Страница 70 из 79
-- Конечно, они же не просто так зарплату назначают. Они думают, и все очень четко планируют. У нас же плановое хозяйство. Кто в торговле работает, тем назначают маленькую зарплату, потому что они могут взять на работе все, что им нужно. И на швейной фабрике тоже маленькую - там всегда можно взять, сколько хочешь материала. А вот где танки делают, там назначают большую зарплату потому, что танк домой не возьмешь.
-- Так ты считаешь, что все это продумано?
-- Конечно, они ведь заботятся о народе.
А может быть Урюбджур прав, - подумал Лисенко, - Может быть эти министры, действительно, назначают зарплату, на которую нельзя прожить исходя из того, что остальное люди где-то уворуют? Бред какой-то...
-- По-твоему они предвидят, что ты поедешь на ток и возьмешь шесть мешков зерна?
-- Что значит предвидят. Они в этом уверены. Иначе они не назначили бы зарплату в семьдесят шесть рублей сорок копеек. Понимаешь, их решение направлено на то, что народ сам будет перераспределять материальные ценности.
-- И ты, значит, определяешь, сколько надо перераспределить в свою пользу?
-- Не я определяю. а природа. Количество продуктов. которое мне необходимо, чтобы жить и работать, чтобы воспроизводить свою рабочую силу, определяется самой природой. Здесь все точно. Природа ошибиться не может. Согласен?
-- Предположим - согласен.
-- Это хорошо, начинаешь понимать... Так что я просто следую законам природы. Законы, которые пишут люди, бывают правильные, бывают неправильные. С ними можно делать все, что хочешь. А законы, которые создает природа изменить нельзя. Они вечны. И если все люди будут поступать по законам природы, то всем всего будет хватать.
-- Очень интересно, - не мог Лисенко отказать Урюбджуру в оригинальности его теории. - Ну а если тебя, скажем, поймают, когда ты зерно с поля повезешь, шесть мешков.
-- Зачем меня ловить? - искренне удивился Урюбджур. - Я ничего такого не делаю, чтобы меня ловить надо было. - Кто же меня ловить будет.
-- Милиция. Они могут подумать, что ты зерно воруешь. Они ведь могут не знать, что ты просто берешь по потребности, как при коммунизме.
-- Милиция не станет ловить.
-- Почему это тебя милиция не станет ловить?
-- В милиции тоже люди работают.
-- Что - же, ты им будешь объяснять про свои потребности и про то, что их регулирует природа?.. Боюсь, что они тебя могут не понять.
-- Зачем объяснять. Я же говорю, в милиции тоже люди работают. В милиции тоже каждый насыпает себе. Кто четыре мешка, кто десять. У них тоже маленькая зарплата. Сколько нужно, столько и насыпает.
-- Тогда конечно, - не мог не согласиться Лисенко. И сразу остыл, потому что если здесь каждый насыпает себе, сколько нужно, то спорить совершенно не о чем. Просто надо срочно ехать в Саратов, собирать свои манатки, и перебираться в Солнечную Калмыкию. - Давай-ка, мы выпьем еще по одной, за вашу славную милицию, - предложил он.
-- Давай, - охотно согласился Урюбджур. - Давай за милицию. Там тоже хорошие люди работают.
Выпили еще по одной и закусили великолепным галиным салатом.
-- А теплая водка вполне ничего. Вполне можно пить, - окончательно признал Лисенко.
-- Я же говорю тебе, что гусары, не дураки были. Надо нам с тобой все-таки попробовать такую, чтобы горела.
-- Надо, - согласился Лисенко.
За обстоятельным разговором у хороших людей время бежит незаметно. Закончили и бутылку, которую достал из своего рюкзака запасливый Лисенко и над шикарным салатом, что Галя приготовила, тоже основательно поработали. Только разговор никак не могли закончить.
Поговорили о том, что надо бы провести в Элисту железную дорогу, потом о скорпионах, млечном пути, ценах на железнодорожные билеты и атомной войне. От нее совершенно логично перешли к Атлантиде и общими усилиями отвели ей место на острове Сантарин в Средиземном море. С Атлантиды перекинулись на абстрактную живопись и определили, что дурят нас все, кому только не лень. Затем перебрались на Марс и твердо решили, что жизнь там есть. Может быть и неразумная, но есть. И ничего в этом плохого. На Земле неразумной жизни тоже гораздо больше, чем разумной.
До чего же широким оказывается круг интересов, когда встречаются два понимающих и уважающих друг друга человека, особенно если есть у них по бутылке на брата и приличная закусь. А теплая водка хорошему разговору вовсе и не помеха а, как оказалось, совершенно наоборот, потому что разошлась она очень даже нормально.
К сожалению, каждое хорошее дело имеет не только начало, но и конец. Когда собеседники горячо обсуждали преимущество советских танков перед американскими, Урюбджур неосторожно глянул на часы.
-- Ого! - удивился он. - Засиделся я здесь. Пора отправляться к своим пенатам.
Лисенко не стал удерживать гостя. Хотелось вообще-то, поговорить еще и о тушканчиках: прыгают, подлые, на двух ногах, ну совсем как кенгуру. Одна только разница - что сумок нет. Может быть дальние родственники? И еще кое о чем интересном можно было поговорить. Но водка все равно кончилась, так что нечего человека задерживать. Раз нужно ему к пенатам, пусть двигает.
-- Ты не забудь барана известного под именем Геродот, - на всякий случай напомнил он. - Самое главное - не забудь барана.
-- Я ничего не забываю, - прищурился Урюбджур. - У меня память, знаешь какая?! Отличная память. У меня так: если решил что-нибудь сделать - никогда не забуду.
-- Это здорово, - похвалил Лисенко. - Очень хорошее качество. Ты понимаешь, Урюбджур, насколько это важное качество?
-- Понимаю. Качество всегда переходит в количество - есть такой закон у диалектики.
-- Наоборот, - поправил его Лисенко. - Количество переходит в качество.
-- Это сначала количество переходит в качество, а потом уже наоборот: качество начинает переходить в количество, - заупрямился Урюбджур. - Круговорот получается. Диалектику я помню. Знаешь, какая у меня память?
-- Знаю, отличная. Если что-нибудь решил сделать - никогда не забудешь...
Следует отметить, что приняв на грудь по бутылке, собеседники выглядели вполне достойно и дикция у них пострадала лишь самую малость. А о сорокоградусной можно было догадаться лишь по блеску глаз да по масштабу рассуждений и их глубокомыслию.
Собеседники выбрались из палатки, и пошли к Геродоту. Тот терпеливо ждал. Как остался стоять, когда они ушли в палатку, так и стоял до сих пор на том же месте и в той же позе. И никакого у него от этого длительного ожидания чувства протеста не возникло и никаких жалоб не появилось. Смотрел он на идущих к нему людей так же преданно и с той же любовью. Уж в чем-чем, а в терпении барану не откажешь, и в постоянстве тоже. Позавидовать можно.
-- Ко мне домой пойдем, - подмигнул ему Урюбджур. - Там тебя овечки ждут, хорошие такие овечки, очень на тебя похожие: все беленькие и парнокопытные. И будешь ты у них primus среди равных.
-- Б-е-е-е-е-е! - баран явно обрадовался тому, что пойдет домой к Урюбджуру. Он не понимал латынь и не знал что такое primus, но мысленно махнул на это дело копытом: в своей простой и здоровой жизни он прекрасно обходился без знания латинского языка. Геродот узнал главное - что встретит там беленьких овечек. Овечки - это было вполне понятно и прекрасно. Может быть, и бараны будут. А то все один да один, перебебекнуться не с кем и пободаться не с кем. А он привык жить в коллективе. И, кроме того, он столько интересного мог теперь рассказать этим овечкам и баранам. В коллективе его ждала слава. А кто из баранов откажется от заслуженной славы...
-- Только веди себя прилично и подобающе, - предупредил Урюбджур, а то бить буду.
Геродот покорно завилял хвостиком и пригнул голову, предлагая Урюбджуру хоть сейчас выполнить свою угрозу. Но Урюбджур бить барана не стал, наоборот, он ласково погладил ему мордочку и стал отвязывать веревку.
-- Может убежать, - предостерег Лисенко. - У нас уже однажды убегал. Мы его всей командой ловили, удовольствие ниже среднего. У него же четыре ноги, а у нас по две. Разве догонишь.