Капкан для лешего

- Помолчал бы лучше, - посоветовал Гудим, - а то накаркаешь такое, что и верно нахлебаемся.

- Не надо было нам в болото лезть, - не умолкал братец.

- Да тихо ты! - снова оборвал его Гудим. - Засечет она нас.

- С чего бы это, - не согласился Бурята. - Она уже далеко ушла.

- А ты прислушайся.

Лешие остановились и прислушались. Совсем близко, за стеной высокого камыша слышно было, как кто-то шлепает по воде. Братья притихли. Шлепки вскоре прекратились. Стало совсем тихо. Потом хрипловатый, но приятный женский голос негромко запел. Лешаки прислушались. Песня была не то, чтобы жалобная, но какая-то грустная. Женщина пела про ручей, который течет неведомо откуда и неведомо куда. Он много видел, много знает, но никому ничего не рассказывает...

- Кто поет? - удивился Гудим.

Братья, стараясь не шуметь, подошли к камышам. У зарослей было глубоко, почти по пояс. Лешие осторожно выглянули. Впереди виднелся небольшой островок, густо заросший крупной ромашкой, голубыми колокольчиками и какими-то высокими красными цветами. На островке сидела кикимора. Она негромко напевала: перебирала цветы, и что-то делала с ними.

- Да она венок плетет! - сообразил Бурята. - Ну, дает бабка!

- Тоже скажешь! - не поверил Гудим. - Зачем кикиморе венок? Такого быть не может.

- Ты посмотри, посмотри!

Гудим присмотрелся - и правда, кикимора плела венок. Они наблюдали, как она подбирала цветы по размеру и цвету, и аккуратно вплетала их в небольшой яркий венок. Будет потом что рассказать: кикимора венки плетет! Все обалдеют!

Кикимора закончила плести, опустила венок в воду и сильно оттолкнула, так что он выплыл на середину небольшого озерца.

- Это она гадает! - сообразил Бурята. - Спрашивает у Мокоши про суженного! Сплошной отпад!

- Кикимора на суженого гадает, - Гудим тихонько хихикнул. - Вот мы и явимся. Пусть выбирает. И попросим, чтобы подружку пригласила...

А Пелга посмотрела на покачивающийся в воде венок, что-то негромко сказала, подняла свою голубую сумку с красной каемкой, последний писк моды, перекинула лямку через лечо и снова побрела по воде.

- Да... - проводил ее взглядом Бурята. - Веночки плетет, на суженного гадает. Сдвинулась старушка.

- Думаешь, чокнулась?

- Конечно! Я все понял. Мы поэтому и вычислить не могли: она или не она. Места здесь тихие, работы у нее никакой, пугать некого, посплетничать не с кем. А это для таких древних старух очень важно. Старушки сплетнями живут, разговорами дышат. Чем больше старушка разговаривает, тем дольше она живет. А ей с кем разговаривать!? С лягушками? У нее мозги и сдвинулись, - Бурята повертел пальцем возле виска. - Ей наверно в обед сто лет, а она по кочкам прыгает, березки ломает, разоряет муравейники, песенки поет, веночки плетет, на суженного гадает... У нее сдвиг по фазе. Это точно.

- Вполне может быть, - Гудим задумался. - Дядя все толкует: "Не могла кикимора березку сломать, не могла..." А если она шизанутая? Психованная баба, такого шороха в лесу навести может... Теперь все сходится.

Обсудить эту мысль братья не успели, потому что кикимора встала и пошла в их сторону. Может быть, и не прямо на них, но должна была пройти где-то, совсем рядом.

Что оставалось делать лешакам? Стоять и лупать глазами перед чокнувшейся кикиморой, от которой не знаешь чего, и ожидать можно. А потом, если выберутся отсюда, лупать глазами перед дядей. И то не мед, и другое не мед. Оставалось одно - потихоньку опуститься в воду. И братья опустились. По самые уши. Только полголовы торчит, да нос, чтобы дышать. Даже глаза прикрыли, лишь бы не выдать себя. Прямо две кочки. Только бы кикимора на них не наступила.

Лягушки поддержали лешаков в трудную минуту. Некоторые считают, что лягушки ничего не соображают. Им бы лишь поесть и поквакать. Но лягушки только делают вид, что бестолковые. С бестолковых меньше спроса. Лягушки и живут, как хотят. А соображают они не хуже других. Cтаршая, вскочила на голову Гудима, устроилась там поудобней, и тут же поймала какую-то мошку. Проглотила, облизнулась и сидит, на кикимору ноль внимания, смотрит, кем бы еще поживиться, просит не мешать. Лягушонок вскарабкался на голову Буряты и уселся там, полностью подражая большой. Железная маскировка. Кикимора и прошлепала мимо братьев. Совсем рядом, можно было за пятку поймать и ухнуть погромче. Эх, она и вскинулась бы! Но лешаки, понятно, делать этого не стали. Как бы у старушки от такого -- инфаркт не случился. Тихо стояли, не шевелились.

Лягушка, на голове у Буряты, квакнула и нырнула в воду, вытянув вперед лапки, лягушонок последовал ее примеру. Братья осторожно поднялись. Кикимора уже скрылась за кустами. Впереди мелькали то серое платье, то белые ноги потом и их не стало видно.

- Пошли, что ли, - напомнил Гудим. - Или ты боишься ее?

- Еще чего! - обиделся Бурята. - Никого я не боюсь, а эту старую развалину - тем более. Просто не нравится мне здесь, на болоте: сырость и грязь... Не люблю по болотам ходить. Но если надо, я с нее глаз не спущу.

- Пошли побыстрей. Уйдет далеко, мы ее не найдем.

Кикимора шла шумно: напевала что-то, громко шлепала по воде, шикала, пугая какую-то живность. Когда кто-то идет по болоту и не бережется, его далеко слышно. А братья вынуждены были соблюдать осторожность, контролировать каждый свой шаг. Ненормальная старушка с кочки на кочку прыгала, ухая и повизгивая от удовольствия. А молодые лешаки прыгать не решались: оступишься и загремишь, такой плеск поднимется, что только глухой не услышит. У кикиморы же со слухом, вроде, нормально, она сразу пришлепает посмотреть, что происходит. Так что осторожно по-стариковски брели лешие по воде, иногда всего по щиколотку, иногда по колено, а подчас и по пояс в зеленой и не особенно приятно пахнущей жиже.

- Она нас поводит, пожалеем еще, что увязались за ней. - Бурята приуныл от этого путешествия по Хлюпошлепному болоту. - Надо выбираться отсюда. А дяде объясним: чокнутая она, и спроса с ненормальной никакого. Пусть отправляет ее на принудительное лечение.

- Ты прав, - согласился Гудим. - Только мы отсюда без нее не выберемся. Она же без всякого порядка бредет. В какую сторону идти, я не представляю. Ты сможешь дорогу к Лесу найти?

- Не-а, - неохотно признался Бурята. - Ладно, раз такое дело, двигаем за ней. Когда никогда она из болота выйдет, и мы выберемся. Пусть побьет меня Сварог мочеными яблоками, если я еще когда-нибудь за какой-нибудь кикиморой увяжусь! Хоть за старой, хоть за молодой.

- Смотри, еще один островок с ромашками, - отметил Бурята.

- Их и должно быть здесь много, - объяснил Гудим. - Болото без островков не бывает, и все они здесь одинаковые.

- Одинаковых островков не бывает, - не согласился Бурята. - Хотя такой, как этот, нам уже попадался. Я на том топтался, грязь и тину с лаптей соскребал. И на этом кто-то тоже топтался.

- Ну-ка, ну-ка, покажи, - подошел поближе Гудим.

- Да вот, грязь и тина. Вот они, и вот. И ромашки помяты.

- Так это мы здесь и были! - сообразил Гудим. - Я это место помню!

- Понял ты, что это означает?

- Кикимора нас кругами водит?

- Кто же еще. Как это мы сразу не врубились? По-моему, в Лесу, еще двух таких дураков, как мы, нет.

- Интересно, с какого момента старая карга нас увидела, и водить стала?

- А с соснячка еще, лешачки, с соснячка, - услышали они хрипловатый, уже знакомый голос и из-за куста вышла кикимора Пелга. Платьишко, как и прежде, подоткнуто за подпояску, платочек под подбородком узелком завязан, на боку сумка, последний писк моды, из голубой мешковины с красной окантовкой. Что удивило братьев, так это лицо кикиморы - молодое. И нос аккуратненький, остренький, и губы красные, а на пухленьких щеках - симпатичные ямочки. Так что выглядела она совершенно нормальной. Но большие темные глаза смотрели на братьев сердито.

- Давненько за мной молодые лешаки не ходили. Да еще вдвоем. Вот мне и интересно стало. Может, расскажете, чего это вы за старой каргой увязались?