Суета вокруг барана

-- Я это понимаю, что со странностями, но чтобы водку не пить... - Урюбджур у которого после недельного загула голова была довольно тяжелой поморщился и вдруг застыл: - слушай, а как же ваш профессор тогда похмеляется? - Он уставился на Лисенко, и глаза у него от великого недоумения стали почти круглыми.

-- А он и не похмеляется, ему не надо.

-- Как это - не надо? - Урюбджура явно заклинило. - Похмеляться надо всем. Голова у всех болит.

-- Так он же водку не пьет, у него и похмелья не бывает. Значит, и похмеляться ему не надо, - спас от приближающегося шокового состояния своего собеседника Лисенко.

Урюбджур долго и старательно думал и в конце - концов уяснил.

-- Ты смотри, как интересно получается. Если не пить, так и похмеляться не надо. Вот ведь как в жизни бывает...

Студенты отправились вслед за начальством, а Галя, как ей было указано, осталась в лагере и тут же вмешалась со своими кухонными делами в серьезный мужской разговор.

-- Можно банку тушенки открыть, - предложила она, - можно салат сделать, могу яичницу поджарить...

-- Какую яичницу? - не понял Урюбджур, мысли которого в это время находились где-то далеко, в области целебных свойств вино -водочных изделий.

-- Это она про закусь, - объяснил Лисенко. - Закажем наше фирменное блюдо, - предложил он.

-- Я гость, ты угощаешь, - согласился Урюбджур, не имевший представления о фирменном блюде экспедиции. Какая разница, чем закусывать.

-- Давай свой фирменный и побольше, полную миску, - решил Лисенко. - Я только сейчас захвачу самое главное, - подмигнул он Урюбджуру. - Одну минуту.

Профессор занимал большую пятиместную палатку. Здесь хранились и все запасы продовольствия, и все имущество экспедиции, и наиболее интересные материалы раскопок. Лисенко тут же увидел ящик, о котором говорил шеф. Это был хорошо знакомый вьючник с длинными ремнями, каким-то чудом сохранившийся у шефа, еще с тех пор, когда он молодым аспирантом бывал на раскопках в этой же Калмыкии.

Лисенко отбросил крышку исторической реликвии и начал осматривать хранящиеся в ней сокровища. В ящике находился бритвенный прибор шефа, и новый шпатель, и старенький фотоаппарат со штативом, которым профессор делал снимки, катушка черных ниток и неизвестно как попавшая сюда пачка соли. А в углу стояли две четвертинки водки.

-- Две бутылки! - удивился Лисенко. Такого он даже от своего шефа не ожидал. И тут он поверил, что профессор человек непьющий. Это же надо - назвать четвертинки бутылками! Каким же далеким от мира сего и вино - водочных изделий так широко в нем распространенных должен быть человек, который может такое сказать.

Профессор, конечно, рассчитывал, что обмывание ограничится одной "бутылкой" и Лисенко с удовольствием подумал, что тут-то шеф и просчитался. Без всяких угрызений совести он прихватил с собой обе.

Урюбджур удивленно посмотрел на четвертинки, потому что подобной несерьезной тарой пренебрегал и, вообще, был уверен, что не могут два уважающих друг друга человека ограничиться такой малостью. Но из вежливости промолчал, полагая, что это только для начала.

-- Пошли ко мне в палатку, - решил Лисенко. - На улице еще жарко.

В палатке было не на много прохладней, но все-таки тень, и слабый ветерок продувал ее через поднятые края. Лисенко уселся на свою раскладушку, усадил Урюбджура на петину, а между раскладушками поставил ящик, вот и получился отличный стол. Потом порылся в вещмешке и вынул оттуда небольшой граненый стаканчик грамм на семьдесят. Тут и Галя заглянула в палатку.

-- У меня все готово - сообщила она. - Снедь подавать, или как?

-- Давай, неси... И чтобы быстро: одна нога здесь другая - там, и наоборот. Это у нас повариха из крепостных, - сообщил он Урюбджуру. - Талант у нее. Когда она что-нибудь приготовит - пальчики оближешь. Так что на закусь налегай с усердием. Только у нас в экспедиции и только в этом сезоне. Учти, ни в одном ресторане, такое не подадут.

-- Налягу с усердием, - пообещал Урюбджур.

Галя внесла и поставила на ящик тарелку со щедро нарезанными ломтями черствого хлеба и большую эмалированную миску. Вначале казалось, что миска эта заполнена кусками розовой мясистой помидоры, но, приглядевшись можно было увидеть крупно нарезанные белые куски сваренных вкрутую яиц, бирюзовые кружки сочного столового лука, остроконечные дольки чеснока. Все это чуть ли не плавало в янтарном, светящемся подсолнечном масле.

-- Эх, хорошо! - крякнул Лисенко. - Видишь, какая прелесть. Спасибо Галина, уважила гостя.

-- Не обессудь, батюшка, покидаю я вас, на раскопки ухожу, - сообщила повариха. - А посуду, барин, сам помоешь. Все равно скоро социалистическая революция грянет, так что привыкай к самообслуживанию, - и ушла.

Урюбджур присмотрелся к непривычной закуске и в особый восторг не пришел. Не привыкли они здесь, в степи, к таким деликатесом как салат, закусывали просто мясом. Но вида не подал и уважительно кивнул.

-- Стопочку, - Лисенко наполнил стаканчик и подал его Урюбджуру.

Тот взял стопку, застыл, держа ее на весу, и прищурил глаза, предвкушая удовольствие.

-- За нашу встречу! - предложил Лисенко.

-- А себе? - спросил Урюбджур.

-- Жарко очень, теплая водка, - пожаловался Лисенко. - Я такую не могу.

-- Я что, по-твоему, сюда пить приехал! - Урюбджур поставил стопку на ящик, скрестил руки на груди и стал похож на рассерженного Будду. - Я посидеть приехал, поговорить приехал, компанию составить... А, может быть. у тебя больше водки нет? - скосился он на сиротливые четвертинки. - Так я сейчас поскачу, привезу ящик!

Лисенко понял, что пить придется. Он полез в вещмешок и вынул второй стаканчик.

-- Понимаешь, я еще никогда не пил теплую водку, - попытался он оправдаться. Боюсь. что не пройдет, - и Лисенко выразительно похлопал себя по груди.

-- Пройдет, очень даже хорошо пройдет, - Урюбджур сглотнул слюну, поднял свою стопку. - За ваши раскопки! Чтобы вы какую-нибудь старинную античную скульптуру нашли!

-- Ага, какого - нибудь местного Аполлона или, еще лучше, Венеру. А что, неплохо было бы. За Венеру Калмыцкую!

-- За Венеру Калмыцкую! И чтобы с руками была.

Чокнулись. Хорошо зазвенело. И прошла хорошо. Лисенко с удивлением понял, что теплая водка не такая уж гадость. Было в ней что-то заковыристое, необычное но вполне допустимое.

-- Лихо проехало! - оценил Лисенко, отломил кусочек хлеба и полуприкрыв глаза смачно понюхал корочку.

-- Проехало! - повторил Урюбджур и тоже понюхал корочку.

А потом отдали честь галиному салату. Помидора мясистая, спеленькая, мягкая, а лучок и чесночок на зубах хрустят, приятный такой хруст, аппетитный, и все это сочное, а сверх того еще и сдобренное ароматным подсолнечным маслом...

-- Хорошая закусь, - оценил Урюбджур. - Мяса в ней нет, но все равно -- хорошая. Скажу жене, тоже будет делать дома такую закусь, всем понравится.

Похмельную тяжесть головы первая же стопка как рукой сняла. Пусть кто-нибудь скажет, что водка не волшебный напиток. Урюбджур повеселел.

-- Ну так как тебе теплая водка? - добродушно спросил он.

-- А знаешь, прошла вполне нормально, - признался Лисенко.

-- Дегустация прошла нормально, дегустатор жив и чувствует себя хорошо, - сообщил Урюбджур худосочной четвертинке. - А горячую водку, которая огнем горит, ты совсем, наверно, ни разу не пил?

-- Нет, горячую воду не пил , - Лисенко налил еще по одной. - Давай за вашу Калмыкию, - предложил он.

-- Давай, за Солнечную Калмыкию! - подхватил Урюбджур.

-- Вот солнца у вас многовато, - пожаловался Лисенко. - Его бы в два раза меньше, как раз было бы.

-- Ничего, потерпишь, зато красиво у нас... Степь и над ним большое солнце. Это же как герб.

-- Вот-вот, а по бокам эти самые, носатые... Бегают у вас здесь целыми стадами. Забыл, как он называются - по бокам они на задних ногах стоят.