Страница 30 из 65
Все наши вступили в город, и какое бы добро ни находили в домах и погребах, каждый присваивал его в собственность. Когда наступил день, где бы ни встречали кого-либо из них [сарацин], будь то мужчина или женщина, — убивали. Не было ни одного закоулка в городе, где бы не валялись трупы сарацин, и никто не мог ходить по городским улицам иначе, как перешагивая через их мертвые тела. Боэмунд схватил и тех, которым приказал войти во дворец, и отобрал у них все, что имели, именно, золото, серебро и различные драгоценности [которые были при них]; одних он распорядился умертвить, других же приказал увести для продажи в Антиохию.
Франки пребывали в этом городе один месяц и четыре дня[250], — как раз в это время скончался епископ Оранжский[251]. Были среди наших такие, которые так и не нашли то, в чем испытывали нужду как вследствие продолжительности этой остановки, так и из-за трудностей с пропитанием, поскольку вне города они ничего [уж] не могли отыскать. И они вспарывали тела покойников, ибо в их внутренностях находили безанты[252], которые те там попрятали; а кое-кто сдирал с мертвецов кожу по кусочкам и варил ее в пищу...
Gesta Francorum et aliorum Hierosolymitanorum, p. 172—178.
Из хроники Раймунда Ажильского «История франков, которые взяли Иерусалим»
Приготовив необходимое, граф Сен-Жилль выступил в назначенный день и вместе со своей ратью двинулся прямо в Сирию, где они осадили Маарру, город богатейший и многонаселенный[253]. Он находился в восьми милях от Барры[254]. А горожане Маарры настолько возгордились [оттого, что однажды в сражении погубили многих наших], что посылали в лицо нашему воинству брань и поносили князей; для того же, чтобы нас крайне раздразнить, они подвешивали кресты на стены и подвергали их всяческому поруганию. По этой-то причине на второй день по нашем прибытии мы ринулись на сарацин с такой стремительностью, что будь у нас хотя бы четыре лестницы, город был бы взят; но поскольку мы имели лишь две, да и те короткие и непрочные, так что взбирались по ним с опаской, то было решено изготовить осадные орудия, щиты и башни с тем, чтобы установить их близ стены, произвести подкопы и сравнять [стену] с землей.
В это время подошел Боэмунд со своей ратью и осадил город с другой стороны; мы же хотели заполнить ров и обрушиться на стену при помощи изумительных орудий, о которых уже сказали, побудив [тем самым] к бою Боэмунда, который до того не участвовал в битве. Но старания эти[255] были напрасны. Ибо сражение подвигалось куда хуже [для нас], чем раньше.
После этого в войске разразился такой голод, что горько сказать: ты мог бы видеть десятки воинов, которые подобно скоту, бродили от голода, роясь в земле и разыскивая, не найдут ли случайно каких-либо хлебных зерен, или ячменя, или бобов, или каких-нибудь овощей. Пусть никто не сравнивает то, что мы сказали об орудиях, предназначенных для сражения, с тем, что [пишем] про наших, видя несчастное положение нашей рати, разуверившейся в милосердии божьем, и храбрость сарацин. Но бог, чья обязанность печься о своих чадах, не оставил в крайности свой несчастный народ, узрев его в столь тяжких бедствиях. Он поручил возвестить свое намерение в отношении нас своим блаженным апостолам Петру и Андрею, от которых мы его и узнали и сумели умилостивить бога[256]...
И вот верные, у которых пробудилась великая надежда на взятие города, подавали щедрейшую милостыню и возносили моления всемогущему богу, чтобы он спас свой народ бедняков, бьющихся ради одного его имени. После того быстро изготовили лестницы, возвели деревянную башню, стали плести щиты, и в назначенный день приступ начался[257].
Те, кто находился в городе, бросали в нас, подкапывавших стену, камни из орудий, метали копья, кидали огонь[258], стволы деревьев, соты с пчелами и всякие осколки. Но наши неустрашимые ратники подбирались к стене, пускали в ход камнеметательные орудия и [поднимались] по лестницам. И длился этот приступ от восхода до захода солнца, притом столь чудесным образом, что не давали никакого отдыха; а исход сражения все еще был сомнителен. И тогда все единодушно воззвали к господу, чтобы он пожалел свой народ и исполнил обещания [которые возвестил через своих] апостолов. И явился господь, и отдал нам город согласно словам апостолов, сказанным нам.
Первым взобрался [наверх] Гуфье де Тур; за ним последовали многие, они кинулись на стену и некоторые башни. И настала ночь, которая прекратила сражение.
До этого момента сарацины удерживали за собой кое-какие башни и часть города. Посему рыцари, надеясь, что сарацины сдадутся еще до наступления утра, охраняли стены снаружи, чтобы никто не убежал по стенам.
Те же, которым жизнь недорога и которых долгий пост приучил ставить ее ни во что, не побоялись напасть на сарацин даже во мраке ночи; таким-то образом бедняки забрали всю добычу в городе и овладели домами. Когда на утро в город вошли рыцари, они обнаружили лишь очень мало из того, что можно было присвоить. Сарацины попрятались в погреба; никто [не показывался] или показывались совсем немногие. И когда наши утащили все, что нашлось наверху, порешили огнем и дымом выкурить сарацин [из-под земли]; а так как [и в погребах] нашли немного добычи, то сарацин, у которых могли что-нибудь найти, замучивали до смерти. Когда сарацин некоторые наши вели по городу, чтобы заставить их выдать ценности, иные из них приводили наших к колодцам, [и сами] неожиданно кидались туда, предпочитая скорее умереть, чем выдать свое или чье-нибудь достояние. Потом все были убиты. Их скидывали со стен города, за стены. И в городе взято было мало добычи.
Между тем среди рыцарей Боэмунда и графа вспыхнули раздоры из-за того, что рыцари Боэмунда, не так уж сильно бившиеся в сражении, овладели, однако, большей частью башен, домов и пленников...
Raimundi de Aguiliers. Op. cit., p. 268—270.
Из «Истории Дамаска» Ибн ал-Каланиси
Начался год 492[259]. В месяце мухарраме[260] этого года франки подступили к городу Мааррат ан-Нуман с северо-восточной стороны. Они приставили осадную башню к городской стене, которая была ниже башни, и оттеснили мусульман со стен. Битва на стенах шла до захода солнца 14 мухаррама, и франки поднялись на стены, а жители города покинули стены и обратились в бегство, после того, как франки посылали к ним несколько раз, предлагая решить дело миром, сдаться и отдать выкуп[261] за свою жизнь и имущество и позволить войти их войскам в город. Но этому помешал раздор между горожанами и воля и решение аллаха. Франки захватили город после вечерней молитвы, и было убито множество с обеих сторон. Люди укрылись в своих домах в Мааррат ан-Нуман, чтобы защитить их. А франки заключили договор с жителями города, но обманули их, — они подняли свои кресты над городом[262] и определили выкуп с жителей, но не придерживались того, на чем порешили, а грабили все, что им удавалось найти, и требовали у людей невозможного.
В четверг 16 сафара[263] они покинули город, направляясь в Куфр Таб.
Ibn al-Qualanisi. Op. cit., p. 136.
250
С 11 декабря 1098 г. по 15 января 1099 г.
251
Епископ Гийом из Оранжа, находившийся с ополчением провансальцев.
252
Здесь в смысле золотые монеты вообще.
253
23 ноября 1098 г.
254
Баррой хронист называет сирийский городок Аль-Барру, взятую крестоносцами немного ранее описываемых здесь событий.
255
То есть использовать осадные орудия.
256
Далее следует рассказ о явлении апостолов, который для краткости опускается.
257
11 декабря 1098 г.
258
То есть греческий огонь.
259
492 год хиджры соответствует 1098/99 году христианского летосчисления.
260
Мухаррам — первый месяц лунного календаря.
261
В тексте употреблено арабское слово «аман» — буквально «безопасность», «охранная грамота», а также «выкуп за сохранение жизни».
262
То есть установили кресты на минаретах города.
263
Сафар — второй месяц мусульманского календаря.