Джихад по-русски

– Чо такое, батька? – озабоченно спросил Сашко.

– Ничего, – буркнул «батька». – Оценка «неуд», тормоза вы мои ненаглядные! Оценка «неуд». Считайте себя «двухсотыми».

– За чо так?! – в один голос вскричали «тормоза», а Сашко обиженно добавил: – Я ж предлагал – давай возьму на мушку того жирного! Но ты ж сам сказал: как «к бою» будет – лягать и понужать до штабеля. Сказал же?

– А «к бою» – не было, – удрученно напомнил Серьга. – За чо «неуд», бать?

– За то, что пиздоболили и на дрова взгромоздились, как две ростовые мишени на пригорке, – подавив раздражение, спокойно пояснил Антон. – В то время как была команда имитировать продолжение работы, нишкнуть и открыть уши пошире. А кто еще раз «чокнет»– тридцать отжиманий. Ну-ка, вместе: три-четыре!

– Что-что-что-что… – послушно загалдели казачата, сочтя батькины доводы насчет своей виноватости достаточно убедительными.

– А что насчет костра, бать? – отбубнив положенное, как ни в чем не бывало напомнил Сашко. – Ты ж сказал…

– А что насчет костра? – Антон глянул на чеченский берег и пожал плечами: в принципе теперь нет необходимости перемещаться ближе к станице – в самом опасном месте торчит буфер из пятерых омоновцев, трое из которых страдают синдромом повышенной бдительности. Можно чувствовать себя в относительной безопасности. – Вы колите, я займусь. Как добьете последний чурбак – прошу к столу…

Костер получился на славу. А иначе и быть не могло: Антон являлся большим специалистом по части сооружения костров в экстремальных условиях – специфика прежнего образа жизни обязывала. Было дело, приходилось обогреваться и готовить пищу в гораздо более мерзкой обстановке: на топком болоте, например, где в качестве топлива имелся лишь насквозь влажный мох да жир подбитого из рогатки косача. А тут в принципе условия вполне соответствовали: куча благородной щепы, полкружки дефицитного бензина (в Литовской по личным делам на транспорте катались лишь избранные, к числу коих принадлежал и наш парень – как же, атаманов зять, начальник штаба и вообще…), готовые дрова. Подумаешь, влажность – эка невидаль!

Мальчишки за полдня успели проголодаться, как медведи после зимней спячки, – полноценных углей дожидаться не стали, вывалили полведра картошки прямо в жаркое пламя, взвив сноп искр и скандальные клубы дыма, видимого, наверно, за километр. Антон недовольно поморщился: высшее искусство как раз и состоит в том, чтобы соорудить костер с минимальным количеством дыма, дабы обеспечить маскировку и не выдать свое месторасположение врагу. Однако в настоящий момент маскироваться вроде бы не было необходимости, слева – омоновцы, справа – станица, и суровый наставник ограничился советом:

– На будущее: меньше дыма – больше шансов остаться в живых. Рекомендую принять к сведению.

– Щас дрова опять возьмутся, и дым пройдет, – успокаивающе заверил Сашко. – Ты не журись, бать, – коли враг будет рядом, мы так костер палить не станем. А щас же врага нету!

Антон хотел было сообщить юному балбесу, что настоящий враг тем и хорош, что никогда не знаешь, рядом он или где, а потому необходимо постоянно ждать его в самом неподходящем месте и держать уши торчком. Однако, взвесив все «за» и «против», не счел нужным вступать в полемику. Они впервые оказались с казачатами вне станицы, что называется, от общества отбились. Поэтому ребятишки, до сего момента покидавшие Литовскую лишь в составе многочисленных нарядов, не успели откорректировать модель поведения, их беспечность вполне оправданна. В этой связи чрезмерная забота «батьки» об их безопасности может быть истолкована не то чтобы необъективно, а вовсе даже превратно. Чего доброго, подумают, что «батька» трусит, поди потом разубеди. Ничего, пусть порезвятся – надо будет как-нибудь потом отдельно преподать им сокращенный курс выживания…

Мальчишки трапезничали, как троглодиты: жадно хватали куски вареного мяса, соленые огурцы, сваренные вкрутую яйца, ломали испеченный накануне вечером хлеб, обжигаясь и пачкая рты, лупили полусырую картошку, запивая все это безобразие холодным молоком и оживленно галдя. Антон с удовольствием наблюдал за ними, не спеша пережевывая свою порцию и ожидая, когда пропекутся нижние картофелины, защищенные от разрушительного пламени.

Костер создавал ощущение уюта и какого-то особого комфорта: казалось, промозглая сырость, смирившись с изобретательностью людей, отступила, вытесненная за пределы невидимого круга жарким дыханием умиравшего в огне благородного дерева. Хотелось блаженно жмуриться и сидеть вот так бесконечно, забыв обо всех проблемах этого несовершенного мира. Мальчишкам вон все нипочем – плевать, что граница под носом, супостат может в любой момент пожаловать непрошен. Эх, юность беззаботная, до чего же ты прекрасна!

И вообще все было бы совсем хорошо, если бы не бдительный Колян. Товарищ, конечно, местами свой, но тем не менее принадлежность имеет к органам правоохраны, с которыми отношения у Антона как-то не сложились. В этом аспекте коляновская бдительность совсем неуместна, а где-то даже чревата. «Притертый», например – черт, как же его зовут-то? – на такие нюансы внимания не обращал. Казак – друг, надежда и опора. Постулат выверен суровой обстановкой и временем, обсуждению не подлежит. Какие могут быть нюансы? Как он, этот казачина, организует свою личную жизнь, никого не волнует, лишь бы в трудный час оказался в нужном месте и подставил крепкое плечо с вечным синяком от приклада.

А Колян вот озаботился. Кто его знает, что у этого типка на уме? Из райцентра рукой подать до штаба Объединенной группировки, куда Колян как начальство обязан еженедельно наведываться на совещания. А в штабе, между прочим, имеются все необходимые средства коммуникации с внешним миром – вплоть до локальной сети МВД и ФСБ. Если Колян окажется дотошным сверх меры и начнет наводить справки, вполне может получиться некоторая неудобственность. Это ведь пара пустяков: воссоздать по свежей памяти фоторобот, снабдить его указанием примет и запулить по сети в центр. А времени-то прошло с момента известных событий не так уж и много – вряд ли вымарали из анналов соответствующую информацию. То-то удивится Колян, когда узнает через недельку, что литовский энша вовсе не казачина природный – потомственный, а бывший офицер спецназа Внутренних войск – боевая кличка Сыч, который в свое время был взят под стражу как военный преступник, бежал из следственного изолятора и определенный период числился во всероссийском розыске.

«Не подвело чутье старого волка! – вот так, наверно, он воскликнет, получив ответ на свой запрос. И при этом оживленно потрет влажные ладошки, почмокает радостно толстыми губами. – С ходу вычислил бандюгу, влет, что называется! Только глянул, и – нате! А ну – медальку мне какую-никакую, а то и орденок сразу…»

Но еще больше, пожалуй, потрясет Коляна тот факт, что Сыч этот пресловутый, как ни странно, непреднамеренно сдвинул лыжи еще аж в 1996 году. Иными словами, погиб при невыясненных обстоятельствах, чему имеются исчерпывающие доказательства. А это, согласитесь, уже нонсенс, это совсем из рук вон: у покойников как-то не принято заготавливать дрова и работать на полставки энша у казаков. Такие вещи запоминаются. Люди вообще долго помнят встречи с призраками, коль скоро таковые вообще случаются в природе…

Сашко, утолив первый голод, решил воздать должное разбирающему его любопытству: вскарабкался на штабель, у которого горел костер, залег и принялся наблюдать за расположившимися возле брода омоновцами. Поерзав с минуту, он покинул свой наблюдательный пункт, ловко ухватил из-под носа мечтательно таращившегося в огонь Серьги кусок мяса и деловито попросил Антона:

– Бать, разреши карабин твой? Гляну, чо там они.

– И чего ты там собираешься рассмотреть? – хмыкнул Антон. – Коньяк с шашлыком да пьяные рожи?

– Ну чо те – жалко? – вскинулся Сашко. – Ты не боись – я руки вытру, – и тотчас же, запихав в рот кусок мяса, принялся вытирать руки о штаны.

– Ладно, – смилостивился Антон. – Только прицел не крути – настроен.