Суета вокруг барана

-- Никуда не убежит. Мы с ним договорились. Баран должен бояться хозяина и любить его.

-- Так бояться или любить? - попытался уточнить Лисенко.

-- Главное - чтобы боялся. А если будет бояться, то и любить будет.

Урюбджур довольно сильно стукнул барана по шее, затем развязал узел и бросил веревку на землю. Баран оказался на свободе. И тут выяснилось, что эта пресловутая свобода, к которой он, по мнению некоторых участников экспедиции, все время так рвался, ему совершенно не нужна. Ему нужен был настоящий хозяин, который может и мордочку погладить и по шее стукнуть. Баран стоял, задрав голову, и смотрел на Урюбджура влажными влюбленными глазами, как на родного.

-- Ты подожди, я девчатам помаячу, - попросил Лисенко. - Они к нему привыкли. Я им помаячу - сразу прибегут попрощаться. Шеф их ради такого дела с работы отпустит.

Шеф действительно отпустил девчат попрощаться с Геродотом, и они тут же легкой стайкой понеслись к лагерю. Понимали, что без них Геродота не уведут, но на всякий пожарный случай поторапливались.

Сам, конечно, с ними не пошел, не хватало еще, чтобы профессор, к тому же начальник экспедиции, на виду у всех бегал в рабочее время с баранами прощаться. И Петя не пошел. Из принципа не хотел прощаться с этой зловредной скотиной, которая постоянно, как какой-нибудь вредитель и диверсант, отвлекала его от научной работы.

Александр Александрович тем более не собирался участвовать в проводах барана. Он последние дни и так все время старался быть подальше от этого неразумного животного и теперь, со своего безопасного далека, с удовольствием наблюдал за тем, как Геродота собираются увести из лагеря, и чувствовал себя победителем в их противостоянии, во время которого полностью проявилось торжество разума перед грубой силой. Ведь в конечном итоге добродетель в лице Александра Александровича Онучина, потомственного дворянина и шофера Академии Наук СССР восторжествовала, а невежество, зло и агрессивность в лице барана совершенно неизвестной породы и незаслуженно носившего древнегреческое имя Геродот - были наказаны.

А девчата обнимали Геродота, чесали ему шею, загривок, гладили мордочку... Всеми возможными способами демонстрировали свою любовь. Баран стоял как вкопанный, закрыв глаза от удовольствия.

-- Хороший ты мой... - ворковала Александра Федоровна. - Ты уж нас не забывай, ты к нам в гости приходи.

-- Накормим, напоим и сказку расскажем, - поддержала ее Галя, - почесывая барана за ухом.

-- Ты у нас самый красивый, - шептала Геродоту Серафима. - Сейчас я тебе ленточку поправлю. - Она развязала красную ленточку на шее барана и стала завязывать ее по-новому, чтобы бант был пышней.

-- Неправильно делаешь, - остановила ее Александра Федоровна.

-- Ты мне про это не говори, я у нас во дворе лучше всех банты завязываю, - не согласилась Серафима.

-- Цвет не тот. Красные девочкам завязывают. А Геродот у нас мальчик. Мальчикам надо голубую ленточку.

-- Да, мальчик, - вынуждена была согласиться Серафима. - Ничего себе мальчики пошли: мохнатые и рогатые. Ладно, сейчас голубую принесу.

Она исчезла в палатке, но тут же появилась снова и повязала на шее Геродота широкую голубую ленту, соорудив пышный бант.

-- Вот теперь ты у нас красавец!..

-- Долгое прощание подтачивает силы души, - напомнил Урюбджур. - Своими нежными ласками вы вселяете в его душу тоску и неопределенность

-- Так мы ведь любим его, - попыталась объяснить Серафима. - Нам жалко с ним расставаться.

-- Вы его, пожалуйста, не обижайте, - попросила Верочка. - Он хороший и ласковый.

-- Не обидим, - успокоил ее Урюбджур. - У нас в степи все живут в мире и согласии, никто никого не обижает. Бараны людей не обижают. Люди баранов тоже не обижают.

Он легко вскочил на свою вороную кобылку.

-- Ты, Урюбджур, когда свободное время будет, подкочевывай к нам, посмотришь, чего нового раскопали, посидим, поговорим, - пригласил Лисенко.

-- Непременно приеду, - пообещал Урюбджур. - Хорошо мы с тобой сегодня поговорили, давно так хорошо не разговаривал. А все что нужно я с собой привезу, - довольно прозрачно намекнул он, на то, что материальное обеспечение для хорошего разговора берет в этот раз на себя. - Как только свободное время будет, сразу прискачу.

-- Не забудь.

-- Я, - возмутился Урюбджур. - Ты знаешь, какая у меня память?

-- Знаю, знаю, - Лисенко рассмеялся. - Если что-нибудь решишь сделать - никогда не забудешь.

Урюбджур тоже рассмеялся.

-- Запомнил. Вот и хорошо, что запомнил. Правильно, есть у меня такое кредо.

-- Так что приезжай!

-- Так что приеду! А вы что-нибудь интересное для науки выкопайте. Чтобы всех потрясти. Чтобы вам все завидовали. А я вам скоро мясо привезу. Через два дня привезу, или через три. Успехов вам!

Он поднял правую руку, махнул ею и крикнул что-то по-своему, по степному. Вороная поднялась на дыбы, весело ржанула, потом опустилась на все четыре и пошла, и пошла в степь, только копыта замелькали. А следом за всадником, стараясь не отстать, помчался баран. Он бежал быстро, не оглядываясь на лагерь, в котором провел столько времени, на девчат, что кормили и поили его, привязали на шею голубую ленточку и только что так нежно ласкали.

-- Даже не оглянулся ни разу, - вздохнула Александра Федоровна. - Девочки, я домой хочу.

-- И мне что-то домой захотелось, - задумалась Серафима. - А знаете, без Геродота сразу как-то скучно стало.

-- И пусто, - подтвердила Галя.

Всадник и баран тем временем все больше и больше удалялись от лагеря археологов и наконец скрылись как раз в том месте где земля закругляется.

КОММЕНТАРИИ

СУЕТА ВОКРУГ БАРАНА

292

... Золотого коня с серебряной гривой экспедиция не находила. Чего не было, того не было. Слухи, которые неведомо кто распускал, совершенно не соответствовали действительности. Черепки от старинных горшков - да, обломки кремневых скребков - да, ржавое железо, различные кости и даже совершенно целые скелеты - сколько угодно. А с золотом при раскопках всегда довольно туго. Наши далекие предки, как правило, не особенно щедро экипировали своих покойников, отправлявшихся в загробную жизнь: немного продуктов и кое-что из товаров местного ширпотреба. Были уверены, что остальное те получат по прибытию к месту назначения. А драгоценностей вообще не давали. Очевидно, считали, что изделия из золота и других драгоценных металлов в райских кущах не нужны, ибо спросом не пользуются.

... Инструктор райкома партии был для чабана самым большим и самым могущественным начальником. Когда Инструктор приезжал в колхоз, председатель надевал новую папаху, резал самого жирного барана и вынимал из железного ящика самый хороший коньяк. А когда Инструктор уезжал, ему в машину клали еще одного барана, тоже жирного. И что бы Инструктор ни велел, председатель сразу все делал - такой это был начальник. Чабан, конечно, знал, что есть начальники и побольше чем Инструктор райкома. Первый секретарь Обкома - вот это очень большой начальник. И в Москве тоже есть, на то она и Москва. Но о таких больших начальниках четкого представления не имел и никого из них не видел. Они были для него где-то далеко за облаками, непостижимы и неосязаемы, как сам Аллах.

... In situ, лат. - В месте нахождения. Когда в древнем Риме так говорили, то имели в виду, конечно-же, не кости скелета. Это уже археологи приспособили звучное выражение к своим раскопкам. Латынь все-таки, солидно звучит, подтверждает, что люди не просто так копают - наукой занимаются.

... In vino veritas, лат. - Истина в вине. Произнося эту фразу, некоторые наши современники считают: еще древние знали, что в вине можно найти истину. И весьма усердно ищут ее. У римлян -же она имела совершенно другой смысл: "выпивший выбалтывает правду".

... Omnia Gallia es diwedit et partes tres, лат. - "Вся Галлия разделена на три части". - Так начинает Гай Юлий Цезарь свою книгу "Записки о Галльской войне". Цезарь, как известно, в основном, увлекался политикой, женщинами и военными походами, но в перерывах между ними успевал еще и книги писать. До нас, кроме вышеназванной, дошло еще одно его произведение: "Записки о гражданской войне". По отзывам специалистов, автор, несомненно, обладал литературными способностями. Возможно, что если бы Цезарь не занимался политикой, а посвятил себя литературе, он прожил бы не 56 лет, а значительно дольше. В те далекие времена политики жили мало, а писатели долго.