Страница 18 из 65
Боэмунд принял богатства с огромной радостью и, поблагодарив, отправился отдыхать в отведенные ему покои. Когда же ему принесли дары, он, забыв о своем прежнем восхищении, сказал: «Никогда я не ожидал такой обиды от императора. Возьмите это все и отнесите тому, кто вас послал». Император же, зная непостоянный нрав латинян, ответил ему народной поговоркой: «Злоба его обратится на его голову»[67]. И вот Боэмунд, который недавно сам с негодованием от всего отказался, узнав об ответе императора и увидев слуг, потребовавших назад ценности, изменил тактику, весело взглянул на слуг и, подобно полипу, преобразился в одно мгновенье. Этот человек, негодяй по природе, был очень находчив в любых обстоятельствах, а подлостью и бесстрашием настолько превосходил всех прошедших через нашу страну латинян, насколько уступал им в количестве войска и денег. Но, выделяясь среди латинян необычайной ловкостью, он обладал общим им всем природным качеством — непостоянством. Те самые богатства, от которых он отказался, принял теперь с большой радостью.
Настроен он был очень враждебно. Не владея никакими землями, он покинул родину для вида — ради поклонения гробу господню, на самом деле — чтобы добыть себе владения и, если удастся, то даже захватить трон Ромейской державы (ведь он следовал заветам своего отца)[68]. Но пустив, как говорится, в ход все средства, он сильно нуждался в деньгах. Самодержец, зная его злобу и недоброжелательство, искусно старался устранить все, что могло способствовать его тайным замыслам...
...На другой день..., позвав к себе Боэмунда и всех других графов, он рассказал им о том, что их ждет в пути, дал полезные советы, сообщил о способах ведения боя, какими обычно пользуются турки, научил, как нужно выстроить войско и как расположить засады, а также остерег их далеко преследовать турок, когда те обратят тыл. Смягчив дарами и речами дикий нрав латинян, дав им полезные советы, император побудил их к переправе.
Из всех латинян император выделил Исангела[69], которого полюбил за выдающийся ум, за искренность суждений и за чистоту жизни... Когда все графы заключили договор с самодержцем и через пролив Пропонтиду отбыли на Дамалис, самодержец, избавившись от тех хлопот, которые они ему доставляли, стал часто приглашать к себе Исангела; он раскрыл [ему] свои подозрения относительно намерений франков.., просил его неусыпно помнить о коварстве Боэмунда и, если тот захочет нарушить клятву, удержать его и любым способом расстроить козни. Исангел ответил самодержцу: «От своих предков Боэмунд как некое наследство получил коварство и вероломство, и будет величайшим чудом, если он останется верен своей клятве. Но я сделаю все, чтобы выполнить твое поручение». И, заключив договор с самодержцем, он уехал, чтобы соединиться с кельтским войском.
Анна Комнина. Указ. соч., стр. 279—280, 283—292.
Из «Хронографии» Матфея Эдесского
В это время[70] начался исход римлян[71], отворились врата племени латинян, ибо господь пожелал через них воевать с домом персов[72]...
Пришли в движение вся Италия и Испания... [всё обитающее] в глубине [страны] племя франков... толпами... устремились [они] на помощь христианам, ради спасения святого града Иерусалима от рук иноплеменников, ради освобождения от арабов богоприимного святого гроба [господня]... Вот сколько могучих и воинственных мужей, в огромном множестве, подобно звездам небесным, поспешали вперед... Так преодолевая путь, они добрались до великого Константинополя.
Царь Алексей, узнав об их прибытии, направил войска для войны с ними. С обеих сторон погибло страшное число людей, франки обратили в бегство греческую рать. В этот день пролилось много крови. Так бывало всюду: по какой бы стране они ни проходили, все выступали против них с оружием и терзали их многими мучениями. Услышав обо всем этом, царь Алексей приостановил резню и больше не стал воевать с ними. Вся армия [франков] спустилась к воротам Константинополя и просила [дать] выход к морю Океану[73]. Царь Алексей заключил любовь и согласие со всеми князьями франков, провел их в святую Софию[74] и пожаловал им много золота и серебра; [франки] же дали ему клятву освободить от персов все ранее принадлежавшие ромеям области и передать их царю Алексею, а [завоеванная] у персов и арабов земля станет собственностью племени франков...
Матфей Эдесский. Хронография. Вагаршапат, 1898, стр. 254—255.
IV. Крестоносцы в Малой Азии. Взятие Никеи
Письмо графа Стефана Блуасского и Шартрского к супруге Адели из-под Никеи
Граф Стефан[75] графине Адели[76], нежнейшему другу, жене своей, — все, что может измыслить его душа лучшего и благодарнейшего. Да будет тебе ведомо, любовь моя, что я прибыл в Романию[77] со всем почетом и в добром телесном здравии. Я позаботился о том, чтобы написать тебе из Константинополя о моих делах и о происшедшем в пути[78]. Однако поскольку гонец мог попасть в какую-нибудь беду, пишу тебе о том же вторично.
Благодарением божьим я прибыл в Константинополь с превеликой радостью. Император[79] принял меня любезно и со всем почетом, словно своего сына, и одарил щедрейшими и драгоценнейшими дарами[80]. Вообще [говоря], во всей нашей божьей рати нет ни герцога, ни графа, ни другого значительного лица, которому бы он более доверял и благоволил, нежели мне. Да, моя любимая, его императорское достоинство частенько увещевал и увещевает меня отдать под его покровительство одного из наших сыновей[81]; он обещал осыпать его такими почестями и удостоить таким уважением, что не станет завидовать даже и нам[82]. Поистине говорю тебе, ныне нет из живущих под небесами такого [человека] (т. е. подобного императору. — М. З.). Он щедрейшим образом одаряет наших князей, облегчает положение рыцарей подношениями, кормит бедняков раздачами.
Близ Никеи есть укрепление Цивитот[83]; неподалеку от него расположен залив моря, по которому днем и ночью в Константинополь плавают собственные суда императора, доставляя оттуда бесчисленным беднякам в укрепление пропитание, которое ежедневно распределяется между ними[84]. В наше время, как нам кажется, не найдется государя, столь достойного во всех отношениях своими деяниями и помыслами. Твой отец, любимая моя, раздавал много и помногу, но столько едва ли было[85]. Я хотел сообщить тебе эту малость о нем, чтобы ты хоть немного ведала, что это за человек. Спустя 10 дней, в течение коих он с большим почетом удерживал меня при себе, я покинул его как отца. Он самолично повелел приготовить мне корабли, на которых я быстро переплыл спокойный рукав моря, что омывает город[86]. Передавали, будто этот рукав бурный и опасный, — это, однако, неверно. Ибо в нем можно еще менее сомневаться, чем в Марне или Сене[87]. Оттуда мы приплыли в другой рукав, называемый рукавом святого Георгия[88]. Мы направили свой путь в Никомидию, город, разоренный турками, где блаженный мученик Панталеон претерпел за Христа[89] и где этот морской рукав имеет свое начало и конец. Затем божьим благодарением поспешили мы к большому граду Никее.
67
Библейская цитата: Псалт. VII, ст. 17.
68
Отец Боэмунда Тарентского — Роберт Гвискар, герцог Сицилии, Апулии и Калабрии, воевал против Византии в 1081—1085 гг. В этих войнах участвовал и Боэмунд.
69
Исангелом Анна называет Раймунда IV Тулузского, графа Сен-Жилля.
70
545 г. армянской эры — 26 февраля 1096 г. — 24 февраля 1097 г.
71
«Римлянами» Матфей Эдесский называет европейцев, отличая их от «ромеев» — греков (византийцев).
72
«Персами», как и в византийских источниках этого времени, здесь именуются турки-сельджуки.
73
«Море Океан» — Эгейское море. Такое же выражение хронист употребляет для обозначения Средиземного моря.
74
Храм св. Софии в Константинополе — главная церковь византийской столицы.
75
Граф Стефан Блуасский и Шартрский — один из предводителей крестоносцев Северной Франции. Сын графа Тибо III Шампанского, считавшийся богатейшим среди сеньоров, которые двинулись на Восток (по словам Гвиберта Ножанского, у него было столько же замков, сколько дней в году). В 1081 г. женился на дочери английского короля Вильгельма Завоевателя, еще более расширив свои владения. В крестовый поход отправился в октябре 1096 г. вместе с герцогом Робертом Нормандским.
76
Адель — дочь Вильгельма Завоевателя, супруга Стефана.
77
См. стр. 48, прим. 1. Рать французских крестоносцев прибыла в Константинополь (из Италии, через которую шли эти ополчения) в середине мая 1097 г., в числе последних отрядов крестоносцев, когда остальные уже переправились в Азию и 6 мая приступили к осаде Никеи.
78
Это письмо не сохранилось.
79
Алексей I Комнин (1081—1118).
80
Говоря о драгоценнейших дарах, автор, возможно, имеет также в виду и реликвии, множество которых хранилось в византийской столице и высоко ценилось латинскими пришельцами.
81
У Стефана Блуасского и Адели было семеро сыновей.
82
Скорее всего имеется в виду старший из сыновей автора послания — Гийом, известный своим честолюбием и разбойничьим нравом, вследствие чего Адель Блуасская (уже после гибели супруга на Востоке) лишила этого отпрыска права унаследовать владения отца, сохранив за ним только Шартр.
83
Цивитот (это название в разных вариантах встречается и у хронистов) — местечко на южном берегу Никомидийского залива, близ Еленополя, недалеко от современного Херсека, примерно в 35 км к северо-западу от Никеи.
84
Под «бедняками» автор послания разумеет рядовых крестоносцев, которые обосновались в Цивитоте еще до прибытия сюда северофранцузских отрядов Роберта Нормандского и его собственных. Алексей Комнин взял на себя снабжение крестоносцев продовольствием, о чем пишут и латинские хронисты, очевидцы событий.
85
Смысл сопоставления становится ясным из того факта, что Вильгельм Завоеватель, завладевший колоссальными богатствами в результате завоевания Англии в 1066 г., перед своей смертью (1087) распорядился передать в дар каждой церкви не менее 10 марок золота (на «поминовение души») и по 100 фунтов золота для раздачи милостыни беднякам во всех областях страны.
86
Отряды Стефана Блуасского, как и переправившиеся в Азию до них, плыли через Босфор и высаживались, видимо, в Скутари (на противоположном берегу).
87
То есть плавание по нему столь же спокойно, как и по этим, родным для автора письма, рекам Франции.
88
«Другой рукав моря» — так называемый Исмидский залив, заканчивающийся у Никомидии. Согласно христианской легенде, в этом городе 23 апреля 303 г. будто бы погиб мучеником канонизированный впоследствии церковью святой Георгий, считавшийся покровителем Никомидии, откуда и византийское название Босфора — «рукав св. Георгия».
89
Согласно легенде, 27 июля 303 г. он по приказу Диоклетиана был после пыток обезглавлен в Никомидии.