиданно. Давай так сделаем: ты для поддержания своего реноме чуть — чуть побычь, а потом бычить переставай, лады?
— Отстаньте от него, Геша, — поддержал Юрика Рогозин. — Я тоже не пойду. Велено было ждать — значит, нужно ждать. Да и куда идти‑то? Она даже не знает, в какой стороне стреляли. То ли наши, то ли не наши?
Геша недоуменно поднял бровь, и посмотрел на Виктора так, будто перед ним заговорило дерево.
— Мужик, ты тоже решил бычить? Совсем неожиданно. Прямо день открытий какой‑то.
— Вам и дядь Вася то же самое скажет, — кивнул на старика Рогозин.
И только сейчас Виктор почувствовал как устал — сделать еще хотя бы сотню шагов казалось ему уже выше человеческих сил.
— А этот сивый хрен с горы мне вообще по барабану, — смерив дядь Васю презрительным взглядом, заявил Геша. — Пойми, дурилка, сейчас в этой тайге все, кто стреляет — наши, а в кого стреляют — не наши? Ву компрене? Так доступно для понимания?
— Да пошел ты, — вяло бросил Юрик и побрел в пещеру. — Наши, ваши. Надоело очень. Скоро ночь. Я устал.
— Стой, усатый! Я ведь тебе ноги сломаю!
— А по тайге тебя потом зайцы водить будут? — буркнул, не оборачиваясь, якут. — Или с медведем договоришься? Темно скоро будет. Нечего в темноте по лесу ходить — сучком глаз выбьешь, совсем слепой станешь.
— С — с-сволочь, — прошипел вполголоса Геша. — Там же кореша твои!
— Я этого не знаю наверняка, паря, — донеслось из‑под свода пещеры: Юрика уже не было видно. — А тайга большая, мало ли кто в ней стрелять придумал?
Рогозин пошел следом за ним, а третьим пристроился дядя Вася, виновато пожавший плечами, когда проходил мимо обескураженного Геши.
— Что вы за люди! — сплюнул тот под ноги. — Да люди ли вы вообще? М — да — а-а. Я здесь побуду. Мне с вами в одном помещении стремно дышать… Задыхаюсь я, душно мне.
Рогозину было обидно слышать подобные слова, но реагировать он никак не стал, ведь если этому амбалу так уж хочется гулять по вечерней тайге — его никто не держит.
Глаза трудно привыкали к темноте, костер по случаю отсутствия людей не горел и только через несколько минут Рогозин сумел разглядеть пристроившегося между камней Юрика, настороженный и недоверчивый взгляд мерцающих глаз полубезумного Виталия, Ларису, пытающуюся ухаживать за Семеном.
Виктор опустился на камень, положив рядом свой карамультук, обхватил голову руками, почесал слипшиеся от пыли и пота волосы, вытряхивая из них на землю какой‑то таежный мусор. Рядом кашлянул дядя Вася.
— Чего вам? — повернулся к нему Рогозин.
— Перекусить бы?
Рогозин сходил на склад, нашел там краюху пересохшего хлеба, кусок запечённого в углях зайца — из тех, что приволок с собой дядя Вася.
— Вот, — протянул он снедь старику, когда вернулся. — Вы что‑то рассказать пытались о первых космонавтах, когда на нас юэр напал? Сейчас самое время…
— Сейчас, Вить, сейчас все расскажу, — пообещал дедок и вцепился зубами в мясо. — Я расскажу все, без утайки, только чуть брюхо набью, хорошо?
— Ладно, — покладистый Рогозин никуда не торопился.
Виктор устроился рядом со стариком и некоторое время изучал «нового» дядю Васю. Видно было плохо, даже отблеск слабого костерка почти не помогал, но даже при таком освещении Виктор успел рассмотреть многое. Старик, совсем недавно претендовавший на лавры спасителя и героя, здорово сдал, утратил весь свой напор, потерял какой‑то стержень и теперь был готов на что угодно за простое доброе слово. Рогозин знал, как это бывает в жизни: в любой дворовой компании всегда есть какой‑нибудь косячник, крупно лопухнувшийся и растерявший авторитет, и поэтому теперь лебезящий даже перед изгоями.
Пока дядя Вася тренировал челюсти, в пещеру вошел Геша, постоял с полминуты в проеме — точно на той линии, что разделяла мрак и свет, потом пошел дальше, повернул за камень и скрылся из виду где‑то в той области, где Лариса ухаживала за двумя капитанами.
— Слухов всяких я много насобирал, — дядя Вася проглотил последний кусок и сразу заговорил. — Только здесь дело такое: слухи разные бывают. Одному можно верить, а на другой — только плюнуть и растереть. К тому же сразу после закрытия лаборатории знающие люди постарались понапустить туману. Одно время все думали, что там уран добывали. Потом люди стали считать, что там было тайное бомбоубежище и в нем приняли страшную смерть несколько сотен политзаключенных. Еще я слышал слух…
— На самом‑то деле как было? — оборвал Рогозин разболтавшегося старика.
— Да кто ж его знает теперь — от? Хотя… Может, в Москве кто‑нибудь жутко секретный и знает, но нам‑то он точно ничего не скажет. Не знаю, Витя, что там было на самом деле, но могу рассказать о том, что думали по этому поводу мой отец, мой коллега из Батагая и еще пара человек, которые меня инструктировали.
— Не тяните уже, а? Спать хочется.
— Вот послушай. За что купил, за то и продаю. Когда Сергей Павлович Королев делал на кульмане еще только первые наброски своих ракет, уже многим было понятно, что на химическом топливе далеко не улетишь. Про формулу реактивного движения Мещерского слыхал? Я тоже не слыхал, но мне знающие люди объяснили, а я запомнил. Чем быстрее хочешь лететь, тем быстрее тебе нужно тратить топливо, а чем быстрее ты его тратишь, тем меньше его остается. Чтобы далеко улететь нужно бесконечное количество топлива и…
— Я понял, — кивнул Рогозин. — На ракетах далеко не улетишь. И что?
— Нашлись люди, которые стали искать другие способы перемещения во Вселенной.
— На лошадях?
— Не совсем, — дядя Вася, кажется, нисколько не обиделся на усталое хамство Рогозина. — Про филадельфийский эксперимент слышал?
— Это где корабль проводами опутывали и невидимкой делали?
— Да, только вместо невидимости умудрились отправить его за тысячу километров.
— Я не помню тонкостей. Слышал, что это была операция по дезинформации Гитлера?
— Чушь! — дядя Вася даже вскочил на ноги. — Телепортацию тогда изобрели! Только управлять ею не сумели! Говорят, там сам Эйнштейн проектом руководил! И Тесла тож.
— Молодцы, что здесь сказать? Только какое отношение Филадельфия имеет к нам?
— А вот здесь есть такой момент: в те годы среди американских умников было полным — полно агентов Лаврентий Палыча, слыхал о таком?
— Берии, что ли? Ну, слышал. И что?
— Ну вот. Эти агенты, значица, сумели утащить проектную документацию эксперимента. И отчеты об испытании. Потом так же атомную бомбу утащили, — дядя Вася окончательно успокоился и сел на камень рядом. — Были каналы. Передали нашим в Москву в какую‑то шаражку, а там Ландау с компанией стали мараковать — как эту штуку к делу пристроить?
Дядя Вася многозначительно замолчал.
— И? — подтолкнул его Рогозин.
— И додумались! — в словах старика слышалась гордость за советских ученых. — Построили механизм, проводов целые километры намотали. Это уже здесь было. Не спрашивай про тонкости — я ведь только охранник развалин. Подключили электричество. Там, — дядя Вася показал рукой направление, — ниже по реке, до сих пор есть руины электростанции — она только этот объект и питала. Жуткие мегаватты. Потом, когда зачищали все, ее тоже подорвали. Жалко… Мы‑то в селе на дизеле до сих пор сидим, а там целая станция была. На сотню таких сел ее быс избытком хватило.