Страница 17 из 17
Уточним: автором всплеска является лично полковник. В случае неудачи вина целиком и полностью ложится на его плечи. И расположение клетки просмотрел именно он – как основной и единственный разработчик плана. Теперь вопрос: вот это наложение двух «впервые» – не знак ли это свыше? А может, ну его в задницу? Может, пока не поздно…
– Поздно уже, – рискнул нарушить молчание Антон, которому вся эта свистопляска с клеткой изрядно надоела. – Давайте мы с Мо по-быстрому смотаемся на Завокзальную и через часок привезем вам результат.
Полковник перестал ходить и колюче уставился на младшего коллегу. Нехорошо цыкнул зубом – оценил деликатность Сыча, который не стал напоминать: день убит зазря по твоей инициативе, дорогой шеф, я с самого начал предлагал все сделать просто и без затей.
– Поезжайте, – махнул рукой полковник. – Только я тебя прошу – очень аккуратно. Напоминаю: «левые» «двухсотые» в канун операции – плохая примета. Ну очень плохая…
Глава 4
Сергей Александрович Кочергин – мужчина очень основательный, вдумчивый и взрослый. В свои восемнадцать с половиной Сергей выглядит на двадцать пять, а внутренне ощущает себя вообще глубоко за сорок.
Сергей понимает, что это – аномалия. Подавляющее большинство мужчин, с которыми он знаком, морально взрослеют очень долго – лет на десять-пятнадцать позднее своих жен. А подавляющее большинство из этого подавляющего большинства умудряются и в зрелом возрасте оставаться детьми. Болезнь нации – инфантилизм.
Состарился Сергей за последние полтора года. До этого все было правильно: лениво ждал апреля, возвещавшего о семнадцатилетии, ездил обедать в клуб, читал хрестоматийных арабов в подлиннике, неспешно развивался по всем направлениям, не особо торопясь… Куда спешить? Жизнь коротка, всего не успеть – если надрываться в борьбе за место под солнцем, глазом моргнуть не успеешь, как она пролетит. Надо жить в свое удовольствие, наслаждаться каждой минутой, данной тебе свыше, тогда не обидно будет в глубокой старости за бездарно потраченное на глупую суету время.
Теперь все обстоит иначе. Жизнь действительно коротка, нужно успеть сделать как можно больше. И уж если суждено умереть молодым – то с максимальным эффектом…
Когда-то давно Сергей читал серию о пламенных революционерах. Они были пламенные, потому что горели на работе – не щадили себя, их пожирал всепоглощающий внутренний огонь справедливости. Так следовало из прочитанного.
Чуть позже, с приходом вседозволенности и поступлением на книжный рынок разнообразных новинок, Сергей прочел, что все эти пламенные – маньяки и психопаты. И горели они потому, что пожирало их изнутри разрушительное пламя сумасшествия. Горели они недолго – пламя-то разрушительное, – но за короткое время этого своего яркого термического процесса с упоением жгли всех подряд, кто оказывался в радиусе досягаемости. В итоге было чрезвычайно много трупов и санэпидемиологическая обстановка оставляла желать лучшего. Очень печальная история.
По возвращении из плена был достаточно длительный период психоэмоционального ступора. Двигаться, питаться, принимать душ, выходить из дома, хоть как-то общаться с людьми не было никакого желания. Хотелось сидеть в кресле, тупо смотреть в окно и побыстрее умереть, по возможности безболезненно.
Ступор вскоре миновал и на его место как-то вдруг, скачком, впрыгнуло то самое пресловутое горение, что отмечалось у пламенных. Теперь возникло желание все крушить и ломать, уничтожать все нерусское, с черными прическами и горными носами, в идеале хотелось обвешаться гранатами и с диким криком взорваться где-нибудь в изрядном скоплении этого всего нерусского.
Увы, гранат не было…
Мать нашла в себе силы организовать жесткий контроль за сыном. Пичкала его транквилизаторами, водила психолога, неусыпно следила за каждым шагом: беспокойство за судьбу ребенка оказалось сильнее личной душевной травмы. Матери наши двужильные, им природой отпущено вдвое больше того, чего недодали душевно слабым, глупым самцам…
Обкумаренного транками новопламенного посетила замечательная идея: для начала неплохо было бы убить отца. Неважно, что его использовали втемную[23], подсовывая в качестве наживки юную плоть. Не устоял перед соблазном – значит, виноват во всем. Идея так и осталась непретворенной: отец уже тогда был изгнан из дома, мать не желала жить с ним под одной крышей…
В те дни Сергей, привыкший анализировать свое мироощущение, с полным на то основанием считал, что потихонечку сходит с ума, и особенно отчетливо представлял себе, каково было этим самым революционерам. Несмотря на транквилизаторы, страшный внутренний огонь медленно жрал его бессмертную душу, выжигая в ней черные дыры, которым уже никогда не зарасти.
Пламенным начала века было хуже: транков у них не было. Зато был кокаин и морфин. Судя по Сергееву состоянию, без дополнительной химии тем пламенным товарищам обойтись никак не получалось. Иначе отчего бы так долго горели? Некоторые – по нескольку лет. Значит, что? Значит, ширялись.
– Надо попробовать ширяться, – решил Сергей в один из таких пустых апрельских вечеров, незадолго до своего дня рождения. – Лучше всего – героин. Сильный кайф, моментальное привыкание, быстрая смерть…
Утренний прием валиума Сергей пропустил: спрятал за щекой, выпил водицы, когда мать вышла из его комнаты, выплюнул. Предстояла небольшая прогулка, для которой требовалась некоторая активность, а после валиума возникала сонливость и двигаться не хотелось.
Дождавшись, когда мать уйдет за покупками, Сергей прошвырнулся на угол Арбата и Староконюшенного, с ходу вычислив курьера, приобрел две дозы «геры» и вернулся домой.
А дома – сюрприз. Мать, Седой и Сыч. Эти лихие ребята целый месяц находились где-то в столице, решали вопрос с Концерном. Помнится, мать говорила, что, пока они здесь, им опасаться нечего.
Сергею на все опасения в те дни было глубоко плевать, но сюрприз был неприятный – предполагалось, что мать будет пару часов отсутствовать и за это время можно было попробовать разобраться с «герой».
– Зачем ты выходил?
Мать выглядела крайне напряженной, в глазах ее отчетливо читались страх и растерянность.
– Минутку, – Седой достал мобильник, ткнул номер и задал кому-то странный вопрос: – Контакты?
Выслушав ответ, Седой нехорошо цыкнул зубом, уложил мобильник в карман плаща и вдруг дернул Сергея за правую руку.
Рука безвольно выскользнула из кармана, зажатые в пальцах пакетики упал на пол.
– Новый этап, – сердито буркнул Седой, поднимая пакетики и рассматривая их на свет. – Руки!
– Что?
Смысл команды с первого раза понят не был. Сыч ухватил Сергея за руку, рывком закатал рукав.
– Что вы себе…
– Молчать! Вторую.
Локтевые сгибы юноши были чисты.
– Первая доза, – констатировал Седой, пряча героин в карман. – Сдохнуть желаете, юноша?
– Не ваше дело! Вы что – «Скорая помощь»?
– Господи, Сережка… – губы матери затряслись, лицо исказила гримаса отчаяния. – Что же ты… Я для тебя… А ты…
– Ма – перестань! Это, в конце концов…
– Молчать! – грубо рявкнул Седой. – Сдохнуть желаешь – вперед. Хозяин – барин. Ты – здоровый, сильный мужик, почти готовый воин. Сила есть, ума – палата, деньги есть. Можно бороться, можно решать любые проблемы. Но! Но ты хочешь жрать «дурь». Вперед! Мы скоро уедем, ты – сдохнешь. Мать останется одна. И вся эта нечисть останется – они только порадуются, что ты сдох. Хату вашу отберут, мать твою опять трахнут во все дыры…
– Прекратите!!! – пронзительно вскрикнула мать.
– Убью, гад… – тихо пообещал Сергей, замедленно бросаясь к Седому и пытаясь вцепиться в горло.
Ну и получил, разумеется – не отходя от кассы. Дали по репе, дали по жопе, водворили на кровать в его комнате и еще дали указание.
– Завтра – «развод» с Концерном. Бабу они за человека не считают, поэтому Ирину не берем. Ты нам нужен завтра – в здравом уме, с ясными глазами. Нейролептики не принимать, спиртное не пить, про наркоту вообще не говорю. Если глаза ясными не будут, мы «стрелку» перебьем, тебе ввалим зипдюлей по первое число, свяжем, сунем в холодную ванну и будем держать, пока не прояснеешь. Это понятно?
23
См. «Джихад по-русски».
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.