Дело академика Вавилова

Очерк, высвечивающий Лысенко и его камарилью как готовых на любое преступление политических интриганов, вызвал ярость в рядах лысенковцев. В высшие инстанции полетел поток доносов. Обнаружить в очерке сколько-нибудь серьезные фактические ошибки не удалось, тогда лысенковцы принялись убеждать высокопоставленных лиц в том, что публикация книги о Вавилове принесет вред "общегосударственным интересам". Осенью 1966 года покровитель Лысенко В. Д. Панников, пользуясь своим должностным положением в Отделе сельского хозяйства ЦК КПСС (позднее он был вице-президентом ВАСХНИЛ), запретил издательству "Советская Россия" публиковать книгу о Вавилове. Запрещая книгу, Панников понимал, однако, что он превышает отпущенную ему власть, нарушает существующие законы. Поэтому директору издательства Петрову было приказано расторгнуть с автором договор под любым предлогом, ни в коем случае не ссылаясь на запрет Панникова. С начальством (даже с не-непосредственным) шутки плохи. Петров дал команду своим подчиненным, и те самые редакторы, что недавно еще одобряли рукопись, объявили ее негодной. Биография академика Вавилова в свет не вышла.

С этого, примерно, времени начала меркнуть недолгая "вавиловская весна". Как в трясину (более чем на полтора года), ушла в "инстанции" просьба генетиков и селекционеров присвоить их Обществу имя Николая Ивановича Вавилова; из статей об ученом стали изымать малейшие намеки на трагедийные обстоятельства прошлого, а вскоре паралич коснулся и мемориальной академической комиссии, лишь незадолго перед тем образованной.

Случилось это так. В начале 1967 года академик Владимир Николаевич Сукачев, председатель комиссии по вавиловскому наследию, принял решение послать в Саратов двух членов комиссии, чтобы на пороге 80-летия со дня рождения Николая Ивановича выяснить наконец, как он умер и где похоронен. Выбор пал на профессора Ф. X. Бахтеева и меня. В главе "Костер" я уже рассказал историю наших саратовских поисков. В Саратове же узнали мы из газет горестную весть о смерти академика Сукачева, нашего председателя, большого ученого и мужественного человека.

Его конец стал концом комиссии. Едва академик-секретарь Отделения общей биологии академик Б. Е. Быховский узнал, какая именно информация доставлена из Саратова, как немедленно приказал приостановить деятельность комиссии. Нетрудно понять чувства, охватившие ретивого чиновника от науки. Подумать только, в недрах академии завелась комиссия, которая в качестве итогов своей работы представляет документы о том, что величайший биолог страны умер от голода в тюремной больнице и брошен в безвестную братскую могилу! Какая наглость! Какое нарушение приличий! И это перед самыми торжествами по поводу 80-летия со дня рождения академика Вавилова! Ох уж это восьмидесятилетие… Ну и попотели из-за него некоторые административные вельможи. Отменить нельзя — "мероприятие" объявлено повсеместно, но и пускать на самотек нельзя: затронуты "государственные интересы". Посочувствуешь, право, бедняге чиновнику! Как сделать так, чтобы провести несколько многолюдных мемориальных заседаний (одно — с иностранцами!), опубликовать полторы дюжины статей в столичной и провинциальной прессе, воспеть по радио и телевидению труды академика Н. И. Вавилова, его открытия, его школу и т. д. и т. п., но при всем том ни слова не проронить о Вавилове-борце, Вавилове-жертве, о трагической кончине академика. Не знаю, где и как репетировался этот спектакль, но прошел он на сцене Театра им. Комиссаржевской в Ленинграде великолепно. Четыре дня — с 11 по 15 декабря 1967 года — проходила в зале театра юбилейная научная конференция. Вступительное слово произнес П. П. Лобанов, тот самый, что председательствовал на погромной сессии ВАСХНИЛ 1948 года. Поднимались на трибуну и друзья и бывшие враги покойного, но и те и другие напрочь запамятовали все "неудобные" биографические подробности из жизни юбиляра. Ничего не было сказано о так называемой "биологической дискуссии" 30-х годов, о том, что "мичуринцы" разгромили советскую биологию, о диктате Лысенко, обо всем том, что привело Вавилова в тюрьму, а потом на Вознесенское кладбище в Саратове. Одному оратору Вавилов напомнил "вулкан Стромболи в Средиземье, который, вечно пылая, служит морякам естественным маяком". Другой умиленно воскликнул, что "Вавилов — это реально существовавший былинный богатырь, с легкостью поднимавший палицу в девяносто пуд". Но среди десятков докладчиков — академиков, докторов, профессоров — не нашлось человека, который произнес бы простые человеческие слова о том, что ему горько и стыдно за то, что страна сделала со своим гениальным сыном.

Панегирик, начатый в Ленинграде, продолжался в Москве. Здесь, в Доме ученых, снова гремели речи о вавиловском героизме перед лицом абиссинских разбойников и атласских львов, о мужестве, которое Николай Иванович проявил во время экспедиции в Афганистан. И снова некому было сказать о главном подвиге ученого: о его непримиримой позиции по отношению к псевдонауке, о смертельной опасности, которой он подвергал себя, выступая в защиту научной истины против всесильного Лысенко и лысенкоидов.

Газеты продолжали ту же линию, что и юбилейные ораторы. Академик ВАСХНИЛ П. М. Жуковский (кстати сказать, первым получивший Премию им. Вавилова) закончил свою статью о Николае Ивановиче в "Ленинградской правде" нелепой, а по сути предательской, фразой: "Ранняя смерть помешала ему сделать больше" [279]. Читателю оставалось самому решать, от какой именно детской инфекции — от кори или коклюша — приключилась "ранняя смерть" известного академика. Выступившие в "Правде" академики Б. Л. Астауров, А. Л. Курсанов и профессор С. С. Хохлов дали догадкам читателя другое направление: "Многогранная и яркая жизнь Николая Ивановича трагически оборвалась 26 января 1943 года", — писали они [280]. Трагически оборвалась? Отчего же? Может быть, Вавилов убит на фронте (время-то военное) или ненароком попал в автомобильную катастрофу? Опять проклятая неизвестность…

Канонизация с отсечением биографии — так, очевидно, следует назвать ту хитрую операцию, которой в ноябре — декабре 1967 года подверглось на родине имя Николая Ивановича Вавилова. Как поясняет энциклопедический словарь, "канонизация в христианской церкви есть причисление к святым, введение культа нового святого". На двадцать пятом году после смерти безвинно убиенный академик Вавилов был официально включен в канонический список корифеев советской науки. Отныне он составляет капитал государства, его надлежит упоминать вместе с ему подобными среди тех, кого вскормила, воспитала и облагодетельствовала прекрасная социалистическая действительность. И точно так же, как в "житиях святых" бесполезно искать подлинных обстоятельств реального бытия канонического святого, так и в книгах, статьях, фильмах и радиопередачах о Николае Вавилове отныне и во веки останутся лишь словеса о его "служении Родине".

После "канонизации" убийцы и гонители академика Вавилова вздохнули облегченно. Нависшая было над их головами гроза рассеялась. Официально было признано: Вавилов — жертва бериевщины. Никто не собирался воздавать по заслугам провокаторам и убийцам вообще и убийцам Вавилова в частности [281]. Ну а коли индульгенцию выдали такому матерому бандиту, как Хват, чего же бояться мелкой провокаторской сошке? [282]

Враги покойного академика очень быстро освоили новый стиль по отношению к памяти жертвы: задним числом все стали рваться в его друзья, ученики и даже в благодетели. Автор многочисленных доносов на Вавилова Г. Н. Шлыков, о котором выше уже упоминалось, поспешил в предисловии к своей очередной книге выразить благодарность незабвенному и любимому учителю Николаю Ивановичу. Еще в середине 30-х годов к Лысенко перебежал сотрудник ВИРа академик Эйхфельд. В награду за предательство Лысенко его назначил в 1940 году директором ВИРа. Теперь же Эйхфельд вдруг вспомнил, как он придумал когда-то ввести земледелие в Заполярье и как его поддержали "трезво и перспективно мыслящие люди во главе с академиком Н. Вавиловым". Читателям этого сочинения подсовывалась мысль, что инициатор и творец идеи полярного земледелия не академик Вавилов, а посредственный агроном Эйхфельд, с грехом пополам исполнявший вавиловские распоряжения на Хибинской опытной станции. Вот как стало все выглядеть во времена "позднего реабилитанса"… [283] "Канонизация с отсечением" обернулась активной фальсификацией всего, что связано с историей Вавилова — Лысенко.

279

Жуковский П.М. Корифей науки // Ленингр. правда. 1967. 25 нояб.

280

Астауров Б.Л., Курсанов А.Л., Хохлов С.С. Подвиг ученого // Правда. 1967. 18 дек.

281

Утаивание правды об убийстве Н.И. Вавилова продолжалось и позже. В т. 4 Большой Советской Энциклопедии (3-е изд.) на с. 215 читаем: "…научная деятельность Вавилова была прервана в 1940 г.". Том вышел в 1971-м.

282

Заместитель Генерального прокурора СССР Маляров сокрушенно говорил автору этих строк в апреле 1965 г., что привлечь к судебной ответственности следователя Г.А. Хвата, который мучил Н.И. Вавилова и сфальсифицировал его "дело", увы, невозможно, так как истек срок давности совершенных им преступлений.

283

Статья И.Г. Эйхфельда опубликована на эстонском языке в журнале "Горизонт" (1970. № 1).