Страница 75 из 81
В том, что научная ценность вавиловских рукописей не утрачена, что черновики его неопубликованных книг нужны сегодня так же, как были необходимы вчера, мы, авторы письма в президиум АН СССР, не сомневались. Больше того, мы верили — такое богатство не может затеряться или погибнуть. "Рукописи не горят!" — эту фразу из романа Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита" годом позже охотно повторяла вся читающая Москва. Но к тому времени мы трое — Юрий Вавилов, профессор Майсурян и я — уже знали, насколько сомнителен этот афоризм. 28 августа 1965 года вице-президент АН СССР Кириллин отправил председателю Комитета государственной безопасности Семичастному письмо с просьбой вернуть научные труды академика Вавилова. 4 сентября Семичастный известил академию о том, что никаких рукописей у него нет: они были уничтожены в июне 1941 года "как не вошедшие в материалы следствия" [274]. На второе письмо по тому же поводу КГБ вовсе не ответил… "Сохранность черновиков — закон энергетики произведения. Для того, чтобы прийти к цели, нужно учесть ветер, дующий в другую сторону…" Опальный поэт Осип Мандельштам сказал это о рукописи изгнанника Данте. Но я привожу его слова, думая о Николае Ивановиче. Ветер мракобесия во все времена крутил крылья одной и той же мельницы: в одну эпоху она обращает в пыль стихи Данте, в другую — перемалывает романы Булгакова и научные трактаты Вавилова…
Однако в разгар "вавиловской весны" мало кто обратил внимание на очередной порыв "арктического ветра". В ВИРе и БИНе радовались тому, что в кабинетах появились наконец портреты Николая Ивановича, что академическое издательство выпустило последний том собрания его сочинений и все тот же многоликий академик Цицин поместил по этому поводу хвалебную статью в "Правде".
Впрочем, не двуликие и трехликие цицины определили тот страстный интерес к личности Вавилова, который вдруг прорвался по всей стране. Правда о прошлом, живое чувство справедливости более всего нужны молодым. И под напором страстной заинтересованности новых поколений чиновники вынуждены были отступить. Начались вечера памяти Вавилова, послышались негодующие голоса тех, кто впервые услышал о трагедии ученого. Литератор Александр Гладков побывал зимой 1966 года в ВИРе. Он присутствовал на общем собрании, где другой писатель, работающий над биографией Вавилова, по материалам будущей книги рассказывал об обстоятельствах гибели своего героя. Вот как на страницах "Комсомольской правды" описал А. Гладков свои впечатления:
"Все это продолжалось два с половиной часа. Я сидел на сцене сзади президиума собрания и смотрел на лица в зале. Сколько выражений, полувыражений, оттенков, нюансов! Упрямая и угрюмая сосредоточенность, любопытство, волнение, которое едва сдерживается, растерянность, скептицизм просто и скептицизм как маска, чиновное недовольство за потревоженный покой, слезы и ярче всего — нетерпеливая жажда истины. Неодолимая сила правды, сила фактов — часто ли искусство дотягивается до такого уровня?!" [275]
Реабилитация Вавилова полным ходом шла в течение всего 1966 года. Забытая трагедия привлекала все большее внимание общества. "Мы хотим слышать не только о судьбе Моцарта, но и об его отравителе Сальери", написала в своем письме семья московского инженера, посмотрев одну из вавиловских телепередач. Правда, которую жаждали услышать и узнать миллионы людей, оставалась все еще под запретом. Но весной — летом 1966 года казалось, что запрет этот вот-вот рухнет. Появились первые более или менее честные статьи в журналах, сценаристы и режиссеры обсуждали возможность фильмов о Вавилове, писатели и философы взялись за книги на эту тему. Навстречу общему желанию сдвинулась даже обычно косная в делах общественных Академия наук.
После своего первого письма сын Николая Вавилова Юрий, профессор Н. А. Майсурян и М. А. Поповский обратились к вице-президенту АН СССР Николаю Семенову с другим предложением. Мы рекомендовали создать Комиссию по сохранению и разработке научного наследия Н. И. Вавилова. На пороге 80-летия со дня рождения ученого комиссия должна была собрать все материалы, что относятся к судьбе погибшего. Наше предложение, принятое вначале с энтузиазмом, долго оставалось без ответа. В недрах академии что-то "варилось", бурлило, кипело. Хотя мемориальные комиссии такого рода уже существовали при Союзе писателей, академия не была готова признать, что один из ее членов замучен в недрах КГБ и теперь надо об этом сказать со всей откровенностью. В конце концов, месяцев через девять-десять, 8 июля 1966 года, последовало Постановление президиума АН СССР № 476: "Учитывая большое значение, которое имеют для развития науки труды и материалы, связанные с жизнью и деятельностью академика Н. И. Вавилова, организовать при Отделении общей биологии Комиссию по сохранению и разработке научного наследия Н. И. Вавилова" [276]. Двумя месяцами раньше, в мае, съехавшиеся в Москву со всей страны биологи учредили Всесоюзное общество селекционеров и генетиков. Заседания нового Общества проходили в цветущем Ботаническом саду академии, при всеобщем энтузиазме делегатов. У старых генетиков, хвативших в последние четверть века немало лиха, голова кружилась от счастья: наконец-то торжествует справедливость, наконец-то вместо постылой болтовни о "победах мичуринской биологии" можно заняться настоящим делом, настоящей наукой. Праздничная атмосфера разрядилась бурей аплодисментов, когда ленинградский делегат Даниил Владимирович Лебедев предложил дать новому Обществу имя академика Вавилова.
"Николай Иванович не просто крупный ученый, он олицетворяет все самое лучшее, что присуще советской науке, — сказал Д. В. Лебедев. — Он был настоящим патриотом, причем его патриотизм ни на йоту не был загрязнен национализмом, национальной ограниченностью и спесью. Страстная борьба Николая Ивановича за научную правду навсегда останется образцом научной и общественной принципиальности, образцом гражданского мужества. Имя Николая Ивановича — это символ, это обязательство, которое мы берем на себя, это клятва работать так, как он, жить так, как он".
Делегаты единогласно поддержали предложение Лебедева, но в советскую прессу этот факт почему-то не попал. Кто-то еще раз попытался нейтрализовать действие слишком взрывчатого имени. Только коммунистическая "Морнинг стар" в корреспонденции из Москвы — "Генетика становится популярной" — известила британских читателей о том, что триста собравшихся в Москве русских генетиков "обратились к советской Академии наук с просьбой присвоить их Обществу имя Николая Вавилова, генетика-растениевода, умершего в 1943 году". Очевидно, опасаясь, что нынешнее поколение англичан уже не помнит ученого, которому в 30-х годах английские газеты уделяли немало внимания, "Морнинг стар" добавила: "Вавилов был директором Института генетики АН СССР с 1930 по 1940 год, когда он стал жертвой ныне дискредитированных теорий Лысенко" [277].
…Автору этих строк лето 1966 года тоже казалось полным надежд. Издательство "Советская Россия" приняло к печати рукопись "Человек на глобусе" — первую документально-художественную биографию академика Вавилова. Строя книгу на архивных материалах и многочисленных беседах с очевидцами, автор ставил своей задачей рассеять туман, который все еще обволакивал биографию ученого. Выход биографии к 80-летию со дня рождения Николая Ивановича казался делом предрешенным. Несколько глав рукописи под заголовком "1000 дней академика Н. И. Вавилова" летом 1966 года опубликовал журнал "Простор" (Алма-Ата) [278]. Эти главы, опять-таки строго документированные архивными материалами, излагали историю борьбы Лысенко против отечественной биологии, против Вавилова и его школы в 1937–1940 годах. Заканчивался очерк описанием ареста ученого в Черновицах в августе сорокового. "Тысяча дней" приобрели читателей по всей стране и даже за ее пределами. Впервые вместо разговоров о научной некомпетентности Т. Д. Лысенко был поставлен вопрос о его уголовно наказуемых действиях.
274
Письмо № 2008 от 4 сент. 1965 г. подписал председатель КГБ СССР Семичастный. Письмо находится в первом (секретном) отделе канцелярии АН СССР.
275
Гладков А. "Делать жизнь с кого…": Заметки о биографическом жанре // Комс. правда. 1966. 21 апр.
276
Постановление Президиума АН СССР от 8 июля 1966 г. № 476. В состав комиссии вошли: акад. В.Н. Сукачев, д-р с.-х. наук Н.Р. Иванов (ВИР), д-р с.-х. наук Ф.X. Бахтеев (БИН), Ю.Н. Вавилов, акад. Н.П. Дубинин, акад. ВАСХНИЛ П.М. Жуковский, Д.В. Лебедев (БИН), Б.В. Левшин (Архив АН СССР), акад. ВАСХНИЛ Н.А. Майсурян, писатель М.А. Поповский.
277
Morning star. 1966. 1 июня.
278
Поповский M.A. Тысяча дней академика Вавилова // Простор. 1966. № 7, 8.