Капкан для лешего

Если обманул, непременно выберусь в те места, - решил Филипп, - возьму с собой десяток подкоряжников и устрою им там, в тихой Рейне водоворот, и таких отмелей наделаю, что на всю жизнь закаяться гостей обманывать.

Тянуть больше было нельзя. Ефтей стоял, трезубец сжимал и ждал, кто из бутылки выскочит. И Фитюк изготовился. Марфута, та тоже глаз не отводила. Филипп осмотрел горлышко бутылки, запечатанное красным сургучом, на котором были оттиснуты какие-то иностранные закорюки. Прикипел сургуч к горлышку так крепко, что Филипп чуть ноготь не обломал, когда его отковыривал. И пробка тоже плотно засела, кто-то неслабый ее туда вгонял. Пришлось штопор искать... Вытащил пробку, аж хлопнуло. Сразу из бутылки какой-то запах пошел: спертый и непонятный. И все. Никакого тебе джинна. Ну, Михель, вассерман немецкий, мало тебе не покажется...

Ефтей конечно, молчал. Даже, может быть, и сочувствовал хозяину. А Марфута при ее вредности разве промолчит. Закашлялась вроде:

- Кхе, кхе, кхе... - намекала старая ехида, что обманули водяного, как последнего лоха.

Фитюк стоит, глазами лупает. Он и не понимает, что сейчас происходит.

Хорошо, что больше никого нет.

Оторву голову вассерману, - решил Филипп. - На позорище выставил. Такое прощать нельзя. Сначала морду, как следует, начищу, а потом голову оторву.

А тут дымок из бутылки потянулся. Тоненькой струйкой, но очень плотный дым. Струйка опустилась на пол, стала расширяться, расти, разбухать, пока не превратилась в густой непрозрачный клуб.

Филипп с интересом наблюдал за дымом: может из него джинн и выйдет? - подумал он. - Ефтей, тот видно ничего хорошего от этого неожиданного дыма не ожидал, напрягся, готовый защищать хозяина от опасности, а Марфута, несмотря на свой железный характер, испугалась неведомого. Отступила на пару шагов и рот, на всякий случай, прикрыла ладошкой, чтобы не дышать подозрительным дымом. Только старший подкоряжник Фитюк спокойно ко всему отнесся. Этот верил, что хозяин все делает, как надо.

Побольше бы таких Фитюков, - подумал водяной, - тогда и прядка больше будет.

Потом дым начал редеть, стал прозрачным и, наконец, совсем растаял. На том месте, где он только что клубился, стоял джинн. Самый настоящий, о котором говорил вассерман. Не обманул.

Джинн оказался рослым, пожалуй, повыше самого водяного. На нем ладно сидел полосатый, шелковый халат, подвязанный у талии голубым шелковым же платком. На ногах красовались ядовито-желтые вышитые бисером шлепанцы без задников, с высоко задранными носами, а на голове возвышалась большая белая чалма. Ни бороды, ни усов джинн не имел. Лицо у него было бледное, глаза под густыми бровями большие, черные и грустные. Джинн явно был чем-то недоволен.

- Не могли что ли раньше, открыть эту дурацкую бутылку? - сердито спросил он.

Ефтей и Марфута молчали, с удивлением разглядываю чудное существо. А Филипп молчать не стал. Еще не хватало, чтобы какой-то джинн, да еще заморский, ему выговаривал.

- Ты скажи спасибо, что сейчас открыли! - прикрикнул он на верзилу. - И вообще, таким тоном с хозяином не разговаривают. А хозяин здесь я! Понял?!

У джиннов твердые законы: тому, кто освободил его из бутылки, обязан служить. Он сразу тон и сбавил.

- Извини хозяин, - джинн низко поклонился водяному. - Я же в этом тесном пузырьке из-под оливкового масла, - он искоса глянул на стекляшку, - просидел почти триста лет. Сам понимаешь, накипело. Не удержался. А так-то я службу знаю, все будет в порядке.

- То-то... Тебя как зовут?

- Милостью владыки нашего, великого джинна, генерального управляющего нашей фирмой, - верзила замолчал и стал оглядываться, словно что-то разыскивал...- Где у вас тут восток? - сердито спросил он.

- Вон, там, - кивнул головой Филипп в сторону лопоухого Фитюка. - Он как раз на востоке стоит.

Джинн, больше ни слова не говоря, снял халат и оказался в длинных семейных трусах, в клеточку и голубой футболке с какой-то непонятной надписью на груди: сплошные закорючки. Он расстелил на полу халат, опустился на колени и легонько стукнул лбом о пол.

- О великий, из величайших! - взвыл он. - О тот, имя которого следует писать золотыми буквами! О, ты, кто дает нам работу и платит зарплату. Недостойный из недостойнейших, твой раб, докладывает, что вернулся я из гнусного заточения и готов, верно служить тебе, да славиться твоя фирма, во всех частях света. Как только я выполню три желания, - он посмотрел на Филиппа, - благородного водяного, я примчусь к тебе и припаду к твоим стопам.

Джинн опять осторожно постучал лбом о пол, поднялся, неторопливо надел халат и подпоясался шелковым платком.

- Так как тебя зовут? - повторил вопрос водяной.

- Милостью владыки нашего, великого и могучего, - снова завел джинн, - имя которого без жестокого наказания не может критиковать ни одно живое существо, согревающее воздух своим дыханием, зовут меня, недостойного раба, Селим аль Селим ас Селим абу Селим ибн Селим.

- Хм... - удивился водяной, - а почему у тебя такое длинное имя, и все одно и то же: Селим, и Селим, и Селим?

- Да будет тебе известно, почтеннейший, что я джинн в пятом поколении, и каждый мой уважаемый предок носил красивое, славное и гордое имя Селим. Это у нас такая семейная традиция. Неужели ты таких простых вещей не понимаешь?

- Ну, вы даете... - водяной не обратил внимания на непочтительный вопрос джинна. - Сплошные Селимы. Как вы там между собой разбирались?.. Ладно, это ваши заботы, - решил он, не дождавшись ответа. - А по-нашему назвать, это что же будет?.. Селим... Селим... Ладно, пусть будет Семен. Подходит? - решил он посоветоваться с приближенными.

- Подойдет, - согласилась ключница. - Знала я одного Семена, тот правда был ростом пониже и на один глаз кривой, а так очень похож.

- Так точно, подходит! - поддержал хозяина Ефтей.

- По-моему Селим очень хорошее имя, - пустился в спор джинн. - Называйте меня лучше, Селим.

- Нет, - покачал головой водяной. - Селим это не по-нашему. Раз ты, Селим, в наш омут попал, и служишь нам, по-нашему, и называть станем. Будешь с сегодняшнего дня Семеном.

Водяной посмотрел на небольшую бутылку, потом перевел взгляд на здоровенного джинна.

- Ты, я смотрю, парень непростой и напористый. Соображалка у тебя должно быть работает. Скажи-ка нам, как ты в эту бутылку попал?

Джинн поморщился, вопрос был ему неприятен.

- Не стесняйся, здесь все свои. Обманом тебя в нее заманили, или наказание у вас такое суровое?

Не хотелось Селиму рассказывать, как он в бутылку попал.

- Вот ты мне скажи, - попросил он Филиппа, - бывали у тебя в жизни случаи, когда ты глупости делал? Только откровенно.

- Предположим, - усмехнулся водяной, и по этой его усмешке можно было понять, что случалось с ним такое не особенно редко.

- И после каждого такого случая, ты по всем своим знакомым бегал и каждому о своей глупости рассказывал?

- По правде сказать, не особенно я старался рассказывать. - признался Филипп.

- Вот и я не особенно стараюсь.

- Понятно, - джинн начинал водяному нравиться... - Так вот, Семен, есть у меня одно срочное дело... Ты, ведь, должен выполнить три моих желания? Так?

- Воистину, почтеннейший. Я обязан беспрекословно и точно выполнить три твоих желания, высказанных вслух и по доброй воле. Так в Уставе фирмы записано, - подтвердил Селим.

- А мне три не надо. Выполнишь одно желание, я тебя от остальных двух освобожу.

- Нет, почтеннейший, - с явным сожалением возразил джинн. - Моя трудовая книжка лежит в отделе кадров, на фирме и от Устава разработанного и утвержденного руководством фирмы ты меня освободить не можешь. А согласно ему я должен выполнить три желания. Ни больше, ни меньше.

- Как хочешь. Мне, по правде сказать, от тебя ничего и не надо. Здесь все только и делают, что мои желания выполняют. Но есть у меня одно желание, которое они выполнить не могут. Вот я тебе и хочу дать поручение.