Пояс шахида

– Ну и славно, – порадовался Антон. – К вечеру будет снаряжение – завтра с утра приступаем к тренировкам…

К тренировкам в команде относились более чем серьезно. В качестве догмы держали два постулата, продиктованные лично полковником Шведовым: «Экспромт – родной брат несчастного случая» и «Великий героизм бойца – прямое следствие маленькой ошибки командира». А посему даже к самой простенькой акции готовились основательно, стараясь спрогнозировать все возможные осложнения, прорабатывали мельчайшие детали и не жалели времени на тактико-строевые[20] занятия.

– Вот, два комплекта, – доложил к вечеру Мент. – Только пришлось взять в нагрузку две запасные бухты репшнура – иначе не продавали, сволочи.

– Репшнур – хорошо! – ожил обычно молчаливый Мо, сладострастно сверкнув глазами и зацокав языком от удовольствия. – Давай-ка их сюда, я приберу. Это всегда пригодится.

– В этот раз – вряд ли, – покачал головой Антон и тут же перезвонил остальным членам, для пущей конспирации квартирующим раздельно, по двойкам:

– В пять утра жду всех у старого полигона. Через круг двигаться с интервалом в десять минут, быть без опозданий. Инструмент Мент подвезет. Все, до завтра…

Тренировались на брошенном силикатном заводе, заснувшем в начале девяностых в семи километрах от Стародубовска. Причиной столь раннего времени для занятий была совокупность обстоятельств: отсутствие графика тренировок представителей силовых ведомств и необходимость продолжать активное наблюдение в период с девяти до двадцати одного часа.

Спешу напомнить, что в Стародубовске команда не проездом, знают территорию как свои пять пальцев и некоторое время назад вообще тут гнездовались. В бытность своего беспечного проживания в Стародубовске (читай – до «зачистки», произведенной людьми Ахсалтакова), наши парни регулярно навещали территорию силикатного завода, как для отработки некоторых спорных элементов силовых акций, так и просто ради плановых тренировок – чтобы, образно говоря, жиром не заплыть. Силикатный завод – полигон для всех имевшихся окрест силовых ведомств, график занятий которых в старые добрые времена можно было достать без особого труда. Подходы к объекту просматриваются на значительном расстоянии, имеются три выезда на случай экстренного убытия – выставляй наблюдателя и занимайся сколько влезет…

– По времени – полный ажур, – доложил Сыч в 10.00 следующего дня, выставив посты наблюдения по обычной схеме и прибыв в усадьбу Мента принять утреннюю порцию кофеина. – Все сходится по секундам. От оптики отказываемся – в график не влезаем, много лишних движений. Но в любом случае там расстояние нигде не превышает двадцать метров, с указками[21] – милое дело.

– Хорошо, – порадовался Шведов. – Нюансы?

– Нюансы? – Антон, отхлебнув кофе, пошевелил бровями. – В общем-то, нюансов нет, хотя…

– Что такое? – насторожился полковник.

– Да нет, ничего особенного, – небрежно отмахнулся Антон. – Надо будет узнать, как клетка стоит… Я-то держал в уме, что она как раз напротив окон – идеальная позиция. А когда сегодня с крыши административного корпуса низвергались, вдруг подумал, а почему именно – напротив? Ведь может и сбоку стоять. А если сбоку, близко к окну, да втиснута в самый угол… Ну, пусть не в самый, а достаточно близко к углу…

– Тогда мы имеем в перспективе мертвую зону, – быстро сообразил Шведов, которому на прежней службе приходилось работать не только головой. – Как говорит ваш брат военный – перекрытое пространство…

– Ну – не совсем уж мертвую… Но один из объектов может оказаться вне параметров огневой задачи. А может и парочка. Слишком близко, да и висеть мы будем – переместиться и расширить сектор не удастся…

– Минутку, – Шведов перемотал кассету в видеомагнитофоне Мента и щелкнул кнопкой «play». Он записывал на всякий случай все репортажи по процессу – теперь пригодилось.

Увы, оператор крупным планом показывал сидящих в клетке подсудимых – никаких намеков на окна или расположение источника освещения…

– Твою мать, – мрачно выразился полковник, поразмышляв всего лишь двадцать восемь секунд. – Вот это пробел!

– Да ну, какой там пробел! Если клетка напротив – все вопросы отпадают. Узнать, как стоит, – всего делов-то!

– Твою мать, – повторился ас-аналитик, не соглашаясь с легкомыслием младшего коллеги. За то и почитали Шведова эти младшие, что умел мгновенно схватывать проблему целиком, походя отмечая все сопутствующие мелочи и выделяя возможные нестыковки. – Вот это мы попали…

Действительно, кто сказал, что клетка – напротив окон? Пообщались три минуты, разбирая суть обманчивого стереотипа. Выяснили причину заблуждения. Оба люди неглупые, страдают патологической склонностью к практическому изучению прикладной психологии – каждый в своей пропорции, разумеется: Сыч на порядок выше практикующего головореза, полковник – на порядок выше Сыча.

Так вот, исходя из личного опыта и здоровой целесообразности, эти неглупые рассуждали примерно одинаково, что оборудованием зала судебных заседаний занимаются тоже отнюдь не дураки. И по идее, должны разместить участников процесса таким образом: судью – спиной к окнам, подсудимых – напротив, лицом. Процесс всегда идет в светлое время суток, окна обычно здоровенные, при таком расположении получается, что публика и подсудимые видят лишь силуэт судьи, в то время как судья, напротив, благодаря естественной подсветке может отслеживать малейшие нюансы физиолептики подсудимых и свидетелей. Это стереотип полковника.

Установка Сыча была гораздо проще, примитивнее.

Если выбирать позицию для стрельбы и вопрос о предварительной маскировке не стоит, ощутимое преимущество будет у того, кто имеет два источника освещения сзади – по бокам, а сам при этом сретуширован темным оконным проемом. Тогда противник, заскочивший со свету в комнату, будет как на ладони, с естественной подсветкой в глаза, и ему придется поморгать, выискивая супостата.

Логично? Несомненно. Но полковник, ранее бывавший по долгу службы в некоторых залах заседаний, вдруг вспомнил два эпизода, когда эта простая целесообразность не соблюдалась и все расположение участников процессов было устроено с точностью до наоборот. И судья, кстати, жаловался – что-то неуютно в этих залах, как-то все наперекосяк идет…

– Ладно, черт с ним, с заблуждением – давай рассмотрим, что мы имеем, – обеспокоенный Шведов решил разобраться с недоразумением как можно быстрее. – Бери листок, рисуй квадраты…

– Какой листок, дядь Толь? – возмутился Антон. – Мент – бутылка водки – забегаловка – свидетель. Или так: мы с Мо смотаемся на Завокзальную, возьмем за жопу первого попавшегося ханурика, проходившего в облсуде за последние полгода, и…

– Контакт – только в крайнем случае, – уперся Шведов. – Светиться нельзя – это чревато. Бери листок, не стесняйся…

Антон хмыкнул, искоса посмотрел на старшего коллегу, как на слегка приболевшего, взял листок, карандаш и изготовился чертить. Возражать не посмел, но в круглых совиных глазах легко можно было прочитать: дядь Толь – ты совсем навернулся? Чем занимаемся, вообще?

Бесконтактных вариантов было предостаточно. Вот, по убывающей степени прямолинейности исполнения:

– подняться на второй этаж облсуда, зайти в зал да глянуть самому;

– не подыматься на второй этаж, а зайти в секретариат на первом, посмотреть схему эвакуации при пожаре – возможно, там клетки обозначены;

– найти в пределах видимости точку повыше, вскарабкаться и рассмотреть в бинокль;

– в ночное время тайно проникнуть в здание облсуда, проникнуть в зал заседаний и на ощупь определить искомый объект;

– в процессе ночного восхождения стрелков в день приговора отвлечься на десять минут и посмотреть через окно, как там поживает клетка;

– тайно проникнуть в помещения:

а) «судебной» роты;

б) управления исполнения наказаний;

20

Для тех, кто в армии не был: к строевой подготовке это не имеет никакого отношения. Тактические учения, занятия, тренировки – от начала до конца, без остановок, со всеми огрехами. Тактико-строевое: отработка по фазам, переход от одного вопроса к другому лишь по выполнении нормативного результата на предыдущем учебном месте.

21

Лазерный указатель – проецирует красное пятнышко в точке прицеливания.